Наконец одевшись, он помчался в соседнюю комнату. Ее там не было. Можно, конечно, заглянуть в столовую, но там он ее тоже, скорей всего, не найдет. В глубине души он знал, что она уехала. Сбежала, словно преступница.
— Кто ты? — шепнул он в пустоту комнаты, выискивая глазами хоть какую-то позабытую ею вещицу, которую можно было бы потрогать, понюхать. Потом, вспомнив что-то, полез в карман куртки. На ладони заблестели семь золотых монет. Как такое понять? Торопясь поскорее скрыться, она прихватила с собой жалкие центы, отказавшись от целого состояния.
Его холодные серые глаза вспыхнули гневом. Он сжал в кулаке монеты, словно давая себе клятву. Когда-нибудь он дознается, почему она сбежала.
И она сама объяснит ему мотив своего поступка.
Глава 12
Мы с ней поцеловались на прощанье,
Попомните мои снова!
Мы с ней поцеловались на прощанье,
Ну а на палубе, когда залез в карман,
Я обнаружил, что казна пуста.
Красавица, ей-богу, ты мне больше не нужна.
НОЯБРЬ 1875 г.
— Одержимость выражается множеством симптомов. Боюсь, у него они все налицо. — Роуллинз заерзал, сидя в темно-красном кожаном кресле. В присутствии человека, стоявшего возле письменного стола, он чувствовал себя неловко. Мужчина задумчиво смотрел в окно. В городе бушевала вьюга. Экипажи сменили колеса на полозья, но проезжая часть в основном была запружена санями. Непогода притушила атмосферу суетливого оживления, обычно царившую в «Уиллардз-Сити». Окна гостиницы, годами бесстрастно взиравшие на перипетии борьбы за власть, на разрушительную работу всепроникающих щупальцев коррупции и — изредка — на проявления героизма, сейчас были затянуты белой пеленой беснующихся снежинок. В объятиях метели здание напоминало сидящее на корточках пустоглазое привидение.
— Я думал, Кейну надоела суровая кочевая жизнь. Роуллинз в ответ хмыкнул.
Его собеседник уловил насмешку в этом коротком звуке.
— Значит, тут замешана женщина? Господи, помилуй нас всех. Из-за нее он и отверг наше предложение?
— Если Кейн переживет эту напасть, он с радостью будет работать на вас, сэр. Дайте ему год сроку, и он вернется, и еще будет проситься на предложенную ему должность.
— Но почему он вдруг изменил свое решение? Я думал, он приехал в Вашингтон, чтобы остаться с нами.
Роуллинз покачал головой.
— Он надеялся, что забудет ее, сэр. Но вот ведь как получается: чем упорнее стараешься избавиться от наваждения, тем сильнее оно крутит тебя.
— Кейн нужен нам здесь. С тех пор как я увидел его в деле в Шайло, он не перестает восхищать меня. То, как он проявил себя, помогая сотрудникам маршальской службы, даже не поддается оценке. Уникальный человек. Именно то, что нам нужно.
— Служба безопасности за год не прекратит своего существования. И когда Кейн вернется, уверяю вас, господин президент, он полностью посвятит себя работе. — Роуллинз криво усмехнулся. — А сейчас от него все равно толку мало.
Грант наконец повернулся к нему. В последний раз Роуллинз видел его в горах Кентукки, и тогда Грант произвел на него неизгладимое впечатление. Он ехал на коне вместе с солдатами своей армии, как и они, весь в грязи с головы до пят в своей синей генеральской форме; золотые галуны изодраны, заляпаны глиной. Но никакие тяготы и опасности не способны были согнуть его гордую осанку, погасить одухотворенность в лице, лишить мужества, заставить позабыть о чести. Никто не Мог сравниться с ним. Разве что Ли[14].
С тех пор Грант сильно потучнел. И вид у него был утомленный. Очевидно, заключил про себя Роуллинз, коррупция среди государственных чиновников доставляет ему немало хлопот.
— Так куда отправился наш мятежник? Думаю, я вправе это знать, раз мне предложено ждать его так долго, целый год. — Грант вскинул бровь, — Мне незачем напоминать тебе о том, что идет второй срок моего пребывания на посту президента.
Роуллинз раздраженно вздохнул. Кейн ведет себя, как сумасшедший. С тех пор как эта женщина исчезла из Кэмп-Брауна в августе, он только о ней и думает, хотя и поклялся забыть ее. Роуллинз никогда прежде не видел Кейна таким, зловеще сдержанным и тихим, как в то утро, когда тот обнаружил, что она уехала. Роуллинз и некоторые другие из его товарищей предложили отправиться по ее следу, но Кейн отказался наотрез, заявив, что ни одна женщина не стоит того, чтобы гоняться за ней по дорогам преисподней. Он был оскорблен ее предательством.
Но на лице его отразились не только обида и злость. Кейн переживал отъезд девчонки как глубокую утрату и с каждым днем мучился все сильнее. Роуллинз не был уверен, что сумеет объяснить президенту состояние Кейна; он и сам толком не понимал, что у того на уме. Одно было ясно: Кейн не находил себе места от тоски. Девчонка тянула его за собой, и он в конце концов сдался. Утром Кейн отправлялся в Вайоминг. Гонимый одержимостью собственного воображения.
— Расскажи мне о ней. Кто она, эта женщина, пленившая Маколея Кейна?
— У нее какие-то крупные неприятности. Я в этом уверен. — Роуллинз опустил глаза. — Я говорил Кейну, что из-за нее он может попасть в беду и, вполне вероятно, что она этого не стоит. Вы бы видели ее лицо, когда она узнала, что Кейн вовсе не разбойник, а сотрудник маршальской службы. Я думал, она свалится в обморок прямо посреди прерии. Девчонка пришла в ужас. Было ясно, что она боится его больше, чем всех бандитов Кайнсона, вместе взятых.
— Думаешь, она подалась на запад, скрываясь от правосудия за какие-нибудь преступления в пользу конфедератов?
— Это исключено. Она совсем еще юная. К тому же северянка. Голову даю на отсечение. Это видно по ее походке, манерам. Так держатся только аристократки. Она напоминает мне женщин из Ньюпорта или Саратога-Спрингс. Женщин из богатых семей. Глядя на нее, сразу понимаешь, что она привыкла к роскоши, богатству.
— Так она богата?
— Сомневаюсь. Разве ехала бы она тогда в том дилижансе? К тому же на ней был вдовий наряд. Скорей всего, после смерти мужа она осталась без средств к существованию.
— Может быть, она скрывается от его семьи.
— Мы с Кейном тоже думали об этом. Но, будь она веселой вдовушкой, собственноручно порешившей своего супруга, зачем же тогда ей носить траур? И главное, почему же в таком случае она пустилась в дорогу без денег?
— Да, ты прав. Эта женщина — загадка. Где она сейчас?
— Кейн искал ее и нашел в одном позабытом Богом и людьми горняцком городишке в Вайоминге. Я посоветовал ему отправиться туда и разобраться с ней, чтобы избавиться от наваждения, но он считает, что ничего хорошего из этого не выйдет. Он очень боится спугнуть ее. Она может опять сбежать, так что он вообще ее не отыщет. Она работает в салуне в Нобле — так называется тот городок. Танцует за деньги с клиентами, но, похоже, зарабатывает она не только… черт, не хочется выражаться неделикатно…
— Думаешь, она — шлюха? — пришел на помощь Грант.
Роуллинз кашлянул. Не может он употреблять это слово, и все тут.
— Да, скорей всего так. Это-то и мучает Кейна. Он обратился к мэру Нобла с предложением взять его на должность шерифа. Разумеется, не упоминая о том, что он не просто рядовой служитель закона. Там уже пять лет нет шерифа, и отцы города чертовски обрадовались такому предложению. Муниципалитет только что утвердил его кандидатуру. Кейн сейчас в «Уилларде», пакует свои вещи…
— И все это ради женщины… даже не верится…
— Она очень мила, сэр. Настоящая красавица, я бы сказал. — Роуллинз погладил усы — первый признак того, что он размышляет о чем-то грустном.
— Красота не вечна. Разве Кейну об этом неизвестно?
— Еще как известно. Если и есть на земле человек, возле которого всегда вьются красивые женщины, так это Кейн. Но та девушка особенная, сэр. Я волнуюсь за Кейна. Он может угодить в беду.
— Почему?
— Ну, вы же понимаете, что за человек Кейн. Война здорово побила его. Искромсала, можно сказать. Растоптала все его идеалы, принципы к тому времени, когда он сложил оружие и отказался от борьбы. Он потерял семью, родной город разрушен. — Роуллинз смотрел на Гранта. — Честно вам сознаюсь, сэр, когда он предложил нам свои услуги, я не думал, что он сумеет пересилить себя. Он — волевой человек, хороший солдат, это верно. Но я сомневался, что он сможет работать заодно с теми самыми людьми, против которых сражался в Шайло и Геттисберге.
— Но он изумляет всех нас. Я не знаю другого человека, который бы так верно служил закону. И я понял, в чем дело.
Президент слушал внимательно, будто осмысливая каждое слово.
— И что же ты понял?
Взгляд Роуллинза стал тревожным.
— Все очень просто. Он потерял свою родину, и ее заменил закон. Он потерял семью, и ее тоже заменил закон. Он верен закону, как никто другой, и, боюсь, непреклонен в его толковании. Видите ли, принципы и идеалы, которые он отстаивал в войне, как выяснилось, утратили свою однозначность. Он боролся, сам не зная за что, и не хочет, чтобы подобное повторилось.
В глазах Гранта засветилось понимание.
— А прошлое этой девушки, похоже, преисполнено двусмысленностей.
— Вот именно. — Роуллинз бросил понурый взгляд в окно, за которым тянулась убранная в зимний наряд Пенсильвания-авеню. — Кейн может опять оказаться втянутым в войну. Во всем облике этой девушки кроется нечто таинственное, загадочное, что и делает ее особенно привлекательной, но ему с ней связываться опасно. Ее прошлое может погубить его.
Президент выпрямился, приняв внушительный вид.
— Я мог бы запретить ему ехать туда. Я — единственный, к чьим словам он сочтет нужным прислушаться, не считая, конечно, Ли… А Ли, да хранит Господь его душу, покинул нас навечно.
— Вы можете попросить его. Но он не останется. — Роуллинз тяжело вздохнул. — Кейн поедет за ней. И в общем-то, его тоска мне понятна — я ведь видел девушку. Она окутана облаком трагизма, которое кажется почти столь же вещественным, как и вуаль, скрывающая ее лицо. Будь она актрисой, наверное, ей не было бы равных в роли Офелии.