Четыреста с лишним викингов бросились бежать с обрыва во все свои восемьсот с лишним ног.
Брехуну Крикливому повезло: он приземлился на крышу собственного дома. Толстый слой мокрой травы задержал падение, и он голышом рухнул прямо в свое кресло у камина, ошарашенный, но целый и невредимый.
– ВСЕ ясно, – заявил Стоик Обширный толпе викингов, изрядно испуганных, но не побежденных. – Значит, крики не помогли.
Племена снова собрались на центральной площади деревни.
– И, так как наш флот выведен из строя, мы лишены возможности бежать с острова, – продолжал Стоик, – Что нам сейчас нужно, – заявил он, стараясь сделать вид, будто владеет ситуацией, – это доброволец, который подойдет к чудовищу и спросит ею, с чем он пришел – с МИРОМ, или с ВОЙНОЙ.
– Я схожу… – вызвался Брехун Крикливый, который как раз в эту минуту вернулся на площадь, всё еще изображая Героя. Он старался говорить веско и с достоинством, но трудно сохранять достоинство, когда в твоих волосах запуталась трава, а на плечах болтается платье тетушки Агаты – единственная одежда, которую Брехун нашел в доме.
– Брехун, ты что, умеешь говорить по-драконьи? – удивился Стоик.
– Честно говоря, нет, – признался Брехун. – Тут никто не говорит по-драконьи. Это запрещено приказом Стоика Обширного, Да Трепещет Всякий, Кто Услышит Его Имя, кх, гм, да. Драконы – низшие существа, на которых должно орать. А если говорить с ними, драконы могут слишком много о себе возомнить. Драконы коварны и должны знать свое место.
– Иккинг умеет говорить по-драконьи, – очень тихо сказал Рыбьеног в гуще толпы.
– Тс-с, – прошипел Иккинг и ткнул приятеля под ребра.
– Можешь, можешь, – настаивал Рыбьеног, – Разве ты не видишь? Это твой шанс стать Героем! А мы всё равно погибнем, так что воспользуйся случаем…
– Иккинг умеет говорить по-драконьи, – закричал Рыбьеног, на этот раз очень громко.
– Иккинг? – переспросил Брехун Крикливый.
– ИККИНГ? – недоверчиво повторил Стоик Обширный.
– Да, Иккинг, – подтвердил Старый Сморчок, – Маленький мальчик, рыжеволосый такой, на носу веснушки, ты как раз сегодня утром собирался отправить его в изгнание. – Старый Сморчок глядел сурово. – Чтобы кровь Племени не ослабла, помнишь? Твой сын, Иккинг.
– Спасибо, Сморчок, я хорошо знаю, кто такой Иккинг, – ответил Стоик Обширный, пряча глаза – Кто-нибудь знает, где он? ИККИНГ! Иди сюда.
– Похоже, ты всё-таки оказался полезен… – тихонько пробормотал Старый Сморчок.
– Вот он! – завопил Рыбьеног и хлопнул Иккинга по спине. Иккинг начал было ввинчиваться в толпу, но тут его заметили, подняли над головами и вынесли прямо к ногам Стоика.
– Иккинг, сынок, – спросил отец. – Это правда, что ты умеешь говорить с драконами?
Иккинг кивнул.
Стоик неловко закашлялся.
– Ситуация двусмысленная. Я знаю, что мы собрались изгнать тебя из Племени. Однако если ты сделаешь то, о чём мы тебя просим, то, уверен, от имени всех собравшихся я могу пообещать, что приговор будет пересмотрен. Мы все находимся перед лицом грозной опасности, и никто, кроме тебя, не умеет говорить по-драконьи. Будь так добр, сходи к этому чудовищу и спроси, с чем он пришел – с МИРОМ или с ВОЙНОЙ?
Иккинг молчал.
Стоик снова кашлянул.
– Можешь разговаривать со мной, – разрешил он. – Я отменяю запрет.
– Значит, изгнание отменяется, да, папа? – спросил Иккинг. – Если я пойду к этому Адскому Чудовищу и погибну, то меня сочтут Героем, достойным войти в Племя Лохматых Хулиганов?
Стоик смутился еще сильнее.
– Совершенно верно, – сказал он.
– ЛАДНО, – сказал Иккинг. – Пойду.
12. ЗЕЛЕНЫЙ СМЕРЧ
Одно дело – приближаться к первобытному кошмару в толпе из четырехсот викингов. И совсем другое – идти туда в одиночку. Иккинг с трудом заставлял себя передвигать ноги.
Стоик предложил ему охрану из своих отборных солдат, но Иккинг отказался.
– Меньше вероятность, что кто-нибудь выкинет какую-нибудь Героическую глупость, – сказал он.
Хотя барды особенно любят именно этот эпизод, считая его примером Невероятного Героизма Иккинга Кровожадного Карасика III, я с ними не согласен. Нетрудно быть храбрым, когда знаешь, что ничего другого тебе всё равно не остается, Б глубине души Иккинг знал, что Чудовище намеревается убить их всех. Поэтому терять ему было особо нечего.
Тем не менее, когда Иккинг выглянул с края обрыва, его спина взмокла от страха. Там, внизу, лежал, заполняя собой весь пляж, невероятно огромный Дракон. Казалось, он спал.
Но откуда-то из его живота доносилось странное пение. Песня была примерно такая:
«Я, Великий разрушитель,
Тут уселся на обед.
У китов вкусна печенка,
А у осьминогов – нет.
От акул навара много,
Но мой опыт говорит:
От их мелких острых зубок
Иногда живот болит…»
«Странно, – подумал Иккинг – Как это он поет с закрытым ртом?»
Но тут Дракон приоткрыл крокодилий глаз и заговорил с Иккингом. От испуга тот чуть не выпрыгнул из сандалий.
– А что тут странного? – спросил Дракон, явно забавляясь. – Дракон с закрытыми глазами не обязательно спит, откуда следует, что дракон с закрытым ртом не обязательно поет, вещи не таковы, какими кажутся. Эти звуки, которые ты слышишь, издаю не я, Это, мой ГероЙ, – поющий обед.
– Поющий обед? – переспросил Иккинг, вспомнив, что нельзя, никогда, ни в коем случае нельзя смотреть в глаза больших и злобных драконов, таких, как этот. Вместо этого он уставился на один из Драконовых когтей.
И это было ошибкой, потому что Иккинг увидел, что Дракон своей громадной лапищей прижимает к земле целое стадо жалобно блеющих овец. Он нарочно отпустил одну из овечек, позволил ей почти добежать до спасительных скал, а потом осторожно ухватил двумя когтями за шерсть и подбросил высоко-превысоко в воздух.
Иккинг и сам нередко проделывал этот трюк – с ягодами ежевики. А Дракон запрокинул громадную голову, и шерстистый комочек упал в разинутую пасть, которая тут же захлопнулась. Раздалось оглушительное чавканье, и Дракон проглотил несчастную овцу.
Тут Дракон заметил, что Иккинг оцепенело взирает на него, и приблизил к мальчику свою несусветную голову. Иккинга чуть не стошнило, когда из пасти Дракона зеленовато-желтым облачком вырвалось его зловонное дыхание, Это был запах самой СМЕРТИ – густая, головокружительная вонь разлагающегося мяса, гниющих тресковых голов и потных китов, давно погибших акул и заблудших душ. Отвратительные пары клубились вокруг мальчика мерзкими завитками, забиваясь в нос. Иккинг закашлялся и сплюнул.
– Некоторые утверждают, что овцу перед употреблением следует очистить от костей, – доверительно сообщил Дракон, – Но лично я считаю, что кости придают овце специфический приятный хруст. А иначе она была бы всего лишь куском низкокалорийного мяса…
Дракон рыгнул. Его отрыжка была идеально ровным кольцом огня, которое проплыло по воздуху, как облачко дыма изо рта курильщика, и опустилось на вереск вокруг Иккинга, так что тот оказался посреди огненного кольца. Однако вереск был сырым, и ярко-зеленое пламя очень скоро погасло.
– Упс, – хихикнул Дракон. – Прошу прощения… Маленькая застольная шутка…
Потом он водрузил исполинскую лапу на край обрыва, на котором стоял Иккинг.
– Однако людей, – задумчиво продолжал Дракон, – людей и в самом деле нужно очищать от костей и делать филе. Особенно мешает позвоночник – он часто застревает в горле…
Болтая так, ни о том, ни о сём, Дракон протягивал лапу всё дальше и дальше; из толстых подушечек на пальцах медленно выдвигались когти, похожие на гигантские клинки шести футов в ширину и двадцати футов в длину, на концах острые, как хирургический скальпель.
– Удалять человеческий позвоночник – дело тонкое, – вещал Дракон. – Но у меня получается очень хорошо… Надо сделать всего один маленький надрез сзади на шее, вот здесь… – он показал на шею Иккинга, – а потом быстро провести когтем вниз и вытащить хгребет. Практически безболезненно… для меня.
Глаза Дракона светились искренним блаженством.
Иккинг лихорадочно соображал. Когда смотришь в лицо Смерти, это очень ускоряет мыслительный процесс. Какие из своих знаний о Драконах он может применить против такого Неодолимого Монстра?
Перед его мысленным взором встала страница с Драконьими Мотивациями, БЛАГОДАРНОСТЬ: как известно, драконам она неведома, СТРАХ: безнадежно, ЖАДНОСТЬ: не самая удачная идея на данный момент. ТЩЕСЛАВИЕ и ЖАЖДА МЕСТИ: возможно, пригодятся, но Иккинг не мог придумать, как. Оставались АНЕКДОТЫ И ЗАГАДКИ. Этот Дракон, видимо, расположен пошутить, И, судя по его манере разговора, считает себя философом. Может быть, удастся выиграть время, если втянуть его в умную беседу…
– Я слыхал люди иногда поют ради обеда, – сказал Иккинг. – Но чтобы обед пел сам!…
– Хороший вопрос, – удивился Дракон. – Я бы даже сказал, отличный вопрос. – Он втянул когти, и Иккинг с облегчением вздохнул – Давненько я не встречал таких умных обедов, обычно они цепляются за свою жалкую жизнь и не задают По-настоящеллу Серьезных вопросов.
– Я теперь дай подумать, – сказал Дракон. За размышлениями он подцепил на коготь излишне громко протестующую овцу и тщательно ее прожевал. Иккингу было жалко овцу, но он радовался, что сам не оказался на ее месте в ненасытной глотке Ужасной Рептилии.
– Как бы это попроще объяснить, человечек, чтобы стало понятно для мозга гораздо меньшего и не такого умного, как мой… Видишь ли, все мы в некотором роде обеды. Ходячие, говорящие, дышащие обеды, возьмем, например, тебя. Ты вот-вот будешь съеден мною, значит, ты – обед. Это очевидно. Но даже такой смертоносный хищник, как я, рано или поздно станет обедом для червей. Мы все выхватываем драгоценные мгновения из безжалостных челюстей времени,