Здесь же клубника наполовину смешана с еще какими-то растениями, листья и ягоды мелкие-мелкие. Я на пробу сорвала одну ягодку и сунула в рот. Вполне съедобно. Даже вкусно. Я не ела фруктов и овощей уже целую вечность. Кажется, последним было то злосчастное яблоко, что дал мне Лаэрт в наше первое совместное утро.
Я ползала на коленях, срывая клубнику одну за другой. Ягоды были размером чуть больше моего ногтя, поэтому о насыщении даже речи не шло.
Отрезвила меня мысль о змеях. Хитро изогнутая ветка, валяющаяся на земле, напомнила мне змею. Я взвизгнула и вскочила. Кажется, все лягушки, ящерицы и даже бабочки, наслаждавшиеся жизнью в этом маленьком уголке, посмотрели на меня с осуждением.
Вот что бывает, когда забываешь о главном. Клубника подождет. Будет мне на ужин. Сейчас нужно решать более долгосрочные вопросы. К примеру, понять, растет ли тут что-то еще. Пока улов не слишком впечатляет: кусты с неспелыми ягодами и немного мелкой клубники.
Раз уж я подалась в сельское хозяйство, нужно, как минимум, добиться в этой области успеха. Я же принцесса. Я обречена на успех. Здесь ничего не растет? Значит, посажу! Надо только семена найти. А среди всего, что тут есть, можно и семена найти. Почему нет? Я же нашла книжку и почти приличные сапоги. Вот и семена могут где-то быть. Этот дом и огород явно были обжиты когда-то. Обитал тут некто, занимающийся всем этим. Кто-то сажал эти кусты, пропалывал эту клубнику, ходил куда-то в этих изгрызенных мышами сапогах. Может, это был Лаэрт, может, предыдущие владельцы, не имеет значения. Важно лишь то, что теперь тут всем заправляю я.
Глава 10
— Интересно, это семена или не семена? — задумчиво бормотала я, глядя на какие-то малопонятные коричневые рисинки. — И что из них вырастет? Какой-то сорт риса?
Искать свои будущие овощи и фрукты я полезла в ласточкин сарай. В доме-то точно ничего нет, там я все обыскала. В хлеву тоже ничего похожего на семена не обнаружилось. Впрочем, может, просто плохо искала. Там столько разнообразных малопонятных штук.
— Наверное, стоит попробовать. Посажу их, а там посмотрим.
Птенцы под потолком только запищали, требуя еды. Надо же, какие прожорливые. Их мать-одиночка целыми днями летает и летает, а они только и делают, что жалуются. Им бы мою няню на пару дней, живо перестали бы возмущаться.
— Значит, пора приниматься за земледелие, — сказала я, ощущая, как длинное слово «земледелие» солидной тяжестью оседает на языке. Наконец-то у меня есть дело.
Пробежавшая по земляному полу мышь живо продемонстрировала мне, откуда взялись «рисинки». Она оставила за собой целую россыпь таких. Гадость какая. Гадость! Нет, это, определенно, не семена. Фу! И я их в руках держала!
Пришлось бежать мыть руки. Умывалась я с таким энтузиазмом, что чуть не стерла себе кожу. Какая же мерзость! Все понятно, птенцы не еды требовали, они просто глазели на меня сверху и потешались. Смеялись надо мной.
Плюхнувшись на крыльцо, я смотрела, как любящая мать носит своим детям еду и думала о том, что меня-то точно никто кормить не будет. Вся эта сельская жизнь оказалась сложнее, чем я думала. В огороде лягушки и змеи, в сарае мыши и ласточки. Сплошная живность, а есть нечего. Может, отправиться в город? А что там делать? Просить подаяние? Или устроиться на работу? Кем, интересно? Принцессой? У них есть король Дроздобород, чтоб ему там икалось, им принцессы не нужны. А больше я ничего не умею. Ласточка все летала в сарай и летала. Во время очередного ее полета я подняла взгляд и заметила, что сарай-то с чердаком. Вот где я еще не была! Может, там найдется что-то полезное?
Вход на чердак был не изнутри, как на чердаке в доме, а снаружи. Приставив лестницу к стене, я подобрала подол юбки, чтобы не мешался, и полезла наверх. Перекладины пошатывались и поскрипывали, но в целом вели себя послушно и не ломались. Старая иссохшая дверца, казалось, была приварена к проему и не желала поддаваться моим усилиям. Я тщетно дергала покрытую ржавчиной металлическую ручку, вцепившись в нее всеми силами, когда вдруг почувствовала, что лестница из-под моих ног куда-то исчезает. Мгновение, и она уже лежала где-то внизу, а я болталась в воздухе, вцепившись в ручку.
— Просто восхитительно, — не без сарказма произнесла я. Обер-гофмейстерина всегда говорила, что сарказм это низшая форма остроумия, но она, видимо, никогда не висела на сарае, цепляясь за ручку хлипкой чердачной дверцы. И пусть ласточкин сарай это довольно невысокое сооружение, падать с него я совсем не хотела бы. С моей удачей я переломаю себе ноги, и найдут меня только когда местная живность обглодает труп незадачливой принцессы.
— Иррумабо! Лестерусова ирдина! Чтоб вам всем икалось у лырса на вурсу! — отводила я душу ругательствами. Сама не знаю, откуда у меня такие познания, но в критический момент в моей памяти всплыла масса неприличных слов. Если бы это услышала обер-гофмейстерина, я бы месяц сидеть не могла.
Держась обеими руками за ручку, я уперлась ногами в стену и… и, конечно, на сей раз невысокая деревянная дверца поддалась и распахнулась. Меня замотало на дверце взад и вперед. Несколько секунд я болталась туда-сюда, а потом, дернувшись пару раз, как выброшенная на берег рыба, смогла зацепиться ногами за чердачный порожек. Рыбам такое и не снилось! Я молодец! Почти… Еще немножко… Чуть-чуть еще… Немножко подтянуться и закинуть свое тельце на чердак.
— Вам помочь? — вежливо, но с легкой насмешкой поинтересовался незнакомый мужской голос.
От унижения кровь прилила к ушам, а по шее поползла волна жара. Посторонний мужчина видит меня в таком виде: бестолково болтающейся на дверце сарая и ругающейся, как королевский садовник, когда отцовские собаки сбежали из псарни и, гоняясь за кошкой, вытоптали все бегонии.
— Знал бы, что услышу, пришел бы с бумагой и карандашом. Такие образцы устного жанра записывать надо.
Изогнувшись изо всех сил, я все же смогла впихнуться в чердачную дверцу, влетев в нее, как пушечное ядро. А мужчина продолжал:
— Мадам, если вам требуется помощь, я буду счастлив снять вас оттуда.
Мое тело лежало на грязном полу, а голова свисала вниз. Расположенный вниз головой мужчина на белом коне казался смутно знакомым. Я перевернулась на живот и принялась рассматривать мужчину внимательнее. Верхом на белом коне, задрав голову вверх, сидел привлекательный субъект с темными глазами и подозрительной знакомой бородкой. Ах, да… Это же мой старый приятель — король Дроздобород. И как я его сразу не узнала? Впрочем, что удивительного, я в тот момент была немного занята, пытаясь не свалиться на грешную землю.
— Добрый день, ваше величество. Погода дивная, не так ли? Урожай должен быть хорошим.
Первое правило жизни — не знаешь, о чем говорить, говори о погоде. Благо она дает нам неиссякаемую тему для разговоров.
— Действительно, погода хороша, — согласился он. — Ваше высочество здесь наслаждается погодой? Поговаривают, вы вышли замуж? Мне стоит вашего супруга поздравить или посочувствовать?
— Поздравления были бы вполне уместны, благодарю. Я передам мужу.
Аккуратно расправив платье, я села и свесила ноги вниз. Высоковато. А лестница моя лежит на земле. Но просить его величество о помощи я не стану. Не дождется. Почему тяжелее всего просить о помощи того, кого унизила и оскорбила?
— Так что вы здесь делаете? — не унимался он, сверкая светской улыбкой.
— Здесь я живу.
— Прямо на чердаке? Условия не самые лучшие, — цокнул языком король и скроил сочувствующую физиономию. — Как видно, ваша жизнь сильно переменилась за последнее время.
— На чердаке я ищу брюкву.
— Брюкву? — искренне изумился он. — И как успехи?
— Просто потрясающие. Сегодня же посажу ее в землю. Я большая ценительница брюквы, если вы не знали.
— Действительно не знал. Сколько нового можно узнать о человеке, если встретить его в нужной обстановке. Значит, ваше высочество любит брюкву. А ваш супруг? Он тоже поклонник этого полезного овоща?
— Безусловно, — с жаром сообщила я. — Обожает брюкву! Просто ничего другого есть не может. Так и говорит каждый день, приготовь-ка мне брюквы, дорогая. Я, конечно, не возражаю. Это очень полезный и питательный овощ.
— Даже удивительно, сколько всего вы успели за несколько дней брака. У вас очень насыщенная жизнь, ваше высочество.
— Не жалуюсь, ваше величество.
— Где же сейчас ваш супруг? — король простодушно огляделся. — Разве он не должен помочь вам спуститься вниз с этой чудесной брюквой? Неужели он допускает, чтобы вы, такая хрупкая особа, перенапрягались?
— Мой муж скоро вернется. Он отошел ненадолго. А что вы делаете в этой глуши, ваше величество? Разве вам не полагается проводить дни в своем роскошном дворце? Архитекторы могут подумать, что зря старались, если вам куда милее дома наша мирная глушь.
— Как заботливо. Увы, архитекторы давно мертвы, так что в вашей заботе не нуждаются. И, предупреждая ваши вопросы, дворец строился во времена моего прадеда, так что все строители почили от глубокой старости.
— Приятно это слышать.
— А что касается мирной глуши, — продолжал он, — ваш чудесный особняк располагается на окраине леса, в котором я так люблю гулять. Верховые прогулки приводят меня в хорошее расположение духа. Разумеется, объясняться я не обязан, но раз уж у нас такая милая беседа, отчего бы не поделиться. Как поживает ваш отец?
— Потрясающе поживает. Здоров, бодр и весел. Я бы с вами еще побеседовала, но никак не могу. Дела, ах дела. С некоторых пор я замужняя дама, прохлаждаться времени нет.
— Безусловно, — с до отвращения понимающим видом кивнул Дроздобород. — Я бы никогда не посмел вас отвлекать от дел. Спрошу, однако, еще раз: нужна ли вам помощь?
Я лишь дернула плечами.
— Ах, я знаю, как вам, мужчинам, нужны все эти маленькие милые подвиги. Помогите же мне спуститься, ваше величество. Прошу вас! — не без нотки тщательно отмеренного драматизма взмолилась я. Вот так. С одной стороны, я его попросила, а с другой, мое достоинство осталось при мне.