— Ваше величество? — темная бровь взмыла вверх. — Даже не король Дроздобород? Теряете хватку, ваше высочество, — ухмыльнулся он, спешиваясь.
— Пытаюсь быть любезной. Слышала, люди это ценят.
Король пнул начищенным сапогом валяющуюся на земле лестницу.
— Выглядит не слишком надежно. Удивлен, как это вы себе шею не сломали, пользуясь этой сомнительной конструкцией.
— Это фамильная вещь! — возмутилась я. — Ей нет цены!
Наша династия переживала разные времена. Бывало и такое, что налогов едва-едва хватало, чтобы залатать крышу дворца и не умереть от голода. Конечно, не в мое время, но в этом прелесть и одновременно проклятье аристократических фамилий: тебе по наследству достается весь груз и вся память предков. А в тяжелые времена аристократы утешают себя тем, что весь тот хлам, в окружении которого они живут, это бесценный антиквариат. Ну и что, что обивка на диване протерта? Это мебельный гарнитур времен королевы Марии II! Невероятная вещь! Сейчас таких уже не делают.
— Фамильная вещь? — переспросил король. — Должен сказать, что о ней заботились не лучшим образом. Я не готов рисковать вашим здоровьем, позволяя вам спускаться по ней. Придется прыгать, ваше высочество. Не волнуйтесь, — пресекая мои возражения, сказал он: — Я вас поймаю.
— Какое облегчение. Моя жизнь и здоровье в руках… в ваших руках, — буркнула я.
— Вы же не думаете, что я злопамятен? — насмешка в голосе короля была слишком явственной.
— Вы монаршая особа, злопамятность прилагается к короне.
— Придется рискнуть. Едва ли у вас есть иной выбор.
И он был прав. Он был до отвращения прав. Я могла сидеть на этом чердаке сколько угодно, но магическая лестница не появилась бы. А мой муж, судя по всему, не планирует возвращаться. Да и желающих мне помочь я что-то тут не вижу. Прыгать или нет?
Крепко зажмурившись, я прыгнула и тут же оказалась в кольце крепких рук. Легкая дрожь разочарования пробежала по телу, когда я поняла, что король не пахнет чем-то отвратительным вроде застарелого пота, сдобренного чесноком. Было бы гораздо проще, если бы он мерзко выглядел, гадко пах и вообще вел себя как полная свинья, но нет, судьбе было угодно, чтобы мой несостоявшийся жених обладал четко очерченными мышцами, внимательными темными глазами, густой шевелюрой, а вдобавок еще и пах, как сосновый лес, чем-то хвойно-свежим.
— А вот теперь можете отпустить меня, ваше величество, — аккуратно вывернулась я из объятий. — Я крепко стою на ногах, благодарю вас.
Он слегка отстранился и улыбнулся так, с таким видом, словно знал какой-то секрет. Хотя, ручаюсь, никакого секрета он не знал.
— Рад был помочь.
Я уныло кивнула, надеясь, что это сойдет за благодарность. Сражаться с ним сил не было никаких. Я уже проиграла все битвы, какие только могла. На сегодня с меня хватит. Пусть едет своей дорогой.
Дроздобород непрозвучавший намек понял и поспешил откланяться.
— Государственные дела не ждут. В отличие от одного моего коллеги я не могу сказать, что государство это я. Желаю вам удачи с брюквой, ваше высочество! — весело крикнул он, запрыгивая в седло. — Постараюсь заглянуть в ближайшее время в гости, проведать ваш урожай!
— Не стоит утруждать… — но голос мой затих, заглушенный мягким стуком копыт по дорожке.
Тяжело вздохнув, я подняла лестницу. И на что я только рассчитывала? Как же глупо! Невероятно нелепо, но какая-то маленькая детская часть меня надеялась, что появление привлекательного короля на белом коне разрешит все мои проблемы. Может, он поднимет меня из грязи и вернет мне высокое положение, может, вообще женится на мне и сделает королевой…
И ведь не нужен мне совсем этот Дроздобород. Не для того я ему отказывала, чтобы замуж за него же выходить. Да и муж у меня есть. Хоть и не по любви я за него вышла, но нас обвенчали и от этого никуда не деться. Вроде и замужем я, и за Дроздоборода не хочу, а где-то в глубине души я немножко мечтала о том, как все вдруг сразу станет хорошо. Как по волшебству. Не стало. Королю и дела нет до меня и моей жалкой жизни. Возможно, это даже льстит его самолюбию: девушка, которая ему так демонстративно отказала, теперь живет в лачуге и носит лохмотья. Ну, может пока еще не лохмотья, но при такой жизни мое одно-единственное платье превратится в них скорее рано, чем поздно.
Внезапный острый страх перед будущим сковал мое тело. Я стояла, застыв, словно суслик, и тщетно пыталась обуздать собственное сердце. Оно ухнуло куда-то вниз с такой силой, что в груди заболело. Как же страшно жить, не зная, что принесет тебе завтрашний день. Как же страшно жить…
— Хватит! — резко велела я себе. Маленькая юркая ящерица шмыгнула куда-то в траву, испуганная и обескураженная.
Шаг за шагом, Эйлин. По одной задаче за раз. Сейчас нужно вернуть на место лестницу и забраться обратно на чердак. Вторая попытка должна быть удачнее первой. Однозначно.
На чердаке меня ждала первая хорошая новость за день. За целую вечность! Кажется, я сорвала куш. Разложенные на старых газетах, лежали сушеные травы. Я узнала тысячелистник и шалфей, горькую полынь и пижму, а где-то в глубине чердака на кусках ткани красовались, поджидая меня, высохшие семена каких-то растений.
Замечательно. Буду надеяться, что это что-то съедобное. С другой стороны, кому нужно хранить семена несъедобных растений на чердаке? Сегодня же посажу их, а дальше все будет хорошо. Министр финансов, когда отказывал в средствах министру сельского хозяйства, всегда говорил: «Земля прокормит». Остается молиться, чтобы он оказался прав.
* * *
Слегка заржавевшая лопата отыскалась в хлеву среди прочего хлама. Никогда еще копать грядки мне не доводилось, но ведь не может это быть так уж трудно. Люди столетиями проделывали все эти земледельческие штуки: пахали, сеяли… что там еще… окучивали. Все, что мне нужно, это посадить семена в землю и следить, чтобы то, что нужно росло, а то, что не нужно, не росло. Ничего сложного.
* * *
И кто сказал, что во вскапывании грядок нет ничего сложного? Я? Забудьте об этом!
— Просто выбросите из головы эту нелепую мысль, — обратилась я к аудитории. — Как же вам хорошо живется, вы тут все кормитесь друг за счет друга. Один другого пожирает и счастливы.
Местная фауна не отозвалась. Ну, еще бы. Будь тут люди, непременно сказали бы, что я чудачка, но поскольку одиночество мой удел, попрекать меня чудачествами некому. Даже муж сбежал, сверкая пятками. Может, конечно, что-то случилось. Попал под лошадь, к примеру. Лежит теперь в какой-нибудь больнице, а тамошние сестры милосердия кормят его с ложечки, сверкая пышной грудью в глубоком вырезе. Возможно же такое?
От зависти к хорошо сложенным девушкам давно уже пора избавляться, да все не получается. Немного неприятно осознавать, что ты сплошное разочарование. Родилась девочкой, убив при рождении собственную мать. К охоте не приспособлена и начинаю извергать содержимое желудка едва лишь увижу, как убивают животных. Слишком тощая, чтобы считаться красивой. Чересчур строптива, чтобы выйти замуж, как полагается. Недостаточно приспособлена к жизни, чтобы выживать самостоятельно. Я чемодан без ручки, от которого все же сумели избавиться. И, кажется, сама реальность избавляется от меня потихоньку. Меня стало еще меньше. Зеркала у меня нет, но есть платье, которое теперь болтается, есть косточки на запястьях, выпирающие сильнее, чем прежде, гряда ключиц, переходящая в ничем не примечательную грудь.
Если не придумаю, как прокормить себя, окончательно исчезну. Может, надо было попросить помощи у короля? Он-то не знает о моих затруднениях. Не знает, что я осталась совсем одна в этой лачуге. В его глазах я жена человека, пусть и не обладающего особенным богатством, но как-то держащегося на плаву. Лаэрт умеет зарабатывать себе на жизнь и делает это. Сейчас, должно, быть уже где-нибудь в соседнем королевстве. Поет песни своим низким бархатным голосом, смотрит карими проницательными глазами, и руки его публики сами тянутся за монетами. Уж Лаэрт не пропадет. Даже если он и его кожаная куртка действительно попали под лошадь.
А вот я… Огородничество это, конечно, хорошо, но это работа на перспективу, а мне нужно что-нибудь такое, чтобы не умереть от голода прямо сейчас. Немного клубники это хорошо, но недостаточно.
Я вгрызалась лопатой в сухую землю и напряженно размышляла. Охотой мне не прокормиться. Во-первых, я никого не сумею поймать или подстрелить, а во-вторых, скорее сама умру от голода, чем собственноручно убью живое существо. Смотреть кому-то в глаза и убивать его? Нет, на такое я пойти точно не готова. Поймать бы какую-нибудь дикую козу и доить ее… Было бы у меня молоко и сыр. Жаль только коз на горизонте не наблюдается, да и доить я не умею. Может, конечно, это не так уж трудно, но после опыта с лопатой начинаю невольно сомневаться в собственных способностях.
К тому времени, когда я закончила с грядками, спина моя буквально молила о пощаде. Право слово, имей она возможность говорить, сказала бы мне много неприятных слов. А дальше-то что делать?
Уповая на то, что сажаю все-таки брюкву, я обратилась к спасительной книжке. Оказалось, что мой крайне полезный овощ полагается сеять в землю на глубину около одного дюйма. Между рядками нужно сохранять расстояние примерно в фут или даже полтора. Там еще было написано что-то о сеянии в глубокие ящики за месяц до высадки в грунт, но эти строки я решила проигнорировать. Аристократия вообще дракона съела на том, чтобы делать вид, будто то, что нам не нравится, попросту не существует. Мы игнорируем бедность, старость, смерть, болезни и собственных слуг. Все, что оскорбляет своим существованием взыскательные господские вкусы, исчезает из нашей реальности. Кажется, самое время прибегнуть к этому старинному средству. Итак, никаких ящиков. Есть только один способ сажать брюкву — прямо в землю.
Собственно, так я и сделала. Грядки получились не такие аккуратные, как я рассчитывала, но это куда лучше, чем ничего. Посеяв свои будущие обеды, я с трудом выпрямилась и задумалась. А надо ли мою брюкву поливать? Я никогда не сажала ничего. Матушкины розы, за которыми я порой помогаю ухаживать, растут на своем месте уже много лет, поэтому о высаживании я ничего не знаю. Подрезка, полив и подкормка мне немного знакомы.