— Максимус Кларк. К вашим услугам, госпожа, — заключенный картинно поклонился.
Стражник презрительно фыркнул.
— А теперь еще раз попробуй.
— Кынтареца Мунтирь, — пожав плечами, ответил ничуть не смущенный мужчина. Он уселся на низкую деревянную кровать, застеленную лишь тонким подобием одеяла, с которой, видимо, встал, когда мы вошли. — Не самое звучное имя для артиста. Люди не запоминали, так что пришлось сменить.
— Ты не мой муж, — прошептала я, слишком ошарашенная, чтобы делать более серьезные выводы.
— Как не твой? Этот тип единственный, кто сидит за песни. Был еще мужчина, посмевший мочиться на статую матушки его королевского величества, но того отпустили позавчера.
— Я…
В сырой темной ловушке тюрьмы оказались только незнакомцы. Столько сомнений, размышлений, планов, и все ради того чтобы встретить в тюрьме совершенно постороннего человека.
— Он должен быть здесь, — упрямо твердила я. — Лаэрт. Его зовут Лаэрт! — добавила я, сообразив, что в предыдущей беседе со стражем имя моего мужа так и не прозвучало.
— Лаэрт? Точно не наш клиент.
— Госпожа ищет супруга? — вежливо поинтересовался заключенный. — Ах, как хотел бы я быть им. Ваш муж счастливчик, — подмигнул он мне.
— Он должен быть здесь.
— Первый раз вижу, чтобы жена так хотела увидеть мужа в тюрьме, — хохотнул стражник. — Ну, раз это не твой, пойдем обратно что ли…
Он грубовато, но беззлобно подтолкнул меня к выходу.
— Я… — обернувшись, я взглянула на арестанта. Он сидел на жалкой кровати в крохотной камере. Вот-вот закроется дверь и останется лишь одиночество. Жалость кольнула сердце. Нет, не жалость. Сочувствие. Пусть и не в полной мере, но отчасти я понимала его, этого заключенного. — Могу я оставить ему еду, которую принесла с собой?
Стражник пожал плечами.
— Ты же сказала, это не твой муж.
— Да. Но я все равно хотела бы оставить это ему, — твердо сказала я.
— Ну, коли хочется, так, конечно. Эй! — обратился он к арестанту. — Можешь особенно не надеяться, отмычек и напильника там нет, иначе чары на входе завизжали бы.
Торопливо шагнув внутрь — пока не передумала, пока не сбежала из этого ужасного места — я протянула мужчине сверток.
— Благодарю вас, любезная госпожа. Я очень признателен вам за щедрый дар, а небесам за то, что послали мне вас. Вы озарили мое пребывание в этих стенах.
— Угомонись уж, — прикрикнул на него стражник. — Любит он словами сыпать. Пойдем, любезная госпожа.
Оказавшись в общем помещении, я вновь спросила про Лаэрта. Сжалившийся стражник даже просмотрел списки заключенных, но Лаэрта в них не обнаружил. В конце концов, посмеивающиеся стражи сказали, что муж мой, должно быть, загулял.
— Протрезвеет, слезет со своей бабенки и приползет обратно, — заверил меня один из них. — Ты, главное, его сразу не пускай домой. Пусть подумает о своем поведении.
Объяснять, что я слышала голос мужа из волшебной бутылки, которую дала мне неприятная соседка-ведьма я не стала. Поблагодарила за помощь и вышла. Мне было о чем подумать. Если Лаэрт не в тюрьме, где же он?
Покидать город я не стала. Побитой собакой возвращаться домой, не узнав ничего? Нет уж, такая судьба не для меня. К ведьме больше соваться я не стану. Судьба Лаэрта ее не слишком заботит. Для Кассиопеи мы всего лишь игрушки. Она словно древняя королева, что сидела на своем перевернутом троне среди звезд. Слишком горда, чтобы обращать внимание на окружающих. Кэсс может быть искренне привязана к Лаэрту, но не слишком похоже, чтобы она хотела помогать ему.
В кармане у меня были монеты, поэтому, недолго думая, я направилась в трактир. О, разумеется, я понимала, что тратить последние деньги на еду и выпивку глупо и недальновидно, но мне, во-первых, нужно подумать, а во-вторых, я не теряла надежду разжиться информацией. Это город. Здесь наверняка кто-то что-то слышал.
К примеру, вон в тот трактир направляются мужчины в одежде стражников. Точь-в-точь как те, что служат в тюрьме. Веселые, не слишком трезвые мужчины. Не самая безопасная компания для одинокой девушки, но неплохая возможность что-нибудь разузнать.
Главное не давать себя в обиду и в случае чего кричать. Я занимаюсь фермерским хозяйством, я выкорчевала куст, росший посреди моей гостиной, я торговала на базаре. С этим я точно справлюсь.
***
Трактир пах прокисшим элем и потом. Грязный липкий пол, плохое освещение — несколько тусклых магических светильников, явно купленных у мага-недоучки.. Спертый горячий воздух и повизгивающий на губной гармошке парень, пристроившийся в углу. Музыкант отчаянно фальшивил, но на него никто не обращал внимания. Посетители то ли смирились, то ли привыкли к столь чудовищному исполнению.
Мне казалось, что в таком месте будут подвыпившие грубые мужчины и фривольно ведущие себя женщины, но ничего подобного я не увидела. Просто уставшие люди, поедающие свой обед. Они пили эль, но пьяными не были.
Я знаю разницу. Пьяных людей мне видеть доводилось. После охоты отец любил устроить пир и после пары кувшинов вина или эля частенько посылал за мной. Он сажал меня рядом, одной рукой обнимал и для меня это были счастливейшие мгновения. Я сидела, выпрямив спину, и почти не дышала, боясь спугнуть момент. Казалось, в эти секунды отец меня замечал. Сильная крепкая рука отца лежала на моем плече, и я переставала быть призраком для него. До тех пор пока он, обдавая меня кислым винным дыханием, не начинал говорить, как он скучает по моей матери. Высокая темноволосая красавица с глазами, словно вишни, она покинула его, не подарив даже наследника. Все, что она оставила, это хилого белобрысого заморыша-девчонку. Иногда он начинал плакать, и сердце мое разрывалось от жалости и тоски.
Эти люди не выглядели пьяными. Они разговаривались, посмеивались, но без той лихорадочности и чрезмерной эмоциональности, свойственной пьяным. Только поэтому я и осталась, не выбежав тут же за дверь. На какое-то мгновение я почти видела, как покидаю трактир, уверившись в никчемности этой идеи, и возвращаюсь домой. Громыхнула чья-то кружка, опускаясь на столешницу, и я вернулась в реальность. Я не стану убегать. Мне нужно найти своего мужа. Если он где-то в застенках дроздобородовских темниц, стражники об этом знают.
«Слуги знают все», — говорил Диглан, когда я спрашивала, откуда ему известны те или иные вещи.
Слуги знают все. Нужно лишь уметь спросить. Со знатной персоной они говорить не станут, но простодушной девушке, любящей истории, могут и рассказать что-нибудь.
Неловко потоптавшись в проходе и заполучив несколько неприязненных взглядов от посетителей, я прошла к стойке. В глубине зала люди мирно обедали и беседовали, а я искала тех, кто мог бы помочь. Громкое покашливание высокой женщины за стойкой отвлекло меня.
— Пастуший пирог? — предложила она. — Выглядишь так, словно вот-вот свалишься. Худая, как щепка.
С ее стороны, наверное, так это и выглядело. Женщина не была толстой, но ее фигура могла похвастаться теми изгибами, которых мне и в лучшие-то времена недоставало.
— Я…А сколько стоит кусок пирога?
Получив ответ, после недолгих раздумий, я кивнула. Поесть не помешает. С самого утра у меня сплошные хлопоты и переживания, беготня и суета.
— И кружку яблочного эля.
Кажется, решение было уже принято за меня, поэтому я лишь слабо улыбнулась. Пить действительно очень хотелось. День клонился к закату, но жара еще не спала, так что я чувствовала себя так, словно угодила в печь.
Пастуший пирог выглядел невероятно аппетитно, что многое говорило о моем голоде, ведь это блюдо не отличается особенной эстетичностью. Пастуший пирог это еда из остатков. Немного мяса, немного картофельного пюре, лук.
Придворные, наверное, попадали бы в обморок при одной мысли о том, что нечто подобное можно положить в рот. Обер-гофмейстерина посмотрела бы на тарелку с таким видом, словно ей предложили собачьи экскременты, не меньше. Что до меня, я взяла свою тарелку и кружку и, умирая от желания поскорее приступить к трапезе, прошла ту часть зала, где, как я успела заметить, сидели мужчины в форме стражников. Аккуратно пристроившись за соседним столиком, я вся обратилась в слух. Теперь нужно выбрать подходящий момент и осторожно вступить в беседу. Нельзя с порога заявлять нечто вроде: «добрый день, я принцесса соседней страны, а моего мужа, нищего музыканта, посадил в тюрьму ваш омерзительный король, от которого меня, признаться, тошнит». Нет, это не лучшее начало.
Полуразвалившийся кусок пастушьего пирога и порция зеленого горошка поглотили все мое внимание. Я ела быстро, но аккуратно, стараясь следить за манерами. В прошлом неаккуратность во время приема пищи дорого мне обходилась, поэтому отточенные движения уже практически стали моей второй натурой.
Краем уха я прислушивалась к разговору за соседним столиком. Обсуждали бродячий театр. Один из мужчин говорил, что непременно сводит туда жену отпраздновать годовщину их свадьбы.
— Она любит такое. Мы и познакомились на одной из постановок.
— Так во-о-о-от, где находят истинное сокровище! — рассмеялся другой. Он сидел, развалившись на скамье и откинув голову. Мужчина был молод, едва ли больше двадцати пяти, и источал яркую энергию. — Давненько ты не приносил нам ее пирожки с почками. Жадничаешь, Крэстер.
— Женись удачно, и будут тебе пироги, — спокойно ответил тот и наставил на молодого друга вилку. — А нет, так и будешь в таверне завтракать, обедать и ужинать, попомни мои слова.
— Вот так всегда, — хлопнул себя по коленям третий. — Крэстер из всего сумеет выжать поучение. Знаешь, слышал я вчера одну историю… — и он пустился травить какие-то анекдоты.
Тихо, как мышка, сидела я за своим столом, не зная, как подступиться.
В конце концов, дело разрешилось практически само собой. Я уронила вилку и она укатилась под соседний стол. Стражники любезно подняли мне ее, я отметила, что лицо одного из них кажется очень уж знакомым.