В определенный момент я даже начал ощущать какой-то азарт. В то время я был занят переговорами с потенциальными инвесторами, работой над прототипом ОХЛ и еще полудюжиной проектов. Будь я внимательнее, заметил бы, что ей этот брак так ненавистен, но я не замечал ничего. Наверное, в этом беда любого человека, в том числе и моя. Итак, я не видел, ибо видеть не желал. Если общая картина нравится, к чему присматриваться и искать изъяны в мазках? Картина моего будущего выглядела восхитительно: красивая остроумная женщина в моей жизни и, что немаловажно, в моей спальне, полезные связи, дирроний и проект, который сделает жизни многих людей лучше и превзойдет все, что я делал прежде.
Не пойми неправильно, разговорник мне нравился и это неплохая вещь, но убивала мысль о том, что он не может быть общедоступным. Игрушка для богатых, вот что я изобрел. Эти люди не считали меня ровней, однако мое изобретение могли позволить себе лишь они. Таилась в этом какая-то изощренная злая ирония.
Приготовлениями к свадьбе я не сильно интересовался, оставив это женщинам. Вкус торта и цветочное оформление не играли для меня никакой роли, я, кажется, нащупал нужную нить, начал понимать, как заставить ОХЛ работать.
Это случилось за неделю до свадьбы. Я все никак не выброшу из головы лицо Мирель за тем последним послеобеденным чаем. Ее дуэнья лепетала что-то об атласных лентах, а Мирель смотрела на меня с отчаянием. Наверное, если бы я тогда догадался заставить дуэнью оставить нас наедине, Мирель бы рассказала и все пошло иначе, но… все случилось именно так, как случилось. А может и нет. Едва ли она доверилась бы нежеланному жениху. Я был частью сделки, заключенной между мной и родителями Мирель. Той же ночью Мирель попыталась сбежать и упала с крыши. Разбилась насмерть. Она готова была убежать из дома, бросить все, что имела и всех, кого знала, лишь бы выпутаться из паутины нежеланного брака. В один миг я потерял невесту, дирроний и всяческий интерес к работе. Мой дом мне опостылел. От лиц сочувственно улыбающихся знакомых тошнило. Я не мог выбросить из головы изломанное тело, лежащее на булыжной мостовой. Она была похожа на куклу, брошенную капризным малышом.
— Собственно, так и закончилась моя семейная жизнь, не начавшись, — невесело усмехнулся он. Лаэрт сидел, положив предплечья на колени и склонив голову, словно вся тяжесть мира оказалась на его плечах. Темная щетина тенью лежала на лице, короткие волосы взлохмачены и торчат во все стороны. Ладони то сжимаются в кулаки, то бессильно разжимаются. — После этого я решил, что с меня хватит и оставил магию. Какой в ней смысл, если она не может спасти жизнь? Какой во мне смысл, если я не вижу очевидного? А работа бродячего музыканта — настоящая мечта. Ничего, что могло бы обеспокоить меня или причинить вред хоть кому-то. Шел из города в город, никому не вредил и не давал себе навредить. Простая жизнь. Была... А потом появилась ты. И все сразу же изменилось.
— А дом? — переваривая услышанное, я опустила взгляд и уставилась на собственные руки. Мозоли, царапины, ссадины. Ничего нового, но смотреть на Лаэрта почему-то не хотелось. Злиться на него больше не получалось, но и сближаться не было желания. С брюквой как-то проще, надежнее. Она не предаст и не бросит. Либо вырастет, либо нет. Вот и все. И никакого разбитого сердца.
— Дом? — удивленно переспросил муж, словно, погрузившись в собственные мысли, забыл о моем существовании. Он потер большим пальцем бровь, задумчиво нахмурился, бросил быстрый взгляд на стены, будто они могли измениться за это короткое время. — Ах, этот дом.. Получил в наследство давным-давно, но никогда здесь не жил. Собственно, и не собирался, разве что, когда нужно было подумать, приходил сюда. Наверное, поэтому тебя сюда и привел: знал, что нужно много обдумать.
— И как, обдумал? — фыркнула я. Тоже мне, великий мыслитель.
— Я хочу, чтобы ты понимала, Эйлин: я сделаю все, чтобы обеспечить твое будущее и создать условия, к которым ты привыкла.
— Нет уж, спасибо. Предпочту оказаться как можно дальше от условий, к которым привыкла.
— В любом случае, этот дом не место для тебя. Решвин заплатил мне достаточно, чтобы можно было купить особняк в городе. Хочешь — здесь, а нет — так переедем куда-нибудь в другое место.
Он пожал плечами, будто говоря «мне все равно, дорогая, все будет так, как ты захочешь». Я быстро отвела глаза от широких плеч, полурасстегнутого ворота рубашки, крепкой груди. Не хватало еще глазеть на собственного мужа. Не до того мне. Надо брюкву поднимать, дом в порядок приводить, платье себе новое покупать. Мечтать о сказочных принцах и королях оставлю другим. С эстетической точки зрения мой муж хорош. Даже когда весь взлохмаченный, под глазами еще чернеют круги, а по предплечьям вьется цепочка синяков.
— Кто такой Решвин? — сменила тему я. Никаких домов. Никаких особняков в городе. Никакого крепкого тела, вокруг которого хотелось бы обвиться лозой и забыть обо всех своих проблемах.
— Старый знакомый, — помрачнел муж, сразу пожалев о том, что назвал его имя. — Не самый приятный тип, так что надеюсь, вам никогда не доведется встретиться. А теперь, если не возражаешь, я предпочел бы вымыться и переодеться.
— Если у тебя есть недоброжелатели, мне стоит об этом знать, не думаешь?
Почти удалившийся Лаэрт замер в дверном проеме. Широкая спина напряглась. Не оборачиваясь, он сказал:
— Едва ли его можно назвать недоброжелателем. Решвин гоблин, который покупает и продает. И у меня он уже купил все, что хотел. Больше я ему не нужен. Забудь о нем, Эйлин.
Гоблин? И как его угораздило вообще? С гоблинами лучше иметь дело только если у тебя за спиной армия адвокатов. Иначе разденут, разуют и еще должен им останешься. Что такого есть, или вернее было, у моего мужа, что хотел бы заполучить гоблин? Ответ очевиден — магия.
— Так это он…
— Предлагаю вернуться к нашим текущим делам, Эйлин, — мягко, но настойчиво сменил тему муж. Ну, разумеется. Как только я начинаю что-то узнавать о нем, он снова захлопывает дверь перед моим носом. Видимо, мир рухнет, если я подойду слишком близко к собственному мужу, который, между прочим, только что рассказывал о том, как он хотел бы все исправить.
Лаэрт вышел, ускользнув, как вода, сквозь пальцы, а я осталась одна. Остаток дня я откровенно избегала его общества. Переезжать с мужем в шикарный городской особняк я пока не была готова, оставаться здесь тоже как-то глупо. Происходящее заставляло меня чувствовать себя настоящей дурочкой. Не заметила, что муж чародей, лезла спасать его, словно ему могла понадобиться моя помощь. Проявляла какую-то нелепую и чрезмерную инициативу на каждом шагу. При мысли о том, что я готова была вломиться в тюрьму с воплями «Отпустите моего мужа!», по лицу расползалась краска стыда и смущения. Нелепая-нелепая Эйлин.
Устав находиться в собственной голове, я сбежала в ласточкин сарай, где долго шепотом жаловалась ей на судьбу и говорила, что с удовольствием растила бы и дальше свою брюкву вместо того, чтобы принимать решения. Или отправилась бы в море пираткой. Ах да, морская болезнь.
Не облегчал ситуацию и отдохнувший посвежевший Лаэрт. Он проявлял невиданные чудеса терпения, не настаивая на немедленном переезде или на скорейшем моем ответе. Вместо этого муж сказал, что если я так интересуюсь сельским хозяйством, он может помочь с зельями подкормки и защиты от насекомых. Стоит ли говорить, что это все заставило меня еще больше колебаться?
Весь день я молчала и занимала себя делами. Прочь мысли о Дроздобороде! Прочь мысли о доме! О знакомых, которым до меня нет никакого дела! О муже, который пытается искупить вину перед мертвой, заботясь обо мне!
о о о
— Мне нужно время, — прошептала я в темноту.
Я сидела на крыльце, самым неженственным образом поджав колени к груди, и цедила свою чашку травяного чая. Лаэрт, устроившийся неподалеку, молча возился с каким-то странным музыкальным инструментом, время от времени извлекая из него немелодичные звуки. Атмосфера была уютной и какой-то почти домашней. Безлунная темная ночь делала обстановку более интимной и от того странной.
— У нас есть все время мира, дорогая, — просто сказал он. Ни обвинения, ни недовольства. Всего лишь констатация факта и безоговорочное принятие.
— Ты… ты не жалеешь, что согласился? — отчего-то чем лучше он со мной обращался, тем более уязвимой я себя ощущала. Будто в глубине души я уверена, что за каждое доброе слово, за каждый понимающий жест придет расплата. И платить по счетам я не готова. Ничто не дается даром — урок, который я хорошо усвоила. Терпеливый и понимающий мужчина передо мной это лишь половина картины.
— На что?
— На это, — пожала плечами я. — На меня.
Тихо звякнула металлическая кружка, когда я поставила ее на крыльцо рядом с собой. Обняв свои колени колени, я превратилась в маленький эйлинообразный комочек. На что я надеюсь? Хочу ли я услышать, что он жалеет или надеюсь, будто он скажет, что ему нравится быть женатым на мне? С чего бы? Большую часть этого брака он провел лестерус знает где. Едва ли он вообще прочувстововал, что женат, тем более, что преимуществ от этого брака он пока не получает никаких. Даже спит на улице — хуже чем отцовские охотничьи собаки, у которых псарни больше похожи на дворцы.
Глава 29. Лаэрт
Касандерис открыл потайной шкафчик, спрятанный за фальшивыми книжными корешками, извлек початую бутылку бренди и пару бокалов, налил себе порцию на два пальца. Замер с бутылкой в руке, а потом долил еще столько же. Все равно день мантикоре под хвост. Залпом опрокинул бокал. Обжигающая жидкость пронеслась по пищеводу.
— Я уже начал подумывать, что ты умер, — спокойно сказал он.
— Кас… — беспомощно смотрел на Касандериса старый друг.
— Не каскай мне тут. Ты сказал, что тебе нужно время, а потом как в воду канул. И да, я разговаривал с твоим юристом, — он угрожающе ткнул пальцем в Лаэрта. — Видишь, до чего опустился? Он сказал, что понятия не имеет, куда ты делся. После Мирель я не знал, что и подумать. Может, тебя ее этот… как его зовут.. прирезал в темном переулке и все. А, может, и похуже что-нибудь. И вот ты вдруг появляешься в моем кабинете и говоришь, что жив, здоров, а вдобавок еще и женат, — Касандерис зарылся пальцами в свои волосы. — Голова кругом. До сих пор я не вполне уверен, хочу я врезать тебе или обнять, так что лучше не приближайся без необходимости.