Сэм тяжело вздыхает.
– Хватит уже об этой истории, Лили. Эта история – самая ужасная.
Я не понимаю, о чем она говорит. Мы любили ее. Мы прибегали к бабушке в комнату каждый вечер. Расскажи нам о солнце и луне.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, во-первых, – начинает Сэм, – сестры глупые. В их дверь скребется тигр. Ясно же, что это не бабушка. Почему они этого не видят?
– Потому что он переодет…
– И еще старшая сестра постоянно твердит, что защитит младшую, а потом идет и открывает окно для тигра.
Я отстраняюсь.
– Старшая сестра не открывает окно. Это младшая сестра открывает дверь.
Сэм качает головой.
– Нет, неверно.
– Верно. Так говорится в истории.
В истории тигр выбирает младшую сестру. Именно к ней он обращается. Именно она ему отвечает. Она – особенная.
Я не знаю, почему Сэм все напутала. Я говорю ей: Эгги открывает дверь, тигр преследует их, а небесное божество спасает их.
– Нет, – что-то в голосе Сэм пугает меня. Резкость, которой там раньше не было. – Сестер разлучают, они оказываются на разных концах небосвода и не могут даже говорить друг с другом. Они видятся каждый день, но могут только помахать друг другу в знак приветствия или прощания. Они одиноки.
Я подтягиваю колени к груди.
– Это не печальная история. У нее счастливый конец. Сестры сбегают от тигра. Они спаслись.
Но сейчас я уже не уверена в этом.
– В том-то и дело, что это печальная история, Лили. Все эти старые сказки нужны для того, чтобы пугать детей. Это урок. Ну ты знаешь – не открывай дверь незнакомцам. И беги от опасности.
В комнате повисает тишина, заполняющая каждую трещинку в рассохшейся древесине. Я откашливаюсь и выдавливаю из себя:
– Что, если бы сестры не стали убегать?
Сэм вздыхает.
– Что ты имеешь в виду?
– Если бы это было с тобой, если бы тигр охотился на тебя… ты бы стала убегать или стала бы… драться?
Она медлит.
– Ты же не имеешь в виду, что это правда, поскольку…
– Нет, нет, – быстро говорю я. – То была реакция на стресс. Я знаю. Я имею в виду, гипотетически.
Тишину нарушает резкий смех Сэм. Это настолько поразительно, что я тоже начинаю хохотать. На мгновение моя тревога ослабевает, а ее смех становится просветом в темноте.
– Лили! Ты что, смеешься надо мной? Я бы побежала! Тигры, знаешь ли, едят людей.
– Да, – говорю я. Она права. Именно с таким тигром мне предстоит встретиться, и я не могу рассказать ей об этом.
Сэм плюхается на кровать, и я так понимаю, что разговор окончен. Она редко заканчивает разговоры. Сэм просто уходит от них.
Но через пару минут она задумчиво произносит:
– Если бы это была я, в той истории, то не знаю. Не знаю, побежала бы я или нет. Я бы хотела сделать что-то смелое. Вот только я не знаю, что именно было бы смелым поступком в такой ситуации.
21
Я осторожно достаю квадратный зеленый сосуд со звездой из-под кровати. Сэм спит. Весь дом спит. И я готова.
Как можно тише я выдвигаю ящик, в котором спрятала бабушкину полынь. Я отрываю кусочек и прячу его в карман. Застегиваю на шее бабушкин кулон. И наконец достаю из своего комода шляпу Рики и водружаю себе на голову.
Потому что – кто знает? – может, она меня выручит. Может, она сделает меня особенной. Может, она превратит меня в героя.
В защитных амулетах и с банкой в руках я на цыпочках выхожу из комнаты и спускаюсь по лестнице. Я призываю свою невидимость, и ночь окутывает меня тенями. Мои шаги тонут в звуках дождя.
Все в доме спят, когда я крадусь к подвалу мимо бабушкиной комнаты, мимо мамы на кушетке.
– Правильное ли решение я принимаю? – шепотом спрашиваю я у закупоренной банки.
Нет ответа. Сегодня ночью замер даже дом, словно в ожидании моего следующего шага.
Я поворачиваю ручку двери подвала, и дверь отворяется, приглашая меня внутрь.
На этот раз я не испугаюсь. Хальмони однажды противостояла тиграм, и сейчас я тоже сделаю это.
Я – Лили, и я смелая. Я – внучка своей бабушки.
Это не тигр охотится на меня.
Это я охотник.
И тигру со мной не справиться.
Я держу в руках банку-приманку, сажусь на ступени спиной к двери и смотрю вниз на коробки.
Я жду.
Мне не хочется спать, но я, очевидно, все-таки заснула, поскольку пробуждаюсь от шороха.
Я вскакиваю на ноги и, едва взглянув на ловушку, понимаю, что испытываю прилив возбуждения и паники – я сделала это. Я сделала это – и теперь в моем подвале тигр.
В ловушке.
Одной рукой я хватаю банку со звездой. Другой щиплю себя за ногу на всякий случай. Но это не сон и не галлюцинация.
В окружении кольца из коробок, неподвижно, за исключением подрагивающего хвоста, на задних лапах сидит тигрица. В окно льется лунный свет, в котором ее черные полоски выглядят почти серебряными. Она даже больше, чем я думала, наверное, слишком большая для моей ловушки.
– Забавно, – сухо говорит она. Она выглядит раздраженной, но не испуганной.
Я по-прежнему держусь на расстоянии, оставаясь где была, на лестнице, и смотрю на нее. В голову приходит факт из книги про тигров: «Тигриный клык способен пропороть кость!» Но тут же вспоминается другой: «Если смотреть тигру прямо в глаза, то, возможно, он тебя и не убьет».
Я заставляю себя взглянуть прямо в эти светящиеся желтые глаза, в эти зрачки, похожие на озера черных чернил. Я вытягиваюсь в полный рост, стараясь держаться храбро.
– Ты нашла мою ловушку, – говорю я более глубоким, чем обычно, голосом, чтобы казаться старше.
Пасть тигрицы изгибается в улыбке.
– Должна признать, такого я не ожидала.
Я откашливаюсь.
– Ты сказала, что можешь вылечить мою хальмони. Теперь, когда ты в ловушке, я требую, чтобы ты ей помогла.
– Интересно. Не думала, что ты на такое способна. К несчастью для тебя, я не в ловушке. Я просто… проверяю тебя. – Она достает из зубов кусочек сухой травы. – Хорошая полынь, кстати.
Я пытаюсь нащупать полынь в своем кармане, но ее нет – и в мгновение ока, мелькнув в воздухе черно-рыжим, тигрица тоже исчезает. Моя ловушка пуста.
– Тигры не подчиняются требованиям… – ее голос звучит за моей спиной, и, развернувшись, я вижу ее в дверном проеме наверху лестницы.
Она гораздо больше меня, и она делает шаг вперед, заставляя меня отступить на одну ступеньку вниз. Потом еще на одну. И еще, и еще, пока я не оказываюсь в подвале и не упираюсь спиной в стену из коробок. Глупо было думать, что я сумею перехитрить тигра. Глупая, глупая девчонка…
– Но мы можем заключить сделку. – В ее голосе скорее любопытство, чем угроза, это что-то среднее между рычанием и шепотом. – Я говорила тебе, что не предлагаю дважды, но для тебя, Супер Тайгер Гёрл, скорее всего, сделаю исключение. Возможно, я предложу тебе новую сделку, поинтереснее, чем в прошлый раз.
Банка со звездой скользит в моих потных ладонях, и я сжимаю ее крепче.
– Что ты предлагаешь?
– Ты вернешь истории, и твоя хальмони поправится. Но тут начинается самое интересное: чтобы вернуть истории на небо, я должна рассказать их, – она сверкает зубами. – А рассказывать истории всегда лучше, когда есть кому их слушать.
Я делаю глубокий вдох. Часть меня хочет услышать истории. Но бабушка говорила, что они плохие. И они делали людям плохо, потому что все, кто их слышал, чувствовали боль.
– Истории опасны, – говорю я.
– Они могущественны.
– Ты говорила, что они способны менять людей. – Я вздрагиваю и почему-то вспоминаю бабушку той ночью в ванной, когда ее тошнило. Как она, пусть даже на мгновение, стала похожа на чудовище.
Глаза тигрицы мерцают в темноте.
– Таково мое предложение. Хочешь – соглашайся, хочешь – нет.
Мое сердце окуталось двадцатью слоями страха. Страхом сказать что-то не то. Страхом сделать что-то не то. Страхом навредить хальмони. Страхом не спасти хальмони. Страхом перед волшебной говорящей тигрицей.
Но если снять все эти слои, то обнаружится что-то еще, пылающее глубоко внутри. Это сила охотника на тигра, и я представляю, как хватаю эту силу и крепко держусь за нее.
Я мала, но я не легкая добыча.
Я прочищаю горло, избавляясь от робкого шепота, и, когда заговариваю вновь, мой голос звучит сильно.
– Хальмони правда станет лучше, если освободить все эти звезды-истории?
– Конечно. – Но глаза ее вспыхивают, их блеск говорит о том, что ее обещания ничего не значат. – Открой банки, выслушай истории, исцели свою хальмони. Все просто.
Банка в моих руках становится горячей. Наверху она еле светилась, но сейчас я словно держу фонарь. Может, на нее падает свет из подвального окошка или это мои глаза играют со мной злую шутку. А может, внутри банки после долгого сна пробудилась магия. То, что раньше казалось мне пылинками, теперь похоже на звездочки – целая миниатюрная галактика, заточенная в стекле.
– Я тебе не верю, – я говорю так, потому что это правда. Я говорю так, потому что знаю: я все равно это сделаю.
Мне надоело быть тихой азиатской девочкой, которая слишком боится что-то сделать. На этот раз я хочу быть героем.
– Ну же, – мурлычет она. – Что скажешь? Ты согласна?
Я сильнее сжимаю банку, собираясь с духом.
– Да.
Ее белые зубы сверкают.
И я открываю банку.
22
Пробка выскальзывает из горлышка с громким хлопком. Затем раздается более тихий, шипящий звук.
Из банки словно льется звездный свет, целый Млечный Путь выплескивается через край, и тигрица подходит ближе. Она закрывает глаза, прижимает усы к ободку – и пьет звезды.
Подвал озаряется пляшущими огнями – темно-синими, оранжевыми, пурпурными, и на мгновение я даже почти слышу рев океана. Я почти чувствую запах моря.
Пока тигрица пьет, сосуд в моей руке становится все легче и легче, и наконец мне кажется, что я держу воздух. Закончив, она отступает, облизываясь.