Мое предложение — настоящая пощечина, только нанесенная оливковой ветвью. Глаза у мамули сужаются. Интересно, плюнет она мне в лицо или нет?
— С огромным удовольствием, — цедит мамуля.
— Тебе есть что надеть? — спрашиваю я, косясь на нечто в красную полоску — мамуля считает это платьем.
— Нет, — отвечает она.
— У тебя, кажется, пятидесятый размер?
А от кого, вы думали, я унаследовала кошмарную задницу?
— Нет, сорок восьмой.
— Сейчас посмотрю в шкафу, может, найду что-нибудь подходящее.
Через несколько минут я приношу брючный костюм от Ива Сен-Лорана, платье с оборками от Нарсиско Родригеса и маленькое узкое платье от Донны Каран из каталога «J.С. Penney».
Мамуля, несмотря на то что всю жизнь прожила во Флориде, выбирает Донну Каран. М-да, фокус не удался.
Мы преломляем хлеб (хорошо, что не ломаем кости) за обедом в «Per Se». Аура, окружающая двух женщин, состоящих в кровном родстве, но готовых сделать его кровной местью, если в руки им случайно попадутся острые предметы, явно не способствует пищеварению. Мы обмениваемся колкостями и только что не шипим друг на друга.
Вдруг в зале наступает мертвая тишина — неизвестно откуда появились люди в черных костюмах, темных очках и с крохотными рациями, удачно замаскированными за ушами. Нет, это не показ моделей «Дольче и Габбаны», это Секретная служба. Орленок идет на посадку.
Мамулины брови сползли куда-то за линию лба, ее трясет от нетерпения. Старшая Дочь ищет глазами парня, с которым у нее запланирован ланч, и вдруг ее взгляд падает на меня.
Запомните: когда судьба дарит вам встречу со Старшей Дочерью, не упустите свой шанс.
Орленок, орленок, раскормлен с пеленок,
Ты с сумкой от Ви будешь тонок и звонок!
— Ви! Боже мой, Ви, какие чудесные сумки продаются у вас в бутике!
Я смотрю на мамулю и вспыхиваю от удовольствия.
— Вот не знала, что они вам нравятся!
— Нравятся! Да я от них без ума! Сначала коллекция «Темпо», затем «Ларго» — просто чудо! А когда «Сонату» сфотографировали для «Вог», я даже не удивилась — ваши сумки этого достойны!
Я исподтишка слежу за мамулей — слышит она или нет? Рот у мамули открыт, но что-то я не вижу экстаза. Нужно продублировать заклинание.
— Оставьте мне свой почтовый адрес, и первая сумка из осенней коллекции будет вашей.
Старшая Дочь начинает повизгивать, на нее оглядывается все больше народу. Завтра наша с ней фотография появится в газетах. Кстати, не забыть нанять еще продавщиц, ведь продажи вырастут процентов на тридцать, не меньше. Все еще повизгивая (на самом деле она не визглива, это чары действуют), Старшая Дочь бросает выразительный взгляд на секьюрити № 1. Тот, ни слова не говоря, вручает мне визитку.
БЕЛЫЙ ДОМ.
1600 ПЕНСИЛЬВАНИЯ-АВЕНЮ.
ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ
Как ни в чем не бывало кладу визитку на стол. Туда же чуть не падают мамулины глаза. Наконец Старшая Дочь (назовем ее Алчный Взгляд) удаляется к своему парню. Мамуля остается наедине со мной и моей гордыней.
— Не хочешь прошвырнуться по магазинам? — Я смотрю на часы. — У меня есть еще полчаса. Потом встреча с Эми в бутике. У нас большие планы, хотим заняться благотворительностью, провести аукцион с показом мод и приглашенными звездами.
Сплошное вранье: Эми назначена на вторник. Но глаза у мамули становятся в три карата. Так держать, Ви!
На самом деле я собираюсь играть в шахматы с Бланш Мне нужно с ней кое о чем посоветоваться. Например, спросить, что древние пророчества говорят о последствиях появления на Земле отпрыска Сатаны. Бланш старая. Она должна знать!
Мамуля берет свою сумку (универмаг сети «Олд нави», цена — двадцать баксов. Мамма миа!).
— Отлично! Сто лет не ходила по магазинам!
— Первым делом купим тебе новую сумку.
Мамуля прижимает к груди свою сумищу.
— А эта чем плоха?
— Ты что, ставишь под вопрос вкус дочери президента?
Мамуля явно смущена. Я беру ее под руку. Последний раз я, кажется, по доброй воле прикасалась к мамуле еще в дошкольном возрасте. Обожаю, когда последнее слово остается за мной.
Я значительно облегчаю кредитку в «Сакс» и убегаю к Бланш. Чем больше расстояние между мной и породившим меня демоном, тем свободнее дышится. Обожаю Бланш — вот бы она была моей матерью!
В парке полно народу, особенно мамаш с колясками. Вовсю цветут тюльпаны, на лужайках пасутся барашки (это я наколдовала).
Только Юрия почему-то нет. Никто не требует мзды, и Бланш, похоже, волнуется — ее многочисленные браслеты звенят громче и чаще, чем обычно.
— Ви, он ведь жив? — спрашивает Бланш, пока я расставляю фигуры.
Кстати сказать: Юрий, конечно, далеко не мальчик, но ему еще жить да жить. Вообще не люблю думать о смерти.
— Жив-жив, что ему сделается?
Бланш смотрит мне в глаза, взвешивает мои слова и наконец кивает.
— Он умер. Я чувствую. Сердцем.
Она кладет руку на грудь.
Как же мне все это надоело! То Мегс залетела, то мамуля пригремела, то Марв вляпался, то Эми затеяла аукцион. По-моему, многовато для одного человека. А тут еще Бланш, моя подруга, вообразила, что потеряла единственную любовь.
— Да с чего ты взяла?
— Ты правда считаешь, что Юрий жив?
Бланш смотрит на меня своими совиными глазищами.
— Конечно! — вру я, небрежно взмахнув рукой. — Давай уже играть, а?
Бланш, кажется, успокоилась, зато теперь у меня нервная дрожь. Видите ли, два года я не знала ни забот ни хлопот. А тут вдруг все сразу навалилось.
Чтобы хоть на время забыть о проблемах, я трижды подставляю под удар свою королеву. Бланш ни разу не воспользовалась ситуацией. Неужели все так серьезно? Вообще-то Бланш не упускает таких возможностей, за что я ее и люблю.
— Твой ход, — говорю я, выждав десять минут.
Это почти предел. Больше высидеть я не в силах, иначе взвою или рвану в туалет, а в Центральном парке и то и другое чревато.
— Нет, Ви, я только что ходила.
Я моргаю и смотрю на доску, внимательно проверяя расположение фигур. Все так и было.
— Бланш, я поставила пешку на дэ-четыре. Сейчас твой ход.
Она окидывает доску отсутствующим взглядом и качает головой.
— Да я присягнуть могу, что ходила.
— Нет, не ходила.
Бланш берет свою королеву и снова ставит ее на место.
— Что-то у меня в последнее время провалы.
— Неужели они и на шахматы распространяются?
Бланш снова берет королеву. Я боюсь вздохнуть. Бланш ставит королеву на место. Отомри!
— Не помню, выключила я кофеварку или нет.
Я закатываю глаза.
— Бланш, это нормально. Таких вещей никто не помнит. Для чего, по-твоему, изобрели кофеварки, которые отключаются автоматически?
Бланш берет королеву. Наученная горьким опытом, я больше не задерживаю дыхание, а довольствуюсь созерцанием браслетов, которые живут своей жизнью.
— На той неделе я потеряла в автобусе шляпу.
— Ты что, ездишь на автобусе? — спрашиваю я, а сама думаю о том, что Бланш действительно потеряла шляпу.
— Да, вот уже несколько лет. Ви, откуда у тебя этот снобизм?
Снобизм, ха! Обвинять служанку дьявола в снобизме — все равно что, снявши голову, плакать по волосам.
— Бланш, ты правда думаешь, что я страдаю снобизмом?
— Еще как страдаешь! Ты должна с этим бороться, Ви.
— Так значит, я плохая? А что, если я сотворила кое-что похуже? Например, продала душу дьяволу?
Боже. Я это сделала. У меня перехватывает дыхание. Я раскрыла тайну. Боковым зрением я уже практически вижу языки адского пламени, говорящие, что я совершила Ужасное Преступление, фигурирующее в блокноте Люси как Одно из Самых Ужасных Преступлений. Через секунду наваждение проходит, но в сердце странное, непривычное ощущение. На секунду мне кажется, что я свободна. И это здорово.
Бланш поднимает глаза, все еще держа в руке королеву.
— Ви, никогда нельзя забывать о том, что ты — личность. Ни один мужчина не стоит таких жертв. Кто бы он ни был, не вздумай унижаться перед ним.
Вернемся к нашим баранам.
— Бланш, о чем ты? — Просто в голове не укладывается: я признаюсь в смертном грехе, а моя подруга пичкает меня бодягой в стиле Кэрри Брэдшоу. — Бланш, я продала душу, а не тело.
— Душу? Хоть убей, не понимаю. Какую душу?
— Ту самую, что была внутри меня.
— Да ты что? Серьезно?
— Серьезнее некуда. Я продала душу дьяволу.
— Это я уже слышала. Теперь скажи, как все произошло. Что конкретно ты сделала?
— Я подписала кое-какие бумаги… Мне столько всего наобещали! Невозможно было отказаться.
Я запинаюсь на каждом слове и вдруг понимаю, какую сваляла дуру, поверив Люси. Но как было не поверить? Она говорила настолько убедительно, кто угодно поверил бы. Наверное, благодаря умению убеждать Люси и приобрела такое влияние.
— Ты имеешь в виду какого-то мафиози? Неужто самого Гоцци-младшего? Его люди наехали на твой бутик?
Сами видите, насколько трудно разговаривать с Бланш. Впрочем, я ведь никому еще не признавалась, так что, может, все дело во мне.
— Бланш, бутик процветает. Мой бизнес под защитой Люси.
Бланш долго и очень внимательно рассматривает шахматную доску. Наконец она поднимает глаза.
— Эта Люси — она твой партнер по бизнесу или… или кто? В наше время ничему не приходится удивляться. Хотелось бы мне посмотреть на нее. Вдруг она тебя использует? Со стороны-то виднее. Ты же знаешь, Ви, я не просто так беспокоюсь: кроме тебя и Марва, у меня никого нет.
— Люси — самый обыкновенный дьявол, Бланш. Она не лесбиянка, не волнуйся.
Бланш кивает и начинает втягивать свою нижнюю губу, пока та не исчезает во рту.
— Это хорошо. А то, когда женская дружба перерастает в гомосексуальную связь, добра не жди.
— Бланш, может, продолжим разговор о моей душе?
— Ви, я знаю, ты попала в переплет. Я знаю, что это серьезно. Когда будешь готова рассказать мне все без утайки, я охотно тебя выслушаю.