— Например, ты мог бы сказать «привет».
Натаниэль выдавливает улыбку. Ага, проняло!
— Привет.
— В некоторых странах при приветствии принято целоваться.
— Это в каких же?
— Откуда я знаю? Кто из нас объездил полмира — ты или я?
Натаниэль целует меня. Попрошу учесть: никто не владеет языком так, как Натаниэль. С ним обыкновенная женщина чувствует себя удивительной и прекрасной, а удивительная и прекрасная — невероятно обыкновенной. Мы пьем друг друга целую вечность — это ведь наш последний поцелуй.
Ну хорошо, предпоследний.
Наконец оторвавшись от Натаниэля, я раскрываю ему свою почти самую страшную и темную тайну. Сказать такое во второй раз у меня никогда не хватит духу.
— Я люблю тебя. Хоть я не слишком разбираюсь в оттенках этого чувства, я знаю одно: ты подарил мне надежду, благодаря тебе я захотела стать лучше. Ты даже не представляешь, что совершил невозможное.
Натаниэль что-то говорит, но я не собираюсь его слушать.
Память, растворись, исчезни в высших сферах,
За собой оставь белое пятно.
Если вы перевалили пятый уровень, стереть из мозга мужчины всякие воспоминания о себе — как делать нечего. Не будь я такой стервой, устроила бы Натаниэлю полную амнезию насчет себя, но я эгоистична и потому стираю только последние десять минут. Прежде чем Натаниэль успевает сообразить, что к чему, я убегаю (заметьте, уже не вялой трусцой, а легким аллюром). Бегу по аллее и делаю все возможное, чтобы не оглянуться.
Отбежав на безопасное расстояние, я падаю на скамейку. Сердце прыгает, в груди колет. Меня душат слезы, сквозь них прорывается нервный смех. Натаниэль — очередное воспоминание. Теперь, Ви, ты можешь наклеить его в девичий альбом и на сон грядущий мечтать об иной судьбе.
Мимо трусит очередной любитель здорового образа жизни. Заметив, что я прохлаждаюсь на скамейке, он показывает пальцем на мою бейсболку и кричит:
— Янки, вперед!
Я тоже умею показывать палец.
— Сам ты янки, придурок.
Бегун схватывает на лету. Через секунду он скрывается за горизонтом.
Наступает утро следующего дня. За секунду до пробуждения Ви всегда пребывает в блаженном состоянии — она знает, что проблемы дня прошедшего напомнят о себе не раньше, чем она откроет глаза. А пока глаза закрыты, Ви представляет Натаниэля у себя под боком и абсолютно счастлива.
Вдруг, как доказательство того, что все хорошее рано или поздно кончается, звонит телефон.
Это Марв. Почувствуйте разницу.
— Слушай, Ви. Я не жужжал, не высовывался, думая, что ты задействовала все свои связи. Я не хотел вмешиваться, чтобы случайно не спутать карты. Но больше я не могу сидеть. Вчера посмотрел по ящику заседание суда, а сегодня проснулся в холодном поту.
При упоминании Марвом собственного холодного пота у меня пропадает желание, и разгоряченный, взмокший Натаниэль растворяется в утренней дымке. Я окончательно просыпаюсь. Пора устроить саммит «Большой тройки». Правда, собрать под одной крышей Ви, Марва и Кимберли чревато — кое-кто может распрощаться с жизнью. Скорее всего, это будет Марв. Зато, пусть и такой ценой, он узнает: я делаю все возможное, чтобы спасти его никчемную задницу. Я приглашаю Марва к себе, потому что больше шанса посмотреть, как в Нью-Йорке живут действительно успешные люди вроде Великой Ви, ему не представится. Вам не кажется, что я слишком ехидная и тщеславная? Правильно кажется. Я такая. В конце концов, кто из нас вляпался — Марв или я?
Мамуле я строго-настрого запретила заниматься жертвоприношениями в моей квартире. (В Нью-Йорке, кстати, религиозные жертвоприношения разрешены. Буду знать.) У мамули нет ни малейшего желания созерцать моего бывшего мужа в компании его бывшей любовницы, и она идет прогуляться со своим нынешним жиголо. Квартира полностью в моем распоряжении, а значит, Марва ожидают все тридцать три удовольствия — он увидит и пафосный интерьер, и презрительную ухмылку швейцара Эда (каковой Эд получил от меня лишнюю сотню баксов, чтобы как следует эту ухмылку отрепетировать). Кроме того, Марв должен временно ослепнуть от кольца «Булгари» с бриллиантом в четыре карата, сияющего у меня на правой руке.
Неужели вытянувшаяся от зависти физиономия бывшего мужа не стоит легкого дискомфорта, который, по слухам, испытывают в геенне огненной?
Конечно стоит. Иначе зачем бы я стала подписывать контракт?
Через десять минут Марв и Кимберли появляются в апартаментах Ви. Настроение у меня, как у ребенка в кондитерской.
— Боже, Ви, какая у тебя квартира! Какой интерьер!
Кимберли всячески выражает восторг, тщетно пытаясь спрятать за ним черную зависть.
Я провожу небольшую экскурсию (тринадцать комнат) и обращаю особое внимание бывших на вид из окна (над Гудзоновым заливом как раз садится солнце). Кимберли уже просто подвывает, Марв молчит как рыба.
Наконец мы располагаемся в гостиной. Марв запускает руки в карманы. Знаю я эту позу, наблюдала на протяжении десяти лет. Сегодня я могу игнорировать Марвов мрачный вид. Это ли не счастье?
— Итак, вернемся к вашей афере, — говорю я.
Марв мрачнее тучи.
— Давно пора вспомнить, ради какого хрена мы здесь собрались, — цедит он.
— Если бы ты держал свой хрен в штанах, нам бы не пришлось собираться, — парирую я.
— Тишина в классе!
Кимберс в кои-то веки выступает в роли голоса разума. Интересно, если бы не она, до какой лексики мы бы дошли в перепалке? Учитывая, что я продала свою единственную и неповторимую, навеки проклятую душу, нижней границы моего лексикона просто не существует. И что важно, от сквернословия можно получать удовольствие — за все заплачено вперед.
Кимберли продолжает:
— Если вы будете выяснять отношения, нам с Марвом светит тюрьма. А у меня, Марв, нет ни малейшего желания менять ориентацию. Так что веди себя прилично.
— Все идет по плану, — изрекаю я с загадочным видом.
Марву хорошо известно мое умение планировать (он всегда был от него не в восторге). Поэтому на загадочную фразу не ведется.
— По какому такому плану?
— У меня связи с Кэлом Бассано. Кэл помогает мне с благотворительным аукционом.
— И какое отношение аукцион имеет к смягчению приговора? — Марв встает. — Не понимаю, нам-то что за прок?
— Ты хочешь решить свои проблемы? Заметь, я тут ни при чем — ты сам их себе создал. Нечего сваливать с больной головы на здоровую, пора уже научиться отвечать за свои ошибки. А то я у тебя вечно крайняя. Уходишь? Скатертью дорожка!
Марв гребет в прихожую, я вежливо открываю ему дверь.
— Вы оба, успокойтесь, сядьте! — рявкает Кимберс.
Марв кобе… колеблется, в нем борются мужское самомнение и здравый смысл. Он знает, что надеяться больше не на кого. У меня такие связи, какие ему и во сне не снились. Марв плюхается на диван и скрещивает руки а 1а Наполеон.
Я нехотя сажусь в кресло.
Кимберс снисходительно улыбается. Вот такую же улыбку кроит нянька в Ист-Сайде, когда у нее иссякают аргументы и валиум, чего не скажешь об энергии ее подопечных.
— Ви, что мы должны делать? — мурлычет Кимберс.
— Я вам уже говорила: мне ваша помощь не нужна. Все под контролем.
Самое интересное, что это правда. Ужин состоится завтра. Крекс-пекс-фекс — и любительский видеофильм с гундосой закадровой озвучкой у Кэла в руках, а Паоло тут как тут, изображает свидетеля и невинную жертву. Затем у Ви с Кэлом произойдет короткий разговор, во время которого Кэл узнает, что не может наказать Марва и Кимберс за то, чем и сам грешен. И тогда Кэл сдастся. Блестящая победа Хитроумной Ви!
— С чего ты взяла, что Кэл смягчит приговор?
Марв гнет свое. Он бросает на меня взгляд, и я без труда читаю его мысли:
«Ты с ним спишь, да?»
Сама мысль о том, что я могу обслуживать одного козла, чтобы отмазать другого козла от тюрьмы, отвратительнее, чем картина секса с Кэлом, которую мне подсовывает услужливое воображение. Я закашливаюсь.
— На такое я бы никогда не пошла. Тем более для тебя.
«Да, но ведь на рождественской вечеринке ты легла под Тодда Джеймса!»
На этот раз мне нелегко отвечать ровным голосом.
— Я никогда не спала ни с кем, кроме тебя, кобеля. Тодд Джеймс наклюкался и проспал пол рождественской ночи в прихожей, под кучей пальто. Если бы ты исполнял обязанности хозяина, а не пускал слюни на его жену, ты бы отметил сей прискорбный факт.
У Марва отвисает челюсть.
— Так ты с ним не спала? А он сказал, что спала.
— Вот скотина!
Наверное, у меня очень злое лицо, потому что Марв смотрит на меня новыми глазами.
— Значит, не спала?
— Нет!!!
Марв ерошит волосы, Марв смущен до крайности (принципиально новое для него состояние).
— Ви, ты уверена, что не спала с Тоддом? Он сказал, что спала.
— Что ты заладил как попугай: спала — не спала! Спросил бы лучше меня. Тебе небось и в голову не пришло.
— Не пришло.
— Если бы у тебя были хоть какие-то навыки общения, мы, возможно, и не развелись бы.
— Ви, прости меня. Тодд так убедительно рассказывал…
Я в шоке — Марв никогда в жизни не просил прощения.
— Тебе стыдно, Марв?
— Да.
— Очень стыдно?
— Мне очень стыдно. Довольна?
— Я тебе сочувствую. Доволен?
— Это очень познавательно и трогательно, но, может, все-таки вернемся к делу?
Кимберс едва сдерживает раздражение (наверняка Марв и перед ней никогда не извинялся).
— Вы должны мне доверять, — говорю я, глядя им обоим в глаза.
Марв и Кимберли смотрят с подозрением.
Согласна, прежде я не давала повода доверять себе, но неужели так трудно попробовать?
Ну хоть разок!
Через два дня Меган устраивает вечеринку в честь своего будущего ребенка. Посыльный приносит приглашение с золоченой надписью, сделанной от руки; сей факт позволяет решить, что Меган по-прежнему считает меня подругой. Конечно, я испытываю облегчение — значит, она никогда не узнает о моем преступлении.