Некоторые произведения Хёрста объединяют в себе признаки нескольких категорий. Так, шкафчик с рыбками в растворе формальдегида можно отнести и к картотечной серии, и к «аквариумной», а цель художника здесь та же, что в точечной картине, – создание композиции цвета и формы. Названия подобных произведений, как всегда у Хёрста, многозначительны и должны привлекать дополнительное внимание, как, например, «Изолированные элементы, плывущие в одном направлении ради понимания».
Наконец, последняя категория работ Хёрста была впервые показана в галерее Гагосяна в Нью-Йорке в марте 2004 года. Выставка включала в себя тридцать одну фотореалистичную картину маслом, что заставило некоторых критиков заметить: «Да, он действительно умеет рисовать!» Выставка называлась «Дэмиен Хёрст: ускользающая истина», и большие холсты заняли шесть комнат галереи. Сюжетом большинства картин послужила насильственная смерть. Одна из картин называлась «Кокаинист, покинутый обществом», другая, изображавшая сцену в морге, – «Вскрытие и препарированный человеческий мозг».
В интервью, данном в галерее Гагосяна, Хёрст указал, что эти работы, подобно акуле и картинам с цветными кружочками и бабочками, изготовлены группой помощников. В создании каждой картины участвует несколько человек, так что никто не может назвать себя автором этого произведения искусства. Сам Хёрст добавляет пару завершающих мазков и подпись. В другом интервью он сказал, что не умеет писать маслом, и если действительно займется этим, то покупатель получит отвратительную картину. По поводу того, насколько этично подписывать своим именем произведения, созданные в четырех студиях с участием сорока помощников, он сказал: «Мне нравится, когда фабрика производит вещи, при этом вещи отделяются от идей, но мне бы не понравилось, если бы фабрика производила идеи».
Те, кто хвалил выставку, говорили, что Хёрст медитирует на тему смерти в традиции Марселя Дюшана и Энди Уорхола. Художественный критик Джерри Зальц из журнала Village Voice прокомментировал это так: «Лучшее, что можно сказать об этих холстах, – это то, что Хёрст работает в промежутке между картиной и именем художника: Дэмиен Хёрст делает картины Дэмиена Хёрста. Сами картины – всего лишь ярлыки, носители бренда. Вроде „Прада“ или „Гуччи“. Вы платите больше, зато получаете кайф от обладания брендом. Заплатив от 250 тысяч до 2 миллионов долларов, простак или спекулянт может приобрести произведение, представляющее собой всего лишь имя».
Все работы были проданы в первый же день выставки у Гагосяна, а максимальная цена – 2,2 миллиона долларов – почти сравнялась с тогдашним рекордом Хёрста, скульптурой в виде медицинского шкафчика. Хёрст подражает модным дизайнерам еще и в том, что продает параллельно с брендовыми изделиями «массовую серию». Те из посетителей, кто не может позволить себе картину Хёрста или даже подписанную фотографию, могут приобрести футболки.
Брендинг, как известно, повышает цену обычных вещей, поэтому общественная деятельность брендовых художников, вроде Хёрста, сводится очень часто к деньгам и публичности. В канун нового, 1997 года Хёрст с друзьями Джонатаном Кеннеди и Мэтью Фрейдом (родственником художника Люсьена Фрейда и дальним родственником Зигмунда Фрейда) открыл в Ноттинг-Хилл бар и ресторан под названием «Аптека». Форму разработал модный дом, мебель – Джаспер Моррисон, а сам Хёрст наполнил зал скульптурами в виде медицинских шкафчиков и картинами с бабочками. В туалетах, скажем, стояли шкафчики с латексными перчатками и медицинскими свечами. Коктейли назывались «Детокс» и «Замедлитель действия волтарола». Хёрст даже установил перед рестораном зеленый неоновый крест, как перед входом в настоящую аптеку.
Ресторан сразу же привлек художественную тусовку и знаменитостей вроде Хью Гранта, Мадонны и Кейт Мосс. Про «Аптеку» написали на первых полосах многие газеты, но Королевское фармацевтическое общество подало иск на то, что название «Аптека» вводит в заблуждение больных людей. Хёрст решил использовать шумиху на полную катушку и предложил каждые несколько недель менять название своего ресторана на всевозможные анаграммы слова «Pharmacy» («Аптека»): сегодня ресторан будет называться Achy Ramp, завтра – Army Chap… Но газеты перестали писать о скандале, и все успокоилось. К названию «Аптека» добавились слова «Бар и ресторан», а зеленый крест перед входом убрали.
«Аптека» закрылась в 2003 году. Специалист по современному искусству дома «Сотби» Оливер Баркер увидел случайно из автобуса, как разбирают вывеску, и предложил устроить аукцион. На продажу было выставлено сто пятьдесят предметов из ресторана; сам Баркер говорил, что это первый в 259-летней истории «Сотби» аукцион, полностью составленный из переданных на комиссию работ одного живущего автора. Хёрст разработал обложку для каталога, и тот сам стал коллекционной ценностью.
Обстановка «Аптеки», предварительно оцененная в 3 миллиона фунтов, принесла на аукционе поразительную сумму – 11,1 миллиона. Аукцион лично посетили пятьсот человек; тридцать пять сотрудников принимали по телефону предложения отсутствующих. Полотно с бабочками «Полный любви» было продано лондонскому дилеру Тимоти Тейлору за 364 тысячи фунтов; конкурировал с ним Гарри Блейн из «Оленьего бока», представлявший владельца «Кристи» Франсуа Пино. Зато Блейну достался за 1,2 миллиона фунтов медицинский шкафчик «Хрупкая истина», один из пары шестидверных медицинских шкафчиков из бара «Аптека».
Шесть пепельниц из «Аптеки», которые предполагалось продать за 100 фунтов, принесли 1600 фунтов. Два бокала для мартини, оцененные в 50–70 фунтов, были проданы за 4800 фунтов. Лондонский дилер Анни Фаджонато заплатила 1440 фунтов за пару приглашений на вечеринку по случаю дня рождения. Набор для перца и соли ушел за 1920 фунтов. Сорок рулонов золотых ресторанных обоев, изготовленных по дизайну Хёрста, принесли 9600 фунтов. Торги по шести обеденным креслам дизайна Джаспера Моррисона дошли до 2500 фунтов, когда один из участников торгов, присутствовавший в зале, назвал сумму 10 тысяч фунтов, – прямо по учебнику, иллюстрация к субкультуре «я должен это получить», когда деньги уже не имеют значения.
Ранее Хёрст заключил соглашение, которое позволило ему выкупить свои произведения у тех, кто получил имущество после банкротства ресторана, за 5 тысяч фунтов. Вложение капитала оказалось удачным, если вспомнить, что на аукционе было продано вещей на 11,1 миллиона фунтов. Начинка «Аптеки» как проданные на аукционе произведения искусства принесла за один вечер больше прибыли, чем сам ресторан за шесть лет.
Присущ ли современному искусству Хёрста внутренний смысл, или его произведения лишь заимствуют его у гениальных названий? Вирджиния Баттон, куратор галереи Тейт Модерн, утверждает, что внутренний смысл имеется. Она назвала «Физическую невозможность смерти в сознании живущего» «жестоко честной и направленной на конфронтацию» и сказала про Хёрста, что «он привлекает внимание к параноидальному отрицанию смерти, которое насквозь пронизывает нашу культуру».
Очень многие разделяют взгляд Баттон на значительность работ Хёрста. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на список премий, полученных им за десять лет. В 1995 году – Тёрнеровская премия, присуждаемая каждый год британскому художнику, не достигшему пятидесяти лет. Премии была удостоена скульптура, состоявшая из двух пар стеклянных ящиков с узким проходом между ними. Каждая витрина одной пары содержит половину коровы, разрезанной вертикально вдоль от носа до хвоста. Во второй паре витрин – точно так же разрезанный теленок. Все вместе носит название «Мать и дитя разделенные», что опять же иллюстрирует рыночную ценность названия, которое вынуждает зрителя самого интерпретировать объект. Почему именно корова? Лошадь – слишком благородное животное, а родства с козой зритель не ощутит.
В мае 2003 года Хёрст стал первым художником, чье произведение было отправлено в космос. Его точечная картина с цветными кружочками была использована в качестве таблицы для калибровки инструмента на британском аппарате «Бигль», запущенном тогда как часть программы «Марс-экспресс» Европейского космического агентства (см. фото). К картине была приложена запись британской рок-группы Blur, которая должна была прозвучать с зонда в качестве сигнала о посадке аппарата. В канун Рождества 2003 года «Бигль» ударился о поверхность Марса со скоростью 225 км/ч; посадочный модуль, а с ним и точечная картина Хёрста разбились вдребезги. Другая точечная картина фигурировала в фильме с Мег Райан в главной роли «Кейт и Лео», где представляла искусство и культуру XX века.
Самая невероятная история, связанная с брендом Хёрста, произошла с Э. Джиллом, репортером газеты Sunday Times. У Джилла был старый портрет Иосифа Сталина кисти неизвестного художника. Он говорил, что портрет «висел над письменным столом и помогал в особенно трудных случаях»; в свое время за него было заплачено 200 фунтов. В феврале 2007 года Джилл обратился в «Кристи» с предложением выставить портрет на обычные торги в середине недели. Аукционный дом отказался, сказав, что не торгует ни Гитлером, ни Сталиным.
– А что, если бы автором портрета был Хёрст или Уорхол?
– Ну, тогда мы с удовольствием взяли бы его.
Джилл позвонил Дэмиену Хёрсту и попросил пририсовать Сталину на портрете красный нос. Хёрст так и сделал, добавив заодно свою подпись под носом. В таком состоянии «Кристи» принял портрет на продажу и снабдил эстимейтом в 8–12 тысяч фунтов. Желающих приобрести портрет оказалось много, и семнадцатью предложениями позже, когда молоток аукциониста наконец опустился, цена картины составила 140 тысяч фунтов. В конце концов, на нем имеется подпись Хёрста.
Последний по времени проект Хёрста, наделавший много шума, представляет собой изображение человеческого черепа в натуральную величину; сам череп скопирован с черепа европейца в возрасте около тридцати пяти лет, умершего где-то между 1720 и 1810 годом; зубы в череп вставлены настоящие. Сам череп-прототип Хёрст приобрел в одном из айлингтонских таксидермических магазинчиков. В череп инкрустирован 8601 промышленный бриллиант общим весом 1100 карат; они покрывают его сплошь, как мостовая (см. фото). Скульптура называется «Ради любви к Богу» или просто «Ради Бога»; вроде бы именно эти слова произнесла мать Хёрста, услышав о теме проекта. Хёрст говорит, что его череп продолжает традицию