Он поставил свою сумку из прачечной на землю и направился к ним, разведя руки, опустив глаза, с улыбкой, хоть и донельзя напуганный. Люди уставились на него, но в их взглядах вроде было, как показалось ему, больше любопытства, чем враждебности.
— О’кей? Ночевать? — спросил он и показал назад, на свою сумку, стоявшую более чем в двадцати метрах от ближайшей палатки.
Один из мужчин пожал плечами.
— Наверное.
— А ты место бронировал? — поинтересовался другой.
— Пожалуйста?
— Ладно, забудь.
— Спасибо.
Вернулся к сумке. Раскрывая ее, он видел: люди следят за каждым его движением. Здесь гул, доносившийся с моста, был тише: слышался постоянный глухой рокот, заглушавший голоса, но только не внезапный резкий смех.
Человек расстелил покрывало на земле и выложил туда свою еду и новую одежду. Из другого покрывала выйдет палатка. Полагаясь на людей у костра, он оставил свое имущество и вышел подыскать палку, чтобы подпереть палатку, а когда вернулся, все оставалось по-прежнему. Наблюдавшие продолжали наблюдать.
Когда люди увидели, что он пытается сделать — а с палатками ему раньше обращаться не приходилось, — женщина и один мужчина приблизились, желая помочь. Подобрали палку получше, глубоко вкопали ее в землю, и женщина принесла веревку — привязать покрывало. Затем с помощью камней укрепили концы палатки.
— Прямо с доставкой, — засмеялась женщина.
Он улыбнулся ей, догадавшись по лицу мужчины: сказано что-то смешное, а не злое. Спросил:
— По-ли-ция? Приходить по-ли-ция?
— Здесь к нам никто не прикапывается.
Он показал на связку бананов, лежавших на покрывале; кожура их потемнела лишь местами.
— Вы хотеть?
Женщинам мужчина покачали головами. Мужчина спросил:
— Где туалет, знаешь хоть?
Он неуверенно заулыбался.
Мужчина указал вниз на гавань.
— Вон там. В порту. Там и душ есть.
Позже, когда стемнело, отблески пламени стали заметнее на фоне бетона, а люди превратились в темные силуэты, он услышал, как его окликнули:
— Эй, ты! Чинк[54]!
Чинк!
Сидевшие у костра жарили сосиски, на вилках поднося их к огню. Одну протянули ему, и он присел на корточки чуть в отдалении от остальной группы. Впился зубами в сосиску, имевшую почему-то рыбный вкус.
Грубый голос спросил:
— Ты как сюда попал, чинк? В контейнере?
— Пожалуйста? — Отвратительный кусок страшно хотелось выплюнуть, однако он заставил себя все проглотить. Потом сказал:
— Сан-Франциско, — и указал на сортировочные станции позади. — Железная дорога.
— Сан-Флансиско, — передразнил человек с грубым голосом и крякнул. — Зелезьная долога.
По кругу ходила бутылка. В свете пламени Чинк по складам прочитал название на этикетке… «Тандерберд»… и отдал бутыль дальше, так и не отпив.
У себя в палатке он спал беспокойно, вздрагивая и просыпаясь от жутких видений. Смех снаружи затих, костер погас. В минуты бодрствования человек по имени Чинк, лежа на пропахшей нефтью земле, слушал полицейские сирены, бешено завывавшие сверху, над палаточным лагерем. Машины спешили на неотложную встречу с кем-то, но сегодня ночью — не с ним.
— Расскажи про мистера Гадкера.
Папа у Финна умел замечательно рассказывать, и почти все его сказки были про мистера Гадкера, носившего черную шляпу со сломанным верхом, который открывался и закрывался, будто крышка, а также черный пиджак, черную шелковую сорочку, черные брюки и черные остроносые ботинки, украшенные кисточками. Галстук-бабочка радужной расцветки начинал вертеться, как пропеллер, стоило мистеру Гадкеру повернуть потайной выключатель у себя в кармане. Он обитал в пентхаусе, в Пайонир-сквер[55]. Финн толком не знал, что такое пентхаус, но из огромных окон этого самого пентхауса мистер Гадкер видел каждого жителя Сиэтла. С помощью сверхмощного бинокля Гадкер мог заглянуть прямо в комнату Финна на Квин-Энн-Хилл. Закадычная подружка мистера Гадкера, ведьма по имени Мойра, жила вместе со своим котом в плавучем домике на озере Юнион и частенько невидимкой летала над городом, оседлав волшебный пылесос.
— По своему обыкновению… — начал Финн.
— По своему обыкновению, в субботу, в полдень, мистер Гадкер все еще валялся в кровати, и была на нем черная пижама…
— …и пил он шампанское…
— …и курил толстую сигару с золотым ободком.
Мама рассказывала Финну сказки про маленького индейца по имени Веселый Ручеек, но мистер Гадкер нравился мальчику гораздо больше.
— И так же, по своему обыкновению, он читал рекламу в сиэтлской газете «Пост-интеллидженсер». Красной шариковой ручкой мистер Гадкер аккуратненько обвел одно особенно интересное объявление. Оно гласило…
— «Распродажа старых „Боингов“?
— Нет. На сей раз — „Супер-Клей-Порошок“. Продается оптом, грузовиками. Пятнадцать долларов тонна». И мистер Гадкер стал размышлять о многих, многих гадостях, которые можно было бы устроить с целым грузовиком «Супер-Клей-Порошка».
Финн вдумчиво ковырял в левой ноздре. Папа никогда не обращал на это внимания, тем более перед сном в кровати.
— План — вполне замечательный план — созревал в гадостно изобретательной голове мистера Гадкера.
— И какой же план, пап?
Пряча под одеялом руку с тем, что удалось извлечь из носа, Финн уютно прижался к мишке.
— Терпение! Чуточку терпения, Финик. Мистер Гадкер снял трубку черного беспроводного телефона, стоявшего у кровати…
— Сейчас Мойре позвонит!
— Верно. И после второго звонка Мойра ответила. «Эмброуз?» — спросила ведьма…
— Это она по волшебству узнала.
— Нет, у нее определитель номера.
— А раньше ведь не было.
— Но теперь-то есть. Получен в четверг по почте, в картонной коробке — новая Мойрина игрушка. Мойра может всех удивлять — она говорит, кто именно ей сейчас позвонил. «Опять шампанское утром пьешь, — сказала Мойра, — я точно знаю, у меня же определитель номера». А мистер Гадкер чокнулся с трубкой и прокричал: «Эге-гей, до дна пей!» На другом конце, в плавучем домике посреди озера Юнион, Мойра скорчила рожу. Вот такую. «A-а, „Боллинжер“ 79-го года, — протянула ведьма, — ну, я шампанское терпеть не могу. На вкус — точно моча кошачья».
Финн захихикал.
— А откуда она знает?
— Говорю же тебе, у нее определитель номера. Однако вернемся к замечательному плану мистера Гадкера. «Мойра, — заговорил он, — сегодня же после обеда на озере Юнион — большая гонка парусных лодок, да?» «Ага, — отвечала Мойра, — а на берегу будет веселье. Я тут как раз пироги пеку с жабьими потрошками». Тогда мистер Гадкер сказал: «Нельзя терять ни минуты. Иду за клеем». И прямо из кровати впрыгнул в свою черную шелковую сорочку.
— А я знаю, что дальше! Он клея в озеро насыплет. И станет не озеро, а сплошной клей!
— Точнехонько, Финик. Но в сказках-то самое главное не что произойдет, а как произойдет. И вот мистер Гадкер…
Финн закрыл глаза. Ребенок, убаюканный гадкерскими похождениями, через минуту уже спал.
Общаться в неформальной обстановке. Стало ясно, что Стив Литвинов под этим подразумевал, когда в 6.45 утра Бет увидела у себя перед компьютером, прямо на клавиатуре, плотный кремовый конверт, на котором ее имя было выведено необычным петлистым почерком ассистентки Стива — Лизы Мэйо. Внутри обнаружилась открытка с на описью «Северо-западный фестиваль старинной музыки», а в ней — напечатанное на матовой рисовой бумаге приглашение на обед в дом Юргенсенов, где в качестве гвоздя развлекательной программы выступит ансамбль старинной музыки из района Сиэтла Мадрона Доуленд. Гостей принимают Сорайя и Билл Юргенсены, а также Джойс и Стивен Литвиновы. Сверху Лиза приписала: «Для Элизабет Руркс супругом», и рядом Стив нацарапал: «Надеюсь, вам удастся прийти. Стив».
В девять Бет прервала работу, дабы позвонить по указанному в приглашении номеру. «Это Сорайя?» Да, к телефону подошла именно миссис Юргенсен, и когда Бет сообщила, что они с мужем (его фамилию пришлось дважды повторить по буквам) рады принять приглашение, Сорайя объяснила, как доехать от большого междуштатного шоссе, добавив: «Вы, разумеется, вносите сумму по вашему усмотрению, но в среднем каждый нам присылает по тысяче долларов. Здесь будет чудесно! Вы изыскали возможность посетить нас — замечательно! Чек можно выслать прямо сюда, укажите на нем — „для Северо-западного фестиваля старинной музыки“. До встречи двадцатого числа!»
Несколько минут Бет просидела, борясь с дурнотой, потом вытащила из сумки чековую книжку. Женщина страшно злилась на себя. Еще бы, все ведь было до чертиков очевидно: Лиза наверняка сообщает Стиву, когда именно вступают в силу опционы служащих высшего звена, ну а потом, как только человек получает наличные, Стив немедленно привлекает его к участию в благотворительных акциях. А она-то думала, Литвинов тогда имел в виду секс.
В 7.30 Чинк уже крался по ухабистой улице, проходившей мимо широкого канала, высматривая мусорные ящики, чтобы вернуться к ним с наступлением темноты. Шел мимо кранов, лесных складов, лодок и кораблей, стоявших и на воде, и у воды, и — впервые за все время в Америке — мимо рабочих. Вокруг было полно людей в грязных комбинезонах, и Чинк чувствовал себя спокойно здесь, где в воздухе витали запахи опилок, краски и креозота, а со стороны ангаров долетал стук молотков. Названия береговых строений значились на табличке, и каждую Чинк внимательно изучал, упражняясь в английском.
— Чинк!
Он подумал — наверное, кто-нибудь из палаточного лагеря, но оказалось — незнакомец, грузный седоватый мужчина в вельветовых брюках и теплой куртке.
— Работу ищешь?
При слове «работа» мужчина легонько, как бы невзначай кивнул.
— Мексиканцы опаздывают. С асбестом вообще дело имел?
— Немного, может быть.
— А, «немного»? Ну, это ж тебе не ракеты запускать, невелика премудрость.