трудно хоть завернуть во что-нибудь, черт возьми? Том появился в спальне с «Нашим общим другом» в руках. Вот и последняя капля.
Том в наушниках сидел один в большой новой студии радиостанции «KUOW» на Юниверсити-уэй.
В аппаратной за стеклянной перегородкой звукорежиссер Нед поднял большие пальцы вверх — «порядок» — и на линии послышался голос продюсера, Мириам Глэйзбрук, находившейся в студии Национального радио в Вашингтоне, округ Колумбия.
— Привет, Том. Как идут дела в дождливом Сиэтле?
Мириам любила так говорить и всегда делала это специально.
— Очень по-сиэтловски. Мы с Бет вчера посетили благотворительный концерт. Принимал нас бывший менеджер высшего звена компании «Майкрософт» — недавно он открыл собственную фирму. Производит цифровые ароматы. Подключаешь к компьютеру небольшую коробчонку и… Может, ты уже ею обзавелась?..
— Да-а, ясно, чем у вас народ занимается.
— Уж в округе Колумбия кто бы говорил!
— Триш информирует, у нас хороший уровень. Поехали.
— Каждое утро жена первым делом…
— Извините, небольшая накладка. Еще разок.
— Каждое утро жена первым делом узнает из газеты свою судьбу. Приходит худосочный выпуск «Нью-Йорк таймс» — газеты, у которой, увы, нет штатного астролога, но…
4
— …Увы, нет штатного астролога, но Бет вполне довольствуется последним разделом…
В час пик на Первой авеню стояла огромная пробка. Голос Тома звучал странно и одновременно смешно из восьми динамиков сразу. Когда муж выступал по радио, «р» у него дрожало и вибрировало — на венгерский манер, считала Бет. В лучшие времена раскатистое «р» коробило раздражающей манерностью, теперь же здесь слышалась издевка. Бет стиснула руль, и клокотавший у нее внутри гнев сменился ледяным холодом. Как вообще он смеет? Том ни словом не обмолвился о написанном тексте. На передачу Бет наткнулась случайно, пока искала, где передают новости.
— Томас Дженвей ведет творческие семинары для начинающих писателей в Вашингтонском университете. Его репортажи регулярно выходят на радиостанции «KUOW», дочерней станции Национального радио в…
Бет ткнула кнопку «Power» — хотелось заткнуть трескотню ведущего.
Том ничего — совсем ничего! — не знает о компании «НайдиДом», даже не ориентируется на сайте. Ему невдомек, как формируются доходы, а он зудит, безграмотно и самодовольно, со своим проклятым раскатистым «р», о «перррерррасходе». Просто невыносимо! Свифт? Поуп? Крах «Компании Южных морей»[67]? Черт побери! А приплести сюда Бет и ее опцион? Унизительное снисхождение, проявление немыслимой напыщенности. В онлайновом мире Том смыслит не больше, чем в молекулярной физике. Его волнуют одни идиотские викторианские романы и еще более идиотские книжонки о Второй мировой, и тем не менее ему, черт дери, хватает наглости высказывать по радио свое жалкое мнение о журнале «Новая экономика» и фирме, где Бет ежедневно бьется, только бы удержаться на плаву. Боже, ведь многие слушают передачу «Все учтено»! И как Бет покажется на глаза девятому этажу? «Моя жена Бет»! Черт, превратил ее в подопытного кролика. Роберт мог слышать? А Лиза? А Стив? От последней мысли Бет затошнило.
Не сворачивая налево, на улицу Гейлер, Бет поехала дальше по Квин-Энн-авеню с единственной целью — гнать и гнать машину вперед. Женщина пыталась хотя бы отчасти восстановить обычное равновесие. Лишь когда Фримонтский мост остался позади и автомобиль пополз вверх по склону Финни Ридж, она более-менее пришла в себя.
Том по природе своей не мог действовать со злым умыслом. Он в принципе не умеет замышлять ничего дурного, слишком погруженный в свои книги и считающий себя проницательным, поскольку усердно постигает события в романах. На самом деле Том абсолютно слеп, ему бы собака-поводырь не помешала. Он даже не виноват, обижая Бет — вот как сейчас. Осуждать мужа за подобные выходки: все равно что бранить котенка, спутавшего клубок ниток. Том безнадежно наивен. А когда-то Бет казалось, будто он необычайно умен.
Значит, подумала женщина, век живи, век, ко всем чертям, учись.
Когда через полчаса Бет вернулась домой, Том и Финн бегали по гостиной на четвереньках, рыча и лая друг на друга.
Том поднялся, поцеловал жену.
— Как день прошел, милая?
— Прекрасно, — ответила она.
Чик присматривался к американским мужчинам, он не желал отличаться от них, стремясь слиться с толпой. Большинство модных парней его возраста придерживались одного стиля: бритые — на голове только пушок, с аккуратными усиками, и многие — с золотым кольцом в одном ухе.
Чик начал отращивать усы и заплатил десять долларов парикмахеру, обрившему ему голову. Денег, конечно, жаль, но стрижка Чику понравилась. Случайно заметил свое отражение в витрине магазина — почти американец, хотя еще не одну неделю придется терпеливо ждать, пока усы станут такими пышными и мягкими, как он хотел.
Чик до сих пор ночевал на корабле и работал на мистера Дона, один или с Ласаро и остальными мексиканцами. Он многое узнавал от Ласаро. Почти каждый день покупал теперь сиэтлскую газету «Пост-интеллидженсер» в киоске на улице Никерсон. Чик собирался улучшить свой английский, читая статьи, однако первым делом всегда принимался разыскивать объявление о смерти какого-нибудь молодого человека с китайским именем.
«Замечаете ли вы, — писал Том, — что люди начинают испытывать тоску по деньгам? Как и многие американцы среднего класса, я люблю смотреть „Антикварные гастроли“ по каналу Пи-би-эс, эта передача — последнее прибежище настоящих денег в старомодном их понимании. Сегодня мы живем в мире, где деньги почти всегда обозначаются десятичными дробями, после которых маленькими буковками пишется „млн.“ или „млрд.“. Теперь, чтобы телеигра вызывала у зрительской аудитории интерес, победитель должен забрать ни много ни мало — миллион. Только в „Антикварных гастролях“ деньги, заработанные вами или мною в день, в неделю, в месяц или в год, имеют хотя бы какую-то реальную значимость».
Вчера вечером показывали: один старичок принес в студию глиняную пивную кружку с росписью, выпущенную приблизительно в 1890 году для рекламы пивоваренного завода в Милуоки. Еще его бабушка хранила в кружке бусы. Когда оценщик назвал стоимость кружки, старичок не выдержал. По щекам престарелого участника программы потекли слезы, и он залепетал дрожащим, плаксивым голосом: «Ох ты… Ох ты, Господи… Две тысячи долларов?» Том прямо чувствовал: миллионы зрителей по всей стране сопереживают живейшим образом.
Вот в этом и заключается настоящий секрет «Антикварных гастролей» — передача вновь придает значимость суммам, в принципе не кажущимся людям (и Тому тоже, конечно) маленькими, однако в общественном представлении катастрофически обесценившимся. Один только перерасход компании «НайдиДом» достигает, по словам Бет, 2,7 млн. в месяц, а активы составляют 4,1 млрд. Тогда неудивительно, что сам рейтинг «Гастролей» среди зрителей выражается такими цифрами, которые…
Где-то под ногами у Тома зазвонил телефон.
— Томас! Это я — Шива. Сию секунду вылетели из Лос-Анджелеса. Сейчас нахожусь на пути в округ Колумбия.
— Забавно, некоторые вот…
— Томас. Я читал Рейша. Кажется, становлюсь его поклонником. Он не лишен иронии и чувствительности.
— Кто, простите?
— Рейш, — ответил Рэй с обидой в голосе, — Дэйв Рейш. «Хрустальный дворец».
— А, понял. Да, правда? Мне вещица показалась довольно комичной, но…
— Томас, ты говоришь как пресытившийся бонвиван. Пресыщение дурно. Сегодня мы обретаемся в мире, где есть лишь пресыщение и, увы, чересчур мало страстного воодушевления.
— «…и в нерешительности лучшие из нас томятся. Худшие страстям губительным дают собою править»[68], — ответил Том, подыгрывая Шиве.
— Откуда это?
— Уильям Батлер Йейтс[69]. «Второе пришествие».
— Я не согласен с тобой. В своем деле я уделяю время лишь людям, способным проявлять истинную страсть к чему-либо. Я выбрал в качестве единомышленника тебя, потому что верил — в тебе есть страсть. К литературе.
— Я думаю, вы не станете обвинять Йейтса…
— Сейчас не до Йейтса. У меня дела, дела, дела. К сути: Рейш примет наши условия?
— Ну, я уверен, он согласился бы, просто…
— Свяжись с ним. Ты знаешь, кто его агент, поверенный, или ты напишешь непосредственно издателю?
— У меня есть электронный адрес Дэвида.
— Да? — В голосе Рэя прозвучали удивление и восхищение. — Ради такого человека не грех раскошелиться, это точно. Думаешь, он согласится, если предложить ему сотенку? Целый стольник?
Противясь соблазну, Том ответил:
— Да, я считаю, Дэйв был бы не против.
— Ради писателя такого масштаба, Томас, следует быть готовым на любые жертвы.
— Я напишу ему сегодня. Шива, мы вчера были на ужине, и там разгорелся нешуточный спор о том, где же в действительности находится ваш дом на озере. Все участники разделились на две группировки — Левобережников и Правобережников, одни говорили, будто в Медине, а другие утверждали, что в Лески. Так где же на самом деле?
— Ох! — воскликнул Шива Рэй. — Воздушная яма. Ну и тряхнуло нас! — И связь оборвалась.
Том закончил кусочек о деньгах и написал Дэвиду Скотт-Райсу, предлагая некоторое их количество. Назвать точную сумму он затруднялся и все время изменял ее, но в конце концов остановился на 21 500 долларов — цифра понравилась приятной точностью, и кроме того, Том надеялся, она до некоторой степени убережет его от возможных требований повысить оплату. Ему хотелось, чтобы в будущем неизбежное увеличение скотт-райсова гонорара до 25 000 выглядело как шаг навстречу, который удалось выторговать у благотворителя с большим трудом. Еще Том считал: зря он тогда за ужином упомянул о предложении Дону Делилло, и в своем письме собирался намекнуть: мол, даже обещанная 21 500 буквально вытянута из влиятельных людей после их нешуточного сопротивления.