Интересно отметить, что через 11 или 12 лет после смерти Карла XII (в источниках сведения о датах противоречивы), в русском роду, основоположником которого был выходец из Швеции, родился будущий знаменитый военачальник Александр Васильевич Суворов, во многом скопировавший полководческий «почерк» шведского короля. Его предок Сувор (происхождение имени «Сувор» связывают со шведским словом «svar», немецкий эквивалент «schwer», что в переводе на русский язык означает «сильный, мощный, суровый, строгий», «сварливый, неуживчивый») прибыл в Россию из Швеции вместе с неким Наумом, причем занимались они, по всей видимости, торговлей либо исполняли какие-то административно-хозяйственные функции. В XVII–XVIII вв. на улице Сретенке в Москве, где стоял дом деда А. В. Суворова – Ивана Суворова, преобладали дворы купцов и торговцев, поэтому при царях Михаиле Федоровиче и Алексее Михайловиче Романовых здесь селились не представители древних боярских родов, а новая служилая знать, в том числе и выходцы из-за рубежа, например, фон Визины (von Wiesen)[333]. Как следует из прошения А. В. Суворова, поданного в 1786 году в Московское депутатское собрание о включении его с семьей в дворянскую родословную книгу Московской губернии: «В 1622 году, при жизни Михаила Федоровича, выехали из Швеции Наум и Сувор и по их челобитной приняты в Российское подданство. Именуемые честные мужи разделились на разные поколения и по Сувору стали называться Суворовы…»[334].
Согласно описаниям внешности Суворова, даваемым современниками (болезненность в детском возрасте, худощавость, подвижность), а также портретным изображениям, его оправданно отнести к тому из трех выделенных Э. Кречмером главных типов строения тела, который этот ученый называет астеническим. Людей данного типа отличают слабость, особенно в детстве; пониженные, по сравнению со средними, размеры в объеме, ширине и весе тела; отсутствие склонности к накоплению жира с возрастом; резкие черты худощавого лица[335]. В соответствии с исследованиями Э. Кречмера, существует ясная биологическая связь между астеническим строением тела и психической предрасположенностью к шизофрении[336]. Относительно Суворова этот вывод подтверждается особенностями его поведения и жизнедеятельности, характерными для шизотимиков[337]:
– аутизм (еще в детстве Суворов мог целые дни проводить один в своей комнате, занятый игрой в солдатики, а придя на военную службу, сутками оставался в палатке в лагере в полном одиночестве, совершенно не общаясь с окружающими);
– агрессивность (выбор военной профессии, несмотря на желание отца сделать его гражданским чиновником, а затем перевод в драгунский полк действующей армии со спокойной службы военным интендантом);
– деспотизм (невнимание к мнению окружающих людей и упорное стремление навязать им свою волю);
– пониженный половой инстинкт (поздняя женитьба по настоянию отца на «засидевшейся в девках» и малознакомой женщине, невнимание к жене и крайне непродолжительные периоды совместной семейной жизни, частые измены со стороны жены, фактическое прекращение супружеских отношений);
– резкие аффективные реакции (прыгал через стулья, узнав о повышении в чине, катался по земле перед солдатами в сражении при Нови после неудачной атаки);
– сужение круга интересов до узкой сферы военной службы;
– спартанская непритязательность к условиям жизни;
– язвительный сарказм (хорошо известны публичные высказывания Суворова, оскорбительные для российской политической власти и военных союзников России: «русские прусских всегда бивали» – о прусской армии, «неисправимая привычка битыми быть» – об австрийской армии, «пудра не порох, букли не пушка, коса не тесак, а сам я не немец, а природный русак» – о военной реформе императора Павла I);
– эксцентричность (пение петухом по утрам, публичное испражнение в общественном месте, вызывающая одежда).
Таким образом, Карла XII и Суворова объединяет общее германо-скандинавское происхождение, а также шизотимический тип личности. Соответственно, биологическое и психологическое родство обусловило идентичность полководческого «почерка» шведского короля и русского генералиссимуса. Причем то, что Суворов, знакомый с различными способами и методами военных действий, предпочел такой стиль ведения боя, еще раз подтверждает его внутреннее психологическое тождество с Карлом XII.
Свой первый боевой опыт Суворов получил во время Семилетней войны, где, участвуя в битве под Кунерсдорфом, он мог видеть, как доведенный по быстроте до предела современных ему технических и человеческих возможностей залповый огонь прусской пехоты («мельница старого Фрица») не смог нанести русско-австрийским войскам такие потери, чтобы обеспечить Фридриху II победу. В конце битвы измотанная прусская пехота была опрокинута штыковым ударом русских и австрийских солдат. Заметив низкую эффективность огневого боя с использованием существующего несовершенного стрелкового оружия, Суворов обратился к краеугольному камню тактики Карла XII – атаке холодным оружием – и увековечил этот взгляд в своей «Науке побеждать», заметив, что «пуля – дура, штык – молодец». Поскольку он посчитал, что каждый обученный штыковому бою солдат обязательно убьет или ранит одного-двух противников, в то время как при стрельбе того же можно достигнуть только целым подразделением из нескольких десятков человек, то не уделял огневому бою значительного внимания в тактике пехоты.
Однако, как и в случае с армией Карла XII, тактика ближнего боя приносила свои плоды в ходе действий против хуже подготовленного противника с низким боевым духом – турецких и польских войск. При столкновении с обладающими высоким боевым духом и хорошо обученными армиями республиканской Франции этот метод обернулся только высокими потерями. Все ключевые сражения в ходе Итальянской кампании фельдмаршала Суворова в 1799 году были выиграны не благодаря штыковым атакам, а за счет оперативно-тактического маневра, возможность которого обеспечивало значительное численное и материальное превосходство русско-австрийской армии (в битве на реке Адде 28 тыс. французов против 49 тыс. союзников; на реке Треббии – 33,5 против 37 тыс.; при Нови – 35 против 51 тыс., причем, артиллерия французских армий обычно насчитывала от 30 до 40 орудий, в то время как у союзников во всех случаях имелось свыше 60 стволов[338]).
Эффективно использовать метод атаки холодным оружием русские смогли только при отступлении из Италии, в Альпах, где горная и пересеченная местность затрудняла массирование огня и благоприятствовала скрытому сближению с противником на короткую дистанцию. Здесь русские войска успешно применили свою выучку для штыкового боя при овладении горными высотами и проходами, а также в ходе арьергардных контратак.
Соответственно иностранные военные наблюдатели, оценивая действия Суворова, а затем и основанную на этих же принципах тактику русской армии в войне против наполеоновской Франции, пришли к выводу, что победить русских возможно благодаря тактическому маневру – уходом от штыковых атак, а также за счет сильного и сосредоточенного артиллерийского и ружейного огня[339]. Этой тактической доктрины и старались придерживаться военачальники англо-французской армии через 55 лет, уже в ходе Крымской войны, что вновь позволило западноевропейскому солдату утвердить свое превосходство над русским и поддерживать его вплоть до Второй мировой войны.
§ 2.3. Первая встреча противников. «Почерк» полководца короля Карла XII
С точки зрения проявлений интуиции, как характерной и неотъемлемой особенности полководческого «почерка» Карла XII, наиболее значимой среди побед короля Карла является битва под Нарвой. Здесь и русский царь (хотя в самой битве он не участвовал и не руководил войсками, однако структура армии, ее состав, подготовка, планирование боевых действий, выбор позиции и дислокация частей на поле боя были обусловлены его приказами), и шведский король ярко продемонстрировали свои качества полководцев. Причем в силу стереотипов мышления и поведения противников, часть из которых сложилась в результате Нарвского столкновения, битва под Полтавой стала во многом его копией.
20 августа 1700 года, вероломно нарушив продленный за девять месяцев до этого договор о мире, царь Петр объявил Швеции войну, и царские войска выступили в поход, двигаясь в направлении на город-крепость Нарву (Narva).
(Обстоятельства объявления войны против Швеции со стороны Петра I также весьма примечательны. Согласно Столбовскому мирному договору 1617 года между Россией и Швецией, подтвержденному в 1661 году договором в Кардисе, граница между двумя странами проходила по Чудскому и Ладожскому озерам, с уступкой шведам района, прилегающего к Нарве, с Иван-городом, Ямом и Копорьем, а также всей Ингрии со всем побережьем Финского залива. Стремясь вернуть эти земли, Петр I заключил ряд договоров, обеспечивавших России союзников для войны со Швецией. В июле 1699 года был заключен оборонительно-наступательный союз с датским королем Фредериком IV (Fredrik IV av Danmark), а в ноябре того же года – тайный наступательный союз против Швеции с избранным польским королем и саксонским курфюрстом Августом II «Сильным» (August II «Den starke»).
При этом Петр тщательно скрывал свои намерения от шведов и в октябре 1699 года в Москве состоялся торжественный прием шведского посольства, прибывшего еще в мае 1699 года, а в ноябре царем был подписан договор, пролонгирующий действие условий Кардисского договора. В феврале и марте 1700 года саксонские и датские войска без предварительного объявления войны вторглись на шведскую территорию и в герцогство Гольштейн-Готторпское, но Петр выжидал объявлять войну, так как его задерживала необходимость заключения мира с Турцией (этот мирный договор был подписан в июле 1700 года, а сообщение о нем поступило в Москву 19 августа). С целью ввести короля Карла в заблуждение относительно своих истинных намерений, в июне 1700 года Петр I направил в Стокгольм князя Андрея Хилкова с уведомлением о дружественных намерениях России и сообщением, что вскоре в столицу Швеции прибудет русское Великое посольство, чтобы специальной грамотой вновь подтвердить действие условий Кардисского мирного договора. При этом Хилкову был поставлен целый ряд задач разведывательного характера