В итоге, если бы шведы под Полтавой одержали победу, причем сокрушительную, с полным уничтожением русской полевой армии, надеяться на благоприятный исход войны они все равно могли только в случае последующих уступок со стороны царя. Растаявшая в походе королевская армия к лету 1709 года уже не представляла серьезной угрозы, а для дальнейшего наступления в центральные области России еще предстояло преодолеть развитую кордонную систему. При условии продолжения русскими стратегии отхода и разорения местности даже иррегулярная татарская конница – единственная сила, способная оперативно усилить шведов в Украине, – становилась малоэффективной из-за наличия большого числа укрепленных пунктов, находившихся в руках царской армии. В 1708 году царские инженеры и саперы укрепили Новгород-Северский, Стародуб, Почеп, Ахтырку, Лебедин, Белгород, Прилуки, Нежин, Коропу, Глухов, Пирятин, Макошин, Сосницы, Липовец[825], так что без мощной артиллерии (полевой или осадной), которой не было ни у шведов, ни у татар, ими стало трудно овладеть. Удержание этих опорных пунктов обеспечивало русскому командованию надежный контроль над территорией и коммуникациями, так что, если бы шведы решили следовать стратегии татарских войск и просто обойти кордоны, то все наступление в глубь России превратилось бы в обычный грабительский набег, лишенный верной оперативно-стратегической цели (согласно сообщениям перебежчиков, к весне 1709 года шведское командование, столкнувшись с оборонительной стратегией противника, окончательно решило не навязывать ему сражения, а быстро двигаться из Украины прямо к Москве, и пыталось создать запас продовольствия из расчета на двухмесячный марш со средней скоростью 22 км в сутки[826], но даже взятие этого столичного города, не представлявшего особой ценности для царя Петра, но усиленно готовившегося к защите, отнюдь не позволяло успешно завершить кампанию в России).
С другой стороны, беспрепятственное отступление из Украины после удачной битвы поставило бы короля перед необходимостью вновь изыскивать людские и материальные ресурсы. В таком заведомо неравном соревновании с Россией Швеция была обречена на поражение. Всего военные предприятия короля стоили шведам по приблизительным оценкам до 150 тыс. человек убитыми, ранеными, пленными и умершими от болезней в походах[827], то есть около 10 % коренного шведского населения или примерно 20–25 % мужской половины шведов (при этом в итоге войны Швеция утратила ряд принадлежавших ей густонаселенных земель и провинций, где проживали еще несколько сотен тысяч человек, так что демографические потери, даже не учитывая экономический ущерб, оказались для страны невосполнимыми).
В связи с этим, закономерным итогом ошибочной стратегии шведского командования стали вначале частные оперативные неудачи, а затем и кульминационная военная катастрофа под Полтавой, фактически перечеркнувшая все прежние военные достижения короля Карла. Когда в Англии получили отчет посла Витворта о битве под Полтавой, маршал Джон Мальборо, который встречался со шведским королем в Саксонии в апреле 1707 года, отметил, что после десяти лет непрерывных успехов Карл XII из-за невезения и дурного командования погубил себя и свою державу всего за два часа[828].
С точки зрения морального аспекта поведение Карла также не безупречно. Шведские историки отмечают, что если король не считал ситуацию безнадежной с точки зрения возможности шведов сопротивляться русским, то он должен был бы не оставлять войска в Переволочне под командованием Левенгаупта, а лично проконтролировать переправу армии через Ворсклу и убедиться в возможности для шведов начать марш на юг по восточному берегу Днепра.
Кроме этого, по мнению Б. Григорьева, король отучил шведских военачальников думать и принимать решения, поскольку вплоть до мелочей решал все сам и единолично, вследствие чего, когда Карл был ранен и выбыл из строя, управление армией со стороны шведского генералитета оказалось малоэффективным[829].
По мнению А. Констама, в ходе Полтавской битвы король Карл XII вследствие своего ранения играл ненамного большую роль, чем обычный свидетель происходивших событий[830]. Это не вполне верно, но влияние короля на ход битвы, несомненно, было крайне ограничено, а главное, он не мог вдохновлять солдат и офицеров своим личным примером, что всегда делал раньше. В результате шведы оказались в непривычной ситуации отсутствия вождя на поле боя и утратили важное психологическое преимущество и моральный стимул к борьбе. Кроме того, как отмечает тот же Констам, снижение роли короля обострило противоречия и углубило недопонимание среди командования шведской армии, в особенности, между фельдмаршалом Реншельдом и генералом Левенгауптом.
Соответственно, если говорить о дурном командовании, то следующую за королем долю ответственности несет фельдмаршал Карл Реншельд. Поскольку, по мнению некоторых историков и специалистов[831], он являлся автором почти всех оперативных планов, по которым до этого проходили боевые действия шведской армии в успешных для шведов битвах и сражениях, то король полностью доверял Реншельду[832]. Он прямо или косвенно повлиял на принятие основных оперативных и оперативно-тактических решений, которые привели шведскую армию к поражению в русской кампании. Однако, с точки зрения А. Констама, самоуверенность, надменность и грубость Реншельда, а также его сильная неприязнь к генералу Левенгаупту привели к острой конфликтной ситуации в среде шведского командования, что имело фатальные последствия как для всей кампании, так и в день битвы[833].
Действительно, еще на совещании в Старишах 11–13 сентября 1708 года Реншельд выступал за то, чтобы, не ожидая корпуса Левенгаупта с его большим обозом, главной шведской армии двинуться в Северскую землю Украины, и убедил в этом короля[834]. Причем, когда королевская армия находилась в Старишах, войска Левенгаупта и обоз были всего в пяти переходах от основных шведских сил[835]. По утверждению Гилленкрока, он вызвался найти запас хлеба для некоторых полков шведской армии и обеспечить фураж на недельный срок, чтобы в течение хотя бы недели корпус Левенгаупта оставался в безопасности, но король отказался от предложения и приказал немедленно выступать в Северскую землю[836]. Это решение привело к поражению сильного шведского корпуса, который по своей численности был равен половине королевской армии, и потере важнейших предметов снабжения, необходимых шведам для нормального обеспечения боевых действий.
В дальнейшем, после ранения, которое помешало Карлу XII лично рекогносцировать позиции русских после их переправы на правый берег Ворсклы, король должен был планировать действия войск на основании информации, получаемой от высших офицеров, первым среди которых был именно фельдмаршал Реншельд. Поэтому при обсуждении некоторых вопросов о дурном командовании, например о том, почему король не использовал в битве всю шведскую артиллерию, а только четыре трехфунтовые пушки, некоторые авторы склонны считать, что он был дезориентирован и дезинформирован Реншельдом[837]. В этом случае следует признать, что весь оперативный план наступления на русскую армию, разработанный королем и его фельдмаршалом, базировался на недостоверной информации (впрочем, вполне вероятно, что значительная часть дезинформации была получена от мнимого «перебежчика» из царской армии). Характерно, что, по информации полковника Гилленкрока, накануне битвы генерал Левенгаупт просил у фельдмаршала выделить ему прикрытие для разведки лагеря и позиции русских, но фельдмаршал сказал: «Не нужно. Я знаю место, где стоит неприятель, так же хорошо, как и то, которое мы занимаем»[838].
В ходе самой битвы Реншельд не использовал тактические возможности, появившиеся у шведов благодаря отходу и дезорганизации половины царской кавалерии, вначале пытавшейся завязать бой в районе редутов. Далее последовали его решения, во-первых, о перестроении оставшихся у шведов десяти пехотных батальонов из двух линий в одну, вследствие чего ими были утрачены преимущества эшелонирования, а фронт пехоты занял слишком много места, чем затруднил организацию боевого порядка кавалерии на правом фланге боевого порядка; во-вторых, решение об атаке русских тогда, когда кавалерия еще не была организована должным образом, а к пехоте не успели присоединиться два батальона. На завершающем этапе битвы Реншельд покинул войска и допустил бегство остававшихся под его контролем четырех правофланговых кавалерийских полков, которые еще могли послужить резервом для контратаки против перешедших в наступление русских частей.
В общем, по мнению А. Констама, даже если бы фельдмаршал Реншельд следовал планам, которые полностью разработал сам король Карл XII, именно Реншельд все равно несет полную ответственность за ход и результаты Полтавской битвы[839].
Рассматривая причины, которые с той или иной долей вероятности обусловили неудачные решения и приказы Реншельда, поставившие шведов в тактически невыгодное положение, следует остановиться на следующих наиболее вероятных вариантах.
Во-первых, в силу плохого самочувствия после контузии или по другим аналогичным причинам, фельдмаршал не контролировал события либо неадекватно реагировал на них. Тогда за происшедшее в большей степени отвечает все-таки король Карл, назначивший Реншельда главнокомандующим в таком психофизиологическом состоянии. Исчезновение интуитивного понимания ситуации и людей со стороны Карла XII заметно и по назначению им следующего главнокомандующего армией – генерала Левенгаупта, который принял решение о капитуляции под Переволочной (хотя Б. Григорьев отмечает, что Карлу не удалось адекватно оценить личностные особенности Левенгаупта еще раньше, в апреле 1708 года, когда король почти на месяц отозвал генерала из Прибалтики в лагерь шведской армии в Белоруссии, в Радошковичи под Минском, где и поставил ему задачу в ближайшее время выступить с полевыми войсками на соединение с основными силами – прямой приказ об этом был направлен в Ригу из Радошковичей 25 мая