воей цели. Тот, кто идёт по их пути, должен быть всегда доволен — пищей, жильём, погодой, здоровьем, компанией. Нельзя тратить ни одного из кратких мгновений драгоценной жизни на пустые жалобы, даже мысленные.
Бросив удивлённый взгляд на коменданта, министр раскрыл книгу на другой странице и показал строчку.
— Всё достаётся усилиями.
Здесь Мастер говорит о людях, которые ищут не преходящих удовольствий, а чего-то более высокого. Они достигают своих целей, прикладывая усилия, но не в обычном смысле слова. Эти усилия доставляют радость, даже если работа очень трудна. Большинство людей готовы на всё, лишь бы заполучить деньги. С их помощью они получают приятные вещи: удобный дом, вкусную еду, развлечения и всё прочее. Но те, кто задумывается о жизни всерьёз, осознает всю боль, которая окружает нас и ждёт нас впереди, видят удовольствие совсем в другом.
Они лучше проведут ночь, размышляя о том, как помочь соседу, чем отправятся на пустую вечеринку. Отправиться навестить больного — вот что для них радость. Им доставляет удовольствие пища, делающая их сильными, здоровыми и способными помочь другим, а не дорогие изысканные яства. Тяжкий труд на благо ближнего — вот их главная радость.
Министр закрыл книгу и задумался. Потам поднял взгляд на меня.
— Вынужден признать, что речь ваша звучит куда более складно, чем можно было ожидать от девушки вашего возраста. Об этом мне говорил и комендант. — Он сделал долгую паузу. — Однако всё это… м-м… скорее, косвенные аргументы. Говорите вы хорошо, но и у воров иногда бывает хорошо подвешен язык. Вы знаете, что мы с комендантом сами не можем читать эту книгу, а значит, не можем и проверить ваши слова… — Он снова надолго замолчал. — По словам коменданта, вы получили эту книгу от учителя?
— Да, мне её дала Катрин. — От воспоминаний, смешанных со страхом, мои глаза наполнились слезами.
— И от этой… м-м… Катрин… вы всему и научились? — спросил он уже мягче.
— Да. — Я опустила голову, стыдясь своих слёз. — От Катрин и ещё от моего дяди Джампы.
— А они где учились?
— Здесь, — тихо сказала я. — В Индии. Они учились… там, куда я шла, когда… когда меня задержали — в священном городе Варанаси на берегах Ганга.
— М-м… Значит, они тоже прошли здесь, то есть через наше королевство. — Он пристально взглянул мне в глаза. — Ваш дядя… как там его зовут?
— Джампа, господин, — всхлипнула я. Слёзы текли по щекам, я не знала, куда деться от стыда.
— Ах, да… Джампа… а на нашем языке, или на языке предков — как его имя? — быстро спросил он.
— Я не помню… сейчас… на языке предков… кажется, Майтри.
Услышав это имя, министр раскрыл рот от удивления.
— Майтри? — воскликнул он. — Майтри Пандита!
— Майтри Пандита! — громким эхом донеслось из-за стены.
Министр тревожно обернулся, потом посмотрел на коменданта.
— Что это такое?
— Э-э… ничего, господин, — смущённо пробормотал тот. — Извините, это тут один заключённый… он странный человек, всё время болтает.
— Странно… — нахмурился министр, снова обернувшись к стене и прислушиваясь. Потом снова обратился ко мне:
— Боже мой, девочка… Значит, ты… племянница самого Майтри Пандита, величайшего мудреца королевства?
— Я не знаю… Он мой дядя Джампа… а я его племянница. Страх и надежда боролись в моей душе, в горле стоял ком, я с трудом соображала, что говорю. Министр оживился, глаза его горели.
— Во времена старого короля ко двору прибыл великий мастер йоги.
Он давал уроки королю и наследному принцу… Что это были за уроки! Я там бывал, и ваш дядя тоже… — обернулся он к коменданту, — тогда он и начал учиться. Майтри Пандита был из Тибета, а сам учился в Варанаси.
Тогда он как раз возвращался домой и искал кого-то… просил короля помочь… — Он нахмурился, глядя на меня. — Кого он искал? Отвечай, девочка!
Отвечай правду, потому что от этого зависит твоя жизнь!
Я испустила вздох облегчения.
— Он искал мою тётю, свою сестру.
— Как её имя?
Воспоминания захлестнули меня с такой силой, что я окончательно разревелась.
— Здесь… здесь, у вас… её должны были звать… Дакини.
Глаза министра наполнились слезами, лицо исказилось от нахлынувших чувств. Он, шатаясь, поднялся на ноги. Комендант бросился ему помогать, рядом бестолково толкались пристав с караульным.
Караульный споткнулся и с размаху сел на пол. Не обращая ни на кого внимания, министр подошёл ко мне и крепко обнял.
— Майтри Пандита! — повторял он, светясь от счастья. — Май три Пандита! Племянница самого… Боже мой! Как я виноват…
Его грудь тяжело вздымалась, слёзы капали мне на голову, мы плакали и смеялись одновременно.
— Стража! — заорал он вдруг. Дверь немедленно распахнулась.
— Господин? — воскликнули хором вбежавшие охранники.
— Бегите в посёлок! Принесите чаю, сладостей, фруктов… всего! Живо! Одна нога здесь, другая там. Кто прибежит первым, получит золотую монету.
Охранники, толкаясь локтями, вывалились наружу, забыв даже закрыть дверь. Министр снова сел и, сжимая мои руки в своих — как же это было больно! — продолжал плакать и просить прощения. Я старалась успокоить его. Он стал настаивать, чтобы я поселилась в отдельном доме с прислугой, но я решительно заявила, что предпочитаю тюрьму, вызвав молчаливый восторг коменданта. В это время за дверью послышались голоса — это мальчики Бузуку закончили сидение в тишине, и Аджит выстраивал их, чтобы выполнять позы. Министр снова расплакался, ударившись в воспоминания об уроках при дворе и великом учителе, которого ему так не хватало все эти годы…
— Разан! Сколько можно тебе повторять! — раздался вдруг пронзительный вопль.
Министр вздрогнул и застыл на месте. Потом потряс головой.
— Быть того не может… — пробормотал он.
Вскочив на ноги, он сделал коменданту знак оставаться на месте и стремительно вышел из комнаты. Мы с приставом переглянулись и пожали плечами, потом робко двинулись следом. Пройдя через толпу ребятишек, министр подошёл к камерам и остановился у решётки Бузуку.
Тот по-прежнему лежал в постели, укрывшись с головой.
— Эй, ты! — окликнул его министр.
— Я болен, — простонал Бузуку странным изменившимся голосом и съёжился под одеялом ещё сильнее.
— Покажись!
— Не могу…
Министр раздражённо обернулся.
— Пристав!
— Господин?
— Заставьте заключённого снять одеяло или снимите его сами!
— Бузуку! — позвал пристав. Он не торопился отпирать дверь, и я поняла почему: засов был распилен — видимо, в честь праздника. Я незаметно придвинулась к двери, загородив её от министра. Пристав бросил на меня благодарный взгляд.
— Бузуку! — позвал он снова, уже громче. Тут ему в голову пришла идея. — Караульный! Принесите свою дубинку, надо ткнуть его в бок.
Молодой человек покраснел: он явно давно уже забыл, где его дубинка. Они переглянулись с приставом, и я поняла, что свою тот снова выбросил.
— Мы сейчас! — хором выпалили они и бросились в кабинет к коменданту, где с незапамятных времён пылилась третья дубинка.
Когда они скрылись за дверью, Бузуку осторожно выглянул из-под одеяла, потом отбросил его и оказался лицом к лицу с министром. Тот ахнул и вытянулся по стойке смирно.
— Ваше Высочество! — чуть слышно выдохнул он, тараща глаза.
В наступившей тишине послышались шаги пристава и караульного, которые возвращались с вновь обретённым оружием.
— Ваше Ловкачество! — оглушительно расхохотался Бузуку. — Отлично, приятель! Так меня ещё никто не называл. Здесь я просто Бузуку. Бууу-зууу-кууу. Господин Ничтожество, и я решительно предпочитаю это имя, понятно? — Он многозначительно посмотрел на министра.
— Как вам будет угодно, — смущённо проговорил министр.
Развернувшись, он удалился в кабинет, о чём-то напряжённо размышляя.
Когда принесли сладости, он их едва попробовал.
Глава 46. Идти по воде
Несколько дней спустя пристав подошёл к двери моей камеры, теперь всегда отпертой, и шепнул:
— Странные дела. Похоже что-то случилось. Ты знаешь, министр… он собирается проверить условия содержания в тюрьме. Привёл ещё каких-то людей и будет опрашивать заключённых и всех, кто здесь бывал… — Он тревожно покачал головой. — Не было бы у коменданта неприятностей. Пойдём со мной. Будешь говорить одна, нам приказано оставаться в кабинете.
Мы вышли на крыльцо. Министр уже ждал. Он ласково взял меня за руку и кивнул приставу, отпуская его. Тот удалился в кабинет. Часть крыльца была плотно отгорожена завесой из ярко раскрашенной ткани.
Во дворе в уютном садике, разбитом караульным, прохаживались охранники министра с обнажёнными мечами в руках. Делая вид, что увлечены беседой, они то и дело посматривали на дорогу. Что-то явно произошло.
Инспектор отодвинул завесу и пропустил меня вперёд. Я проскользнула внутрь. Там сидел Бузуку, а рядом с ним Амирта, подруга Мата Джи. Внезапно министр упал на колени, низко поклонился и коснулся лбом ноги Бузуку.
— Ваше Высочество, принц Даби! Как много лет мы ничего не слышали о вас, даже не знали, живы вы или нет! Возможность вновь лицезреть вашу королевскую особу — это настоящее чудо, ниспосланное свыше.
Бузуку положил руку на могучее плечо сановника и произнёс с благородным достоинством:
— Джайя, мой дорогой друг! Ты был верен нам прежде, остался верен и теперь. Честно служил моему покойному отцу и так же честно служишь новому королю, моему любимому младшему брату. Служи и дальше так же верно и честно.
Он милостиво поднял министра с колен, но тот снова столь же почтительно склонился перед Амиртой.
— Королева-мать… — прошептал он с глубоким чувством и всхлипнул.
Амирта также коснулась его плеча.
— Славный наш Джайя, — ласково сказала она и кивнула, приглашая сесть.
Я стояла и смотрела, не в силах пошевелиться от изумления.