Сейчас считается некорректным говорить о том, что родительская любовь имеет какое-то отношение к биологической связанности, потому что это звучит как оскорбление для многих родителей приемных и усыновленных детей. Конечно, родители приемных детей любят их; если бы они не были чрезвычайно заинтересованы в имитации условий естественной семьи, они бы вообще не взялись за усыновление. Тем не менее с пасынками и падчерицами дело обстоит иначе. Отчим или мачеха, вступая в брак, выбирали супруга, а не ребенка; ребенок – это дополнительные издержки, которые входят в стоимость сделки. У отчимов и мачех плохая репутация; даже в словаре Уэбстера одной из дефиниций к слову stepmother («мачеха») является следующая: «one that fails to give proper care or attention» («тот, кто не может обеспечить должную заботу или внимание»). Психологи Мартин Дейли и Марго Уилсон высказывают такое мнение:
Негативная характеристика мачехи или отчима ни в коем случае не специфична для нашей культуры. Фольклорист, заглянувший в увесистый «Указатель сказочных типов» Стита Томпсона, встретит такие красноречивые описания, как «Злая мачеха приказывает убить падчерицу» (ирландский миф) и «Злая мачеха в отсутствие мужа-торговца заставляет падчерицу работать до смерти» (Индия). Для удобства Томпсон разделяет все сказки об отчимах на две категории: «жестокие отчимы» и «похотливые отчимы». В десятках сказок – от эскимосских до индонезийских – злодеем выступает мачеха или отчим[490].
Дейли и Уилсон отмечают, что, по мнению многих социологов, сложности в отношениях между мачехой/отчимом и падчерицей/пасынком основаны на «мифе о жестокой мачехе». Но разве может быть, задаются они вопросом, чтобы мачехи и отчимы в столь многих культурах были объектом одинаковой клеветы? Они дают более прямое объяснение:
Распространенность историй про Золушку… несомненно, является отражением определенных фундаментальных, регулярно повторяющихся противоречий в человеческом обществе. На протяжении всей человеческой истории женщин нередко бросали с детьми; как матери, так и отцы нередко рано вдовели. Если оставшийся в живых родитель решал начать новые супружеские отношения, судьба детей становилась проблемой. [В племенах тикопия и яномамо муж] требует смерти всех предыдущих детей новой жены. Среди других решений проблемы – оставление детей с пожилыми родственниками по материнской линии и левират, распространенный обычай, по которому вдова и ее дети переходят по наследству к брату умершего мужчины или другому близкому родственнику. При отсутствии таких вариантов дети были вынуждены превращаться в пасынков и падчериц и находиться под опекой неродных людей, не особенно заинтересованных в их благополучии. Несомненно, у них были серьезные основания для беспокойства[491].
Одно исследование эмоционально здоровых американских семей среднего класса показало, что только половина отчимов и четверть мачех признают, что испытывают «родительские чувства» по отношению к своим падчерицам и пасынкам, и еще меньше заявляют, что «любят» их. Огромное количество книг по популярной психологии, посвященных повторно создаваемых семьям, пронизывает один и тот же лейтмотив: как справиться с противоречиями. Многие специалисты советуют семьям, переживающим конфликт, отказаться от мечты в точности имитировать биологическую семью. Дейли и Уилсон обнаружили, что наличие отчима или мачехи – это самый сильный фактор риска жестокого обращения с детьми. В случае крайне жестокого обращения, доходящего до убийства, для мачехи или отчима существует на 40 % больше вероятности, чем у биологического родителя убить ребенка, даже если принимать во внимание другие факторы – бедность, возраст матери, характеристики людей, склонных заключать повторный брак.
Конечно, мачехи и отчимы ничуть не более жестоки, чем все остальные люди. Отношения с родителями у людей уникальны своей односторо-ностью: родители дают, а дети берут. По вполне очевидным причинам, связанным с процессом эволюции, люди запрограммированы на то, чтобы идти на такие жертвы ради собственных детей, но не ради кого-либо еще. Гораздо хуже, как мы увидим далее, то, что дети запрограммированы требовать таких жертв от взрослых, на которых возложена обязанность о них заботиться, и это иногда может попросту раздражать всех окружающих, кроме родителей и близких родственников. Как говорит писательница Нэнси Митфорд, «я люблю детей, особенно когда они плачут, потому что тогда кто-нибудь их уносит». Однако если ты состоишь в браке с родителем ребенка, его уже никто не заберет. Безразличие и даже неприятие неродными родителями неродных детей – это просто стандартная реакция человека на другого человека. Нестандартным является как раз бесконечное терпение и щедрость биологических родителей. Это утверждение нисколько не должно помешать нам по достоинству оценить труд многих добрых мачех и отчимов; наоборот, оно должно помочь нам еще больше ценить его, потому что в этом случае речь идет поистине о людях исключительной доброты и самопожертвования.
Нередко говорят, что есть больше шансов быть убитым родственником у себя дома, чем грабителем на улице. Для любого, кто знаком с теорией эволюции, это утверждение звучит подозрительно, и при ближайшем рассмотрении оказывается неправильным.
Статистика убийств играет значительную роль в доказывании теорий человеческих отношений. Как объясняют Дейли и Уилсон, «убийство противника – универсальный метод разрешения конфликтов, и наши предки обнаружили его задолго до того, как стали людьми»[492]. Убийство нельзя просто так списать со счетов, назвав его порождением извращенного ума или больного общества. В большинстве случаев убийство является незапланированным и нежеланным; это катастрофическая развязка нарастающего напряжения, в котором балансирование на грани войны зашло слишком далеко. На каждое убийство наверняка приходится бесчисленное количество аргументов, охлаждающих пыл ссоры, и бесчисленное количество угроз, которые не были выполнены. Это делает убийство идеальным образцом для исследования конфликта и его причин. В отличие от менее значимых конфликтов, о существовании которых можно узнать только из сообщений участников (а их с легкостью можно сфабриковать), в результате убийства остается труп или пропавший без вести человек; такой факт сложно игнорировать, поэтому убийства тщательно расследуются, а результаты расследования документируются.
Люди действительно иногда убивают своих родственников. Мы имеем дело с детоубийством, отцеубийством, матереубийством, братоубийством, мужеубийством, женоубийством и еще несколькими не получившими названия разновидностями убийств родственников. Если взять типичную совокупность данных по какому-либо американскому городу, то мы обнаружим, что четверть убийств в нем была совершена незнакомцами, половина – знакомыми, а еще четверть – «родственниками». Нужно сказать, что по большей части под родственниками имеется в виду не кровная родня. Это супруги, родители супругов, родственники мачехи или отчима. Только двое из шести становятся жертвами кровных родственников. На самом деле, конечно, эти цифры преувеличены. Люди чаще видятся со своими родственниками, чем с остальными людьми, поэтому родственники чаще оказываются на расстоянии удара. Если взять людей, которые живут вместе, так что у них постоянно есть возможность взаимодействовать, то можно увидеть, что риск быть убитым неродным человеком по крайней мере в 11 раз больше, чем риск быть убитым кровным родственником, а может быть, намного больше.
Деэксалация конфликтов между кровными родственниками – лишь часть более крупной схемы солидарности родственников, известной как кумовство, или непотизм. В повседневной жизни это слово используется для обозначения ситуации, когда кто-то оказывает услугу родственнику, чтобы тот получил работу или положение в обществе. Институциональный непотизм официально считается в нашем обществе незаконным, однако все равно широко практикуется, а во многих обществах люди были бы удивлены, если бы узнали, что мы считаем его предосудительным. Во многих странах человек, назначенный на официальную должность, открыто увольняет всех подчиненных и заменяет их своими родственниками. Родственники – это естественные союзники, а до изобретения сельского хозяйства и городов родственные кланы были ядром, вокруг которого организовывалось общество[493]. Один из фундаментальных вопросов антропологии заключается в том, как охотники-собиратели делятся на группы или деревни, в которых обычно бывает около пятидесяти человек (хотя количество может варьироваться в зависимости от времени и места). Наполеон Шаньон проделал тщательную работу по составлению генеалогического древа, соединяющего тысячи представителей племени яномамо – населяющего леса Амазонии племени собирателей и земледельцев, которое он изучал в течение 30 лет. Шаньон показал, что родственные узы являются той самой объединяющей силой, которая скрепляет деревни. Близкие родственники реже воюют друг с другом и чаще приходят на помощь друг другу в войне с другими. Деревня разделяется, когда увеличивается ее население, обитатели становятся менее близко связаны друг с другом и все больше начинают действовать друг другу на нервы. Возникает конфликт, представители разных линий родства становятся на разные стороны, и одна из сторон в порыве ярости уходит и образует вместе с ближайшими родственниками новую деревню[494].
Супруг или супруга – это наиболее известный пример фиктивных родственников: генетически не связанных с вами людей, которые называются родственниками и требуют к себе чувств, которые обычно бывают направлены на родственников. Биолог Ричард Александер отмечает, что если супруги верны друг другу, если каждый защищает интересы общих детей, а не других кровных родственников, и если брак сохраняется в продолжение всей жизни обоих супругов, то генетическая заинтересованность обоих супругов будет одинаковой. Их интересы связаны воедино в их детях, и то, что хорошо для одного супруга, всегда будет хорошо и для другого. В таких идеализированных условиях супружеская любовь должна быть сильнее, чем какая-либо иная.