Как работает мозг — страница 59 из 172

[236]. В течение миллионов лет гены передавались от одного организма к другому и подвергались отбору, результатом которого становились адаптации организма. Однако с тех пор, как на земле появились люди, элементы культуры передаются от одного мозга к другому и подвергаются отбору, результатом которого становятся адаптации культур. Факел прогресса перешел в руки более проворного бегуна. В фильме «Космическая одиссея 2001 года» волосатая рука бросает в воздух кость, и на ее месте появляется современная космическая станция.

Основное положение теории культурной эволюции заключается в том, что существует единый процесс – марш прогресса, восхождение человека от обезьян до Армагеддона, – который Дарвин объяснил не в полной мере. Мое собственное мнение – что мозг человека эволюционировал под действием одной системы законов, законов естественного отбора и генетики, а теперь наши мозги взаимодействуют в соответствии с другой системой законов – законов когнитивной и социальной психологии, человеческой экологии и истории. Между изменением формы черепа и восхождением и падением империй, вероятно, очень мало общего.

Ричард Докинз провел самую ясную аналогию между отбором генов и отбором единиц культуры, которые он назвал мемами[237]. Мемы – например, мелодии, идеи, истории – передаются от мозга к мозгу и иногда в процессе передачи мутируют. Новые признаки мема, благодаря которым становится более вероятным его сохранение и дальнейшая передача от одного пользователя к другому (например, этот мем может быть запоминающимся, привлекательным, смешным, неопровержимым), приводят к тому, что он приобретает все большее распространение в фонде мемов. В ходе следующих циклов передачи мемов наиболее достойные этого мемы распространяются в наибольшей степени и в конечном итоге вытесняют остальную популяцию. Следовательно, идеи развиваются таким образом, чтобы как можно лучше приспособиться к само-распространению. Обратите внимание: мы говорим о том, что идеи эволюционируют таким образом, чтобы стать более распространяемыми, а не о том, что люди эволюционируют таким образом, чтобы стать более информированными.

Сам Докинз использовал данную аналогию, чтобы показать, что естественный отбор относится не только к ДНК, но и ко всему, что способно реплицироваться. Другие интерпретируют его идею как настоящую теорию культурной эволюции. Если воспринимать ее буквально, то получится, что культурная эволюция работает следующим образом. Мем побуждает своего носителя передавать его другим особям и при передаче одному из реципиентов мутирует: в нем меняется случайным образом один из звуков, слов или фраз. Вероятно, это происходит как в фильме «Житие Брайана по Монти Пайтону», где слушателям Нагорной проповеди вместо «Блаженны миротворцы» (англ. Blessed are the peacemakers) послышалось «Блаженны сыротворцы» (англ. Blessed are the cheesemakers). Новая версия оказывается более запоминающейся и начинает преобладать в большинстве умов. В дальнейшем и она искажается в результате оговорок, опечаток и «ослушек», а наиболее легко распространяющиеся версии накапливаются, что приводит к постепенной трансформации последовательности звуков. В конечном итоге получается фраза «Это маленький шаг для человека и огромный скачок для человечества».

Я думаю, вы согласитесь с тем, что культурные изменения происходят не так. Сложный мем возникает не в результате сохранения ошибок, возникших в результате копирования. Он возникает потому, что кто-то почесал голову, собрался с мыслями, призвал на помощь всю свою изобретательность и сочинил, написал или нарисовал или изобрел что-то достойное внимания. Да, на этого изобретателя могут воздействовать идеи, носящиеся в воздухе, он может выбросить несколько черновиков, прежде чем придет к окончательному варианту, но ни то, ни другое не имеет ничего общего с естественным отбором. Сравните информацию на входе и информацию на выходе: черновик номер пять и черновик номер шесть или вдохновившее художника явление и его собственное творение. Они отличаются друг от друга не просто некоторым количеством случайных изменений. То, что добавляется при каждом повторении, происходит от концентрирования силы мысли на улучшении продукта, а не от того, что его пересказали или переписали сотни тысяч раз в надежде, что некоторые из ошибок или опечаток окажутся полезными.

«Не нужно воспринимать все так буквально!» – ответят на это поклонники культурной эволюции. Конечно, культурная эволюция – не точная копия версии, изложенной Дарвином. В случае культурной эволюции мутации являются направленными, а приобретенные признаки наследуются. Ламарк, который ошибался насчет биологической эволюции, насчет культурной эволюции оказался совершенно прав.

Тем не менее эта версия тоже не годится. Помните? Ламарку не просто не повезло с догадкой относительно жизни на планете. С точки зрения объяснения сложного строения его теория была и остается бесполезной. Она ничего не говорит о той благотворной силе Вселенной или всезнающем голосе внутри каждого организма, который управляет полезными мутациями. А ведь именно эта сила (или голос) как раз и отвечает за всю творческую работу. Сказать, что культурная эволюция соответствует принципам ламаркизма, означает признать, что ровным счетом ничего в ней не понимаешь. Все поражающие нас особенности продуктов культуры – их оригинальность, красота, истинность (аналогичные сложной адаптивной конструкции организма) происходят от ментальных вычислений, которые «направляют» (то есть изобретают)«мутации» и которые «приобретают» (то есть подразумевают)«признаки».

Модели передачи культуры позволяют прояснить другие характеристики культурных изменений, в частности, демографические – как мемы становятся популярными или непопулярными. Тем не менее здесь более удачной является аналогия не с эволюцией, а с эпидемиологией: идеи больше похожи на заразные болезни, вызывающие эпидемии, чем на выгодные гены, вызывающие адаптации[238]. Это объясняет, как идеи становятся популярными, но не объясняет, откуда они берутся.

Многие люди, незнакомые с когнитивистикой, считают, что культурная эволюция – единственная надежда на то, чтобы свести тонкие материи вроде идей и культуры к строгим формулам эволюционной биологии. Чтобы привести культуру к биологии, утверждают они, нужно показать, как она эволюционировала путем собственной разновидности естественного отбора. Тем не менее это нелогичный вывод: продукт эволюции не должен сам представлять собой эволюцию. Наш желудок на сто процентов явление биологическое, но ему ведь не приходится произвольным образом вырабатывать разные варианты кислот и ферментов, оставлять те, которые могут хоть немного расщепить пищу, давать им возможность скрещиваться и репродуцироваться – и так много сотен тысяч приемов пищи подряд. Естественный отбор, создавший желудок, уже прошел через такое количество проб и ошибок, что теперь желудок представляет собой эффективный механизм химической переработки, который в нужный момент вырабатывает нужные кислоты и энзимы. Аналогичным образом нашим мозгам не нужно воспроизводить процесс естественного отбора, чтобы выработать нужную идею. Естественный отбор уже сделал наш мозг процессором информации, и теперь он может сам воспринимать, представлять, моделировать и планировать. Обмен идеями – это не обычное копирование, в котором время от времени появляются типографические ошибки; идеи оцениваются, обсуждаются, совершенствуются, опровергаются. Более того, мозг, пассивно воспринимающий готовые мемы из окружающей среды, станет легкой добычей для эксплуатации другими и будет сразу вытеснен в ходе естественного отбора.

Генетику Феодосию Добржанскому принадлежат знаменитые слова о том, что ничто в биологии не имеет смысла кроме как в свете эволюции. Мы можем добавить, что в культуре ничто не имеет смысла кроме как в свете психологии. Эволюция создала психологию, и именно таким образом она объясняет культуру. Самый значимый из реликтов древности – это мышление современного человека.

4. Мысленный взор

Тот, кто умеет созерцать, умеет мыслить.

Сальвадор Дали



Каждое из последних десятилетий приносило нам новое повальное увлечение: хула-хупы, флуоресцентные картинки, рации, кубик Рубика. В 1990-е годы внимание всего мира было приковано к автостереограмме, также называемой «волшебным глазом», «глубокой картинкой» или суперстереограммой[239]. Автостереограмма представляет собой созданные на компьютере картинки с изображением закорючек и завитков, которые, если рассматривать издали или немного скосив глаза, создают иллюзию превращения в трехмерные объекты с четкими очертаниями, магическим образом подвешенные в пространстве. Этому чуду уже более пяти лет, и сегодня автостереограммы используются повсеместно, от открыток до веб-страниц. Их можно встретить в политических карикатурах, комиксе «Блонди», в ситкомах, например, «Сайнфелд» и «Эллен». В одном из эпизодов комик Эллен Дедженерес вступает в клуб читателей, который выбрал книгой недели сборник стереограмм. Главной героине становится стыдно, что она не видит никакой иллюзии, целый вечер она пытается разглядеть в них хоть что-то, но все безуспешно. В отчаянии она вступает в группу поддержки для тех, кто «не видит» стереограммы.

Визуальные иллюзии поражали воображение людей задолго до того, как психолог Кристофер Тайлер случайно сделал свое сенсационное открытие в ходе исследования стереоскопического (бинокулярного) зрения[240]. Более простые иллюзии, состоящие из параллельных линий, которые сходятся воедино, и одинаковых линий, кажущихся разными, уже давно появились в развлекательных брошюрках, прилагающихся к коробкам с хлопьями, в качестве призов в пачках с попкорном «Крекерджек», в детских музеях и на психологических курсах. Легко объяснить, почему эти картинки так завораживают. Когда Граучо Маркс говорит Маргарет Дюмон: «Кому вы поверите – мне или своим собственным глазам?», он рассчитывает на наше убеждение, что зрительное восприятие – это один из путей к познанию. В народе говорят: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать», «Очевидец произошедшего», «Я видел своими собственными глазами». Но если на картинках с подвохом мы видим то, чего там нет, как мы можем доверять своим глазам в других ситуациях?