Бидерману, каждый из 24 геонов бывает 15 размеров и степеней толщины, существует 81 способ их соединения. Это позволяет создать из двух геонов 10497600 предметов, из трех геонов – 306 миллиардов предметов. Теоретически этого должно быть более чем достаточно, чтобы покрыть все десятки тысяч известных нам форм. На практике оказывается, что сконструировать легко узнаваемые модели знакомых нам предметов можно из трех, а иногда и всего из двух геонов.
Язык и сложные формы вообще, похоже, соседствуют в мозге. Левое полушарие отвечает не только за язык, но и за способность распознавать и представлять в уме формы, определяемые взаимным расположением частей. Неврологический больной, перенесший инсульт в правом полушарии мозга, рассказывал: «Когда я пытаюсь представить растение, животное, предмет, у меня получается вспомнить только одну часть. Мое внутреннее зрение неустойчиво и фрагментарно; если меня просят представить голову коровы, я знаю, что у нее есть уши и рога, но не могу восстановить в воображении их расположение». Правое полушарие, напротив, используется для измерения форм целиком; оно с легкостью может оценить, превышает ли высота прямоугольника его ширину, или располагается ли точка на расстоянии трех или пяти сантиметров от предмета[283].
Одно из преимуществ теории геонов заключается в том, что она предъявляет оправданные требования к 2,5-мерному эскизу. Расчленить предметы на части, идентифицировать каждую часть как тот или иной геон и определить их взаимное расположение – все это вполне решаемые задачи, и специалисты по исследованию зрения уже разработали модели того, каким образом мозг их может решать. Еще одно преимущество – в том, что описание анатомии предмета помогает мозгу думать о предметах, а не просто выдавать их названия. Люди понимают, как устроены предметы и для чего они нужны, анализируя форму и расположение их частей[284].
Теория геонов утверждает, что на высших уровнях восприятия наш разум «видит» предметы и их части как идеализированные геометрические тела. Это объясняет любопытный и давно подмеченный факт, касающийся эстетики визуального восприятия. Любой, кто когда-либо был на занятии по рисованию человека с натуры или на нудистском пляже, быстро усваивает, что в реальной жизни человеческие тела не соответствуют нашим идеальным представлениям. Большинство из нас выглядит гораздо лучше в одежде. В своей работе по истории моды историк искусства Квентин Белл дает объяснение, которое словно непосредственно вытекает из теории геонов:
Если завернуть предмет в какую-либо оболочку, чтобы можно было скорее предполагать, а не видеть, что за предмет в нее завернут, предполагаемая или воображаемая форма скорее будет идеальной, чем если бы она была открыта для глаз. Так, квадратная коробка, накрытая коричневой бумагой, будет представляться нам идеально квадратной. Если только мышлению не дать какую-нибудь явную подсказку, оно вряд ли представит отверстия, углубления, трещины или другие случайные признаки. Точно так же, если мы набросим драпировку на бедро, ногу, руку или грудь, воображение предположит часть тела идеальной формы; оно не предусматривает и обычно и не может предусмотреть неровности и несовершенства, которых нам следовало бы ожидать, исходя из опыта…Мы знаем, как может выглядеть [тело], по опыту и все же готовы отмести свое недоверие, предпочитая фикцию, создаваемую гардеробом [человека]. Более того, я полагаю, что мы готовы идти еще дальше по пути самообмана. Когда мы надеваем свой лучший пиджак и видим, что наши прискорбно невпечатляющие плечи от этого увеличиваются и приобретают идеальную форму, у нас и в самом деле на мгновение повышается самооценка[285].
Геоны подходят не для всего. Многие природные объекты— такие, как деревья и горы – обладают сложной фрактальной формой, а геоны превращают их в пирамиды и леденцы на палочке. И хотя из геонов можно построить довольно приемлемые очертания человеческого лица, напоминающие снеговика или игрушку вроде Мистера Картофеля, из них практически невозможно построить модель конкретного лица (лица Джона, лица вашей бабушки) так, чтобы оно отличалось от всех остальных лиц в достаточной степени, чтобы их нельзя было спутать, и в то же время всегда оставалось собой, позволяя всегда безошибочно идентифицировать данного человека, когда он хмурится, улыбается, полнеет, стареет. Многие психологи считают, что способность распознавать лица уникальна. Для общественного животного, которым является человек, лица так важны, что естественный отбор снабдил нас специальным устройством обработки информации, которое регистрирует разные геометрические контуры и коэффициенты, необходимые, чтобы отличать лица друг от друга. Младенец уже в возрасте получаса от роду фиксирует взгляд на контурах, похожих на лицо (такого эффекта на него не производит никакой иной сложный и симметричный контур), и быстро учится узнавать мать – вероятно, уже на второй день жизни[286].
Механизм распознавания лица, возможно, задействует и более удаленные области мозга. Неспособность различать лица носит название «прозопагнозия». Это не тот же самый недуг, что и у человека, принявшего жену за шляпу в рассказе Оливера Сакса: прозопагностик отличает лицо от шляпы; он просто не может сказать, чье это лицо. Тем не менее многие из таких пациентов распознают шляпы и почти все остальные предметы. Так, психологи Нэнси Эткофф и Кайл Кев, а также невролог Рой Фриман описывают случай одного из таких пациентов, некоего Л. Г. – умного, образованного человека, который двадцатью годами ранее получил травму головы в результате автомобильной аварии. После аварии он полностью утратил способность узнавать лица. Он не узнает жену и детей (только по голосу, запаху и походке), собственное лицо в зеркале, знаменитых людей на фотографиях (за исключением лиц с особенно запоминающимися особенностями – Эйнштейна, Гитлера, молодых «Битлз» с их пышными прическами). Не то чтобы он не различал детали лица; он легко соотносил изображения лиц анфас с изображениями в профиль, причем даже при специфическом художественном освещении, определял их возраст и пол, оценивал привлекательность. Он практически без затруднений распознавал иные сложные предметы: слова, одежду, прически, транспорт, инструменты, овощи, музыкальные инструменты, офисную мебель, очки, узоры из точек, фигуры наподобие телевизионной антенны. Проблемы у него вызывали только два вида фигур. К его большому смущению, он не мог назвать животных, изображенных на детских крекерах; в ходе лабораторного эксперимента он также показал результаты ниже среднего, когда его попросили назвать животных, изображенных на рисунках. Кроме того, ему было сложно узнать выражение лица – хмурый взгляд, усмешку, угрожающую гримасу. Однако ни животные, ни выражения лиц не вызывали у него таких трудностей, как различение лиц, к которому он был вообще неспособен[287].
Нельзя сказать, что лица – это самое сложное, что когда-либо приходилось распознавать нашему мозгу, и если мозг не работает на полную мощность, то первой пострадает именно способность распознавать лица. Психологи Марлин Берманн, Моррис Москович и Гордон Винокур описывают молодого пациента, которого ударило по голове зеркало заднего вида проезжавшего мимо грузовика. Он испытывает трудности в распознавании предметов обихода, но без труда узнает лица, даже если их изменить с помощью очков, парика или накладных усов. Его синдром – противоположность прозопагнозии, и он подтверждает тот факт, что распознавание лиц не сложнее распознавания предметов, это просто другой механизм[288].
Получается, что у прозопагностиков просто выходит из строя модуль распознавания лиц? Некоторые психологи, отмечая, что Л. Г. и другие прозопагностики испытывают трудности и с узнаванием некоторых других форм, утверждают, что у таких пациентов нарушена способность обрабатывать те виды геометрических характеристик, которые имеют наибольшее значение для распознавания лица, но также нужны и для узнавания некоторых других разновидностей форм. Мне представляется, что проводить различие между узнаванием лиц и узнаванием предметов с геометрическими параметрами лица бессмысленно. С точки зрения мозга никакой предмет не является лицом, если только он не опознан как лицо. Единственное, чем может отличаться от других конкретный модуль восприятия, – это то, на какие геометрические параметры он обращает внимание – например, на расстояние между симметричными выпуклостями или на линии изгибов двухмерных эластичных поверхностей, натянутых поверх трехмерного каркаса и подчеркнутых подложенными под них мягкими вставками и связками. Если какие-то объекты помимо лиц (а это животные, выражения лица и даже автомобили) обладают некоторыми из этих геометрических особенностей, у модуля не будет иного выбора кроме как анализировать их, даже если наибольшее значение такие особенности имеют именно для лиц. Называть модуль модулем распознавания лиц не означает утверждать, что он обрабатывает только лица; это означает, что он оптимизирован для работы с геометрическими параметрами, которые позволяют различать лица, потому что способность нашего организма их распознавать была отобрана в процессе эволюции.
Теория геонов привлекательна, но верна ли она? Уж конечно не в чистом виде, в котором каждому объекту должно соответствовать одно описание его трехмерной геометрии, не осложненное искажениями из-за изменения точки наблюдения. Большинство предметов непрозрачны, и некоторые их поверхности закрывают собой другие. В связи с этим в буквальном смысле невозможно получить одно и то же описание объекта при восприятии с разных точек обзора. Например, вы не можете знать, как выглядит тыльная сторона дома, если стоите перед его фасадом. Марр обошел эту проблему, вообще игнорируя поверхности и анализируя формы животных так, словно они сделаны из каркасной проволоки. Версия Бидермана учитывает эту проблему, отводя каждому предмету несколько геонных моделей в ментальном каталоге – по одному для каждого из видов, необходимых, чтобы показать все поверхности предмета.