Позвольте закончить эту историю самым радостным моментом для меня как для автора эксперимента. Вероятно, вы с недоверием восприняли эту идею мысленного вращения. Ведь все, что мы выяснили, – это что наклонные фигуры распознаются более медленно. Я поспешил сделать вывод, что люди вращают мысленный образ, но, может быть, наклонные формы просто сложнее анализировать по другим причинам? Есть ли доказательства того, что люди на самом деле осуществляют имитацию физического вращения в реальном времени, градус за градусом? Проявляются ли в их поведении хоть какие-то намеки на геометрию вращения, которые могли бы убедить нас, что они прокручивают в голове такое кино?
Мы с Тарром обнаружили кое-что, что нас поразило. Мы провели еще один эксперимент, в ходе которого протестировали людей на тех фигурах, которые они изучили, и на их зеркальных изображениях в разных положениях:
Это не был тест на распознавание зеркальных изображений, как в экспериментах Купера и Шепарда; людям сказали, что обе версии нужно рассматривать одинаково – точно так же, как мы используем одно и то же название для левой и для правой перчатки. Конечно, это естественная тенденция людей. Тем не менее наши испытуемые почему-то все равно воспринимали их иначе. Имея дело со стандартными версиями (верхний ряд), люди изучали их дольше, когда фигура была наклонена больше: каждая последующая картинка в верхнем ряду занимала у них немного больше времени, чем предыдущая. Однако когда речь шла о зеркальных версиях (нижний ряд), наклон не имел значения: на все положения затрачивалось примерно одинаковое время. Казалось, что люди осуществляют мысленное вращение стандартных фигур, но не делают этого с их зеркальными изображениями. Мы с Тарром были вынуждены написать статью, в которой уверяли читателя, что люди используют другую стратегию для распознавания зеркальных изображений. (В психологии объяснять непонятные данные с помощью «стратегий» – последнее средство, к которому прибегают, если не имеют понятия, что с ними делать.) Однако как раз в тот момент, когда мы уже готовили последний вариант рукописи к публикации, нас осенило.
Мы вспомнили теорему геометрии движения: двухмерную форму всегда можно совместить с ее зеркальным отображением путем вращения не более чем на 180°, при условии, что вращение происходит в третьем измерении вокруг оптимальной оси. Теоретически любую из наших зеркальных фигур можно было развернуть в глубину таким образом, чтобы она совпала со стандартной вертикальной формой, и на каждый такой разворот потребовалось бы одинаковое количество времени. Зеркальное изображение с наклоном в 0° просто развернулось бы вокруг вертикальной оси, как вращающаяся дверь. Перевернутая на 180° фигура могла бы повернуться, как цыпленок на вертеле. Фигура, лежащая на боку, могла бы развернуться вокруг диагональной оси примерно так: посмотрите на тыльную сторону правой руки, держа ее пальцами вверх; теперь посмотрите на свою ладонь, повернув ее пальцами влево. Для разворота других смещенных фигур могут служить различные наклонные оси; в каждом из этих случаев вращение составит ровно 180°. Это предположение идеально подошло бы для объяснения наших данных: возможно, люди мысленно вращали все фигуры, но действовали при этом оптимально – стандартные фигуры поворачивали по кругу в плоскости изображения, а зеркальные изображения поворачивали в глубину, выбирая наиболее подходящую ось для поворота.
Мы с трудом могли в это поверить. Неужели люди способны выбрать оптимальную ось для разворота, даже не зная, что за фигуру они распознают? Мы знали, что с математической точки зрения это возможно: найдя всего три выдающихся неколлинеарных точки на каждом из двух видов фигуры, можно вычислить ось вращения, которая позволит совместить один вид с другим. Но действительно ли люди способны произвести это вычисление? Убедиться в этом нам помогла компьютерная анимация. Роджер Шепард однажды показал, что если люди видят фигуру попеременно то в вертикальном, то в наклонном положении, им кажется, что она качается вперед и назад. Поэтому мы продемонстрировали самим себе стандартную вертикальную фигуру, чередующуюся с одним из ее зеркальных изображений с интервалом в секунду. Впечатление, что фигура переворачивается, было таким очевидным, что мы даже не взяли на себя труд искать добровольцев для эксперимента, чтобы подтвердить это. Когда фигура чередовалась с вертикальным отражением, казалось, что она поворачивается на шарнире, как активатор в стиральной машине. Когда она чередовалась с перевернутым отражением, казалось, что она делает обратное сальто. Когда она чередовалась с повернутым на бок отражением, казалось, что она раскачивается туда-сюда на диагональной оси, и так далее. Мозг каждый раз находит оптимальную ось. Участники нашего эксперимента оказались умнее нас.
Решающий аргумент был представлен в диссертации Тарра. Он воспроизвел наши эксперименты, используя трехмерные формы и их зеркальные изображения, которые вращались в плоскости изображения (см. рисунок внизу) и в глубину:
Результаты были такими же, как для двухмерных фигур, за исключением того, как люди поступали с зеркальными изображениями. Точно также, как смещенная двухмерная фигура может быть приведена к стандартному положению путем вращения в двухмерной плоскости изображения, а ее зеркальное изображение можно привести к стандартному положению путем переворота на 180° в третьем измерении, смещенную трехмерную фигуру (верхний ряд) можно привести к стандартному положению в трехмерном пространстве, а ее зеркальное изображение (нижний ряд) можно привести к стандарту путем переворота на 180° в четвертом измерении. (В рассказе Г. Дж. Уэллса «История Платтнера» главный герой в результате взрыва оказывается в четырехмерном пространстве. Когда он возвращается, то обнаруживает, что сердце у него с правой стороны и что он пишет левой рукой справа налево.) Единственное различие состоит в том, что простые смертные, очевидно, не могут мысленно вращать фигуру в четвертом измерении, поскольку наше ментальное пространство ограничено тремя измерениями. Во всех версиях наблюдается зависимость от наклона, в отличие от того, что мы выявили в ходе эксперимента с двухмерными фигурами, где у зеркальных отображений ее не наблюдалось. Получилось вот что. Тонкое различие между двух- и трехмерными объектами решило исход дела: мозг вращает фигуры вокруг оптимальной оси в трех измерениях, но не более чем в трех. Одним из приемов, стоящих за нашей способностью распознавать предметы, определенно является мысленное вращение[295].
Мысленное вращение – еще один талант нашей весьма одаренной зрительной системы, причем талант с особой изюминкой. Зрительная система не просто анализирует очертания предметов, поступающие из внешнего мира, но и создает собственные очертания в форме призрачных движущихся образов. И это подводит нас к последнему вопросу в теме психологии зрения.
Вы только представьте!
Какой формы уши гончей? Сколько окон у вас в гостиной? Что темнее по цвету, рождественская елка или замороженный горошек? Кто больше, морская свинка или песчанка? Есть ли у лобстера рот? Когда человек стоит прямо, что располагается выше, пупок или запястье? Если букву D перевернуть на спину и поставить на букву J, что будет напоминать эта фигура?
Большинство людей говорят, что они, отвечая на эти вопросы, используют «мысленный образ». Они визуализируют форму, как бы вызывают в воображении картинку, чтобы ее можно было изучить мысленным взором. Это ощущение отличается от того, как мы отвечаем на абстрактные вопросы вроде «Какой была девичья фамилия вашей матери?» или «Что важнее, гражданские свободы или низкий уровень преступности?».
Ментальные образы[296] – это сила, движущая нашими мыслями об объектах в пространстве. Чтобы загрузить чемоданы в машину или переставить мебель, мы сначала представляем разные варианты расположения предметов, а потом уже пробуем сделать это. Антрополог Наполеон Шаньон так описывает оригинальное использование ментальных образов индейцами племени яномамо из тропических лесов Амазонии. Они напустили дыма в нору броненосца, чтобы животное задохнулось, а затем стали определять, где копать, чтобы достать его из туннеля, который мог простираться под землей на сотни футов. Один из мужчин яномамо придумал запустить в нору так далеко, насколько это возможно, длинную лиану с узлом на конце. Остальные мужчины, прижавшись ухом к земле, слушали, как узел ударяется о стенки, чтобы понять, в каком направлении идет нора. Первый мужчина обломил лиану, вытащил ее, разложил на земле и начал копать там, где лежал ее конец. Прокопав на несколько футов в глубину, они наткнулись на броненосца. Без способности визуализировать нору, лиану и броненосца внутри норы эти люди не связали бы воедино последовательность таких действий (засовывание лианы в нору, прослушивание, дерганье, обрывание лианы, измерение, копание) с возможностью найти тушу животного[297]. Когда мы еще были детьми, мне рассказали такой анекдот. Два плотника забивают гвозди в стену дома. Один спрашивает другого, почему тот, вынимая из коробки очередной гвоздь, рассматривает его и половину гвоздей выбрасывает. «Они бракованные, – отвечает второй плотник, показывая один из гвоздей. – Смотри, у него острие не с той стороны». «Ах ты, дурак! – кричит первый плотник. – Они же для другой стороны дома!»
И все же люди используют мысленные образы не только для того, чтобы переставить мебель или выкопать броненосца из-под земли. Выдающийся психолог Д. О. Хебб как-то написал: «В психологии нельзя повернуться, чтобы не наткнуться на образ». Если дать человеку список существительных и попросить их запомнить, он представит связи между ними в виде необычных образов. Если задать ему конкретный вопрос – например, «Есть ли у блохи рот?» – он представит блоху и будет «искать» у нее рот. Ну и конечно, если дать человеку сложную форму в незнакомом ракурсе, он будет мысленно вращать ее, чтобы она приобрела привычный ракурс.