Последний ингредиент понятия вероятности, с трудом поддающийся пониманию, – это уверенность в стабильности мира. Вероятностный вывод – это прогноз, сделанный сегодня, но основанный на статистических данных, собранных вчера. Но ведь это было тогда, а сейчас – это сейчас. Откуда нам знать, что за это время мир не изменился? Философы, исследующие проблему вероятности, спорят о том, может ли уверенность в вероятности вообще быть рациональной в постоянно меняющемся мире. Еще больше волнуются по этому поводу страховые компании – ведь они могут разориться, если из-за неожиданного события или изменения в жизненном укладе все их таблицы вдруг станут неактуальными. Социальные психологи приводят в пример растяпу, который решает отказаться от покупки машины с отличной статистикой надежности, услышав, что у соседа такая машина вчера сломалась. Гигеренцер предлагает сравнить его с человеком, который не пускает своего ребенка купаться в реке, где никогда никто не погибал, услышав, что на ребенка соседа этим утром напал в этой реке крокодил. Различие между сценариями (не говоря уже о трагических последствиях) в том, что мы полагаем, что ситуация с автомобилями стабильна, поэтому применим старую статистику, а ситуация с рекой изменилась, поэтому старая статистика уже неактуальна. Рядовой человек, который придает недавнему происшествию больше значения, чем огромному количеству статистических данных, далеко не всегда поступает иррационально.
Конечно, иногда люди делают ошибочные умозаключения, особенно учитывая поток информации, нахлынувший на нас в современном мире. И конечно же, умению оперировать вероятностями и статистическими данными нужно учиться. Тем не менее биологический вид, не обладающий инстинктивным чувством вероятности, не смог бы освоить эти понятия, не говоря уже о том, чтобы изобрести их. И если человеку дать информацию в таком формате, который соответствует его естественному представлению о вероятности, его прогнозы могут быть на удивление точными. Утверждение, что наш биологический вид вообще ничего не смыслит в вероятности, как говорится, вызывает большие сомнения.
Метафорическое мышление
Мы уже подошли очень близко к тому, чтобы опровергнуть парадоксальное заявление Уоллеса о том, что мышление охотника-собирателя неспособно к вычислению. Человеческий разум, как мы видим, не оснащен маловажной с точки зрения эволюции способностью заниматься естествознанием, математикой, шахматами или другими развлечениями. Он оснащен способностями, необходимыми для того, чтобы освоить местную среду обитания и перехитрить ее обитателей. Люди формируют понятия, которые образуют группы в корреляционной структуре мира. У них есть несколько способов познания, или интуитивных теорий, адаптированных к основным видам явлений, встречающимся человеку в жизни: предметам, одушевленным явлениям, естественным видам, артефактам, мышлению, общественным отношениям и силам, которые мы рассмотрим в следующих двух главах. Они владеют инструментами выведения умозаключений: такими, как элементы логики, арифметики и вероятности. Теперь нам нужно выяснить, как сформировались эти способности и каким образом они могут применяться для решения интеллектуальных задач современного мира.
Вот одна идея, основой для которой стало открытие в лингвистике. Рэй Джекендофф предлагает нам обратить внимание на предложения, подобные следующим:
The messenger went from Paris to Istanbul.
Посыльный отправился из Парижа в Стамбул.
The inheritance finally went to Fred.
Наследство в итоге досталось (букв.: перешло к) Фреду.
The light went from green to red.
Зеленый свет сменился красным (букв.: перешел от зеленого к красному).
The meeting went from 3:00 to 4:00.
Собрание шло с 3:00 до 4:00.
С первым предложением все понятно: кто-то переместился из одного места в другое. Однако во всех остальных предложениях все остаются на своих местах. Фред мог бы стать миллионером после оглашения завещания даже в том случае, если бы никто не передавал ему денег, а на его имя перешел бы счет в банке. Светофоры тоже не двигаются со своего места на тротуаре, а собрание – вообще не предмет, чтобы куда-то двигаться. Мы используем пространство и движение в качестве метафорического обозначения более абстрактных идей. В предложении про Фреда объектом является имущество, местом – владелец, а перемещением – передача имущества. В предложении про светофор объектом является меняющая свое состояние вещь, местами – ее состояния (горит красный свет или горит зеленый свет), а перемещением – изменение. В предложении про собрание время – это линия, настоящее – это точка движения, событие – это путешествие, а его начало и конец – это исходный пункт и пункт назначения.
Пространственная метафора используется не только тогда, когда мы говорим об изменениях, но и когда мы говорим о неизменяющихся состояниях. Принадлежность, состояние, планирование тоже описываются так, словно они – объекты, располагающиеся в каком-то месте:
The messenger is in Istanbul.
Посыльный находится в Стамбуле.
The money is Fred’s.
Деньги принадлежат Фреду (букв.: Деньги есть у Фреда.).
The light is red.
Горит красный свет (букв.: Свет есть красный.).
The meeting is at 3:00.
Собрание в 15:00 (букв.: Собрание есть в 15:00.).
Такая метафора работает и в предложениях о ситуации, когда кого-то или что-то каузируют оставаться в данном состоянии:
The gang kept the messenger in Istanbul.
Банда держала посыльного в Стамбуле.
Fred kept the money.
Фред оставил себе деньги.
The сор kept the light red.
Полицейский сделал так, чтобы светофор оставался красным (букв.: задержал).
Emilio kept the meeting on Monday.
Эмилио оставил собрание запланированным на понедельник.
Почему мы используем такие аналогии? Не для того, чтобы задействовать сами слова, а чтобы задействовать их инференциальные механизмы. Некоторые логические выводы, применимые к пространству и движению, также идеально подходят для обладания, условий и времени. Это позволяет нам заимствовать механизмы умозаключений о пространственных отношениях для рассуждения на другие темы. Например, если нам известно, что X отправился в Y, мы можем сделать логический вывод, что до этого X не был в Y, но теперь он находится там. По аналогии, если мы знаем, что имущество переходит к человеку, то можем заключить, что до сих пор у человека не было этого имущества, а теперь он им обладает. Аналогия очень близкая, хотя и не совершенно точная: посыльный может на пути из Парижа в Стамбул побывать в нескольких местах, но когда Фред наследует деньги, он не становится их собственником постепенно, по мере чтения завещания: переход происходит мгновенно. Итак, понятие местоположения не должно сливаться с понятиями обладания, условия и времени, но в то же время они могут позаимствовать у него некоторые правила логических выводов. Именно благодаря этому заимствованию аналогии между местоположением и другими понятиями могут быть полезными, а не просто привлекать внимание очевидным сходством[388].
Мышление выражает абстрактные понятия с помощью конкретных терминов. Для метафорического выражения заимствуются не только слова, но и целые грамматические конструкции. Конструкция с двойным дополнением – Minnie sent Mary the marbles («Минни послала Мэри стеклянные шарики») – используется для предложений о передаче или дарении чего-то кому-то. Однако эта же конструкция может задействоваться и для предложений о коммуникации:
Minnie told Mary a story.
Минни рассказала Мэри сказку.
Alex asked Annie a question.
Алекс задал Энни вопрос.
Carol wrote Connie a letter.
Кэрол написала Конни письмо.
Идея – это подарок, коммуникация – это акт дарения или передачи, говорящий – это отправитель, слушатель – это получатель, знание – это обладание[389].
Местоположение в пространстве – это одна из двух основных метафор языка, использующаяся для передачи тысяч разных значений. Вторая метафора – это сила, воздействие, каузация. Леонард Талми указывает на то, что в каждой из приведенных ниже пар оба предложения обозначают одно и то же событие, но нам эти события кажутся разными:
The ball was rolling along the grass.
The ball kept on rolling along the grass.
Мяч катился по траве.
Мяч продолжал катиться по траве.
John doesn’t go out of the house.
John can’t go out of the house.
Джон не выходит из дома.
Джон не может выйти из дома.
Larry didn’t close the door.
Larry refrained from closing the door.
Ларри не закрыл дверь.
Ларри удержался от того, чтобы закрыть дверь.
Shirley is polite to him.
Shirley is civil to him.
Ширли вежлива с ним.
Ширли любезна с ним.
Margie’s got to go to the park.
Margie gets to go to the park.
Марджи приходится идти в парк.
Марджи удается пойти в парк.
Различие в том, что второе предложение заставляет нас подумать о субъекте действия, прикладывающем силу, чтобы преодолеть сопротивление или некую другую силу. Во втором предложении про мяч на траве речь идет о физической силе в буквальном смысле слова. А вот в предложении про Джона сила – это желание: желание выйти из дома, которое чем-то сдерживается. Точно так же во втором предложении про Ларри создается впечатление, что в душе Ларри борются две силы, одна из которых побуждает его закрыть дверь, а вторая противится этому. В случае с Ширли эта психодинамика передается исключительно за счет прилагательного