LP
С введением долгоиграющих пластинок (Long Play, LP, «лонгплей») в 1948 году звукозаписывающие компании стали поощрять музыкантов записывать музыку специально для этого нового носителя, так как новые пластинки могли продаваться за бóльшие деньги и приносить больше прибыли за штуку по сравнению с «сорокапятками» (или c пластинками на 78 оборотов в минуту, производство которых было прекращено). Некоторые артисты ухватились за эту возможность и начали понемногу «растягивать» свою музыку, чтобы соответствовать новому формату. Появились тематические пластинки. (Фрэнк Синатра с его коллекциями тихих песен, предназначенных для холостяцких берлог, был одним из первых последователей этого формата.) Пластинки, содержащие тематически связанные песни – как правило, из бродвейских мюзиклов, таких как «Оклахома!» или «Звуки музыки», – сделались чрезвычайно популярны. К концу 1960-х годов на дисках появились расширенные импровизации, а также композиции Майлза Дэвиса и различных рок-групп, которые часто занимали целую сторону альбома.
У LP были свои технические ограничения. На одну сторону вмещается около 20–24 минут музыки, и чем громче музыка (особенно нижние частоты), тем глубже и шире канавки, которые вытравлены на мастер-диске. Это означало, что низкие или громкие пассажи в конечном итоге использовали больше физического пространства на диске, и в результате на LP оставалось меньше общего времени для музыки. Композиция с мощными низами должна была быть либо тише, либо короче, чтобы поместиться на дисках. На записи может быть много низких частот, но тогда общий уровень громкости придется делать ниже. И хотя при прослушивании дома вы всегда могли выкрутить ручку регулятора на своем проигрывателе, чтобы сделать запись такой же громкой, как и любая другая, этот недостаток остро проявлялся на радио и в музыкальных автоматах.
В случае с классической музыкой размер и глубина канавок будут варьировать в пределах одной пластинки. В тихих местах канавки могут быть очень узкими и плотно расположенными, и поэтому больше музыки может быть вмещено в заданное пространство, а затем пойдут более широкие канавки, необходимые для более громких и более низких звуков. Мастеринг-инженеры научились записывать наибольшее количество музыки на диск, сохраняя при этом максимально возможную громкость и динамический диапазон. Станки, которые травили канавки, автоматически регулировали их размер в соответствии с записываемым звуком, но именно мастеринг-инженеры определяли, сколько может поместиться на одной стороне и следует ли снизить громкость на всей стороне или слегка изменить музыку, выборочно уменьшая громкость нижних тонов.
Существуют люди, способные идентифицировать классические записи по канавкам на пластинке. Посмотрев на винил, они могут увидеть, к примеру, тихий отрывок в трех минутах от начала, громкое крещендо на пятнадцатой минуте и средний по громкости пассаж в конце, заканчивающийся примерно на двадцать второй минуте, – этого вполне достаточно, чтобы догадаться, что это была за запись. С поп-музыкой такой трюк не провернешь: она, как правило, записывается (и сочиняется) с меньшими вариациями громкости. В живом исполнении поп-музыка должна быть услышана поверх шумной и часто пьяной аудитории, а тихие пассажи рискуют быть незамеченными.
С появлением радио скоро стало очевидно, что чрезвычайно громкие и чрезвычайно тихие секции либо звучат искаженно, либо теряются. Все это благоприятствовало появлению своего рода стандартизированной громкости. Громкость стала решающим качеством для записей. Записи, которые звучали громче, словно выскакивали из динамиков радио или музыкального автомата и привлекали внимание слушателей – хоть на мгновение, но этого было достаточно, чтобы удержать слушателя на этой частоте. Я выделил слово «звучали», потому что звуки как таковые не были громче, чем у их конкурентов. У радиостанций были законодательные ограничения по мощности и громкости: они не могли на самом деле включать некоторые песни громче, чем другие. Но существуют психоакустические трюки, которые музыканты и продюсеры начали использовать, чтобы обманывать наши уши, заставляя думать, будто вот эта песня громче, чем та, которая предшествовала ей. Использование компрессоров, лимитеров и других устройств для создания кажущейся громкости становилось все более популярным. На радио эти устройства могли – при условии, что их использовали на всем, что выходило в эфир, – заставить одну радиостанцию звучать громче и, возможно, более захватывающе по сравнению с другой на соседней частоте.
Были и другие приемы для увеличения кажущейся громкости, собственно музыкальные. При умелой аранжировке можно было достичь тех же самых эффектов, привносимых компрессором, но без раздражающего, искусственного и навязчивого (если он слышен) эффекта «сплющивания». Если одновременно с певцом звучит меньшее количество инструментов, то его голос можно услышать четко и нет необходимости приглушать все остальное. Разведение инструментов по частотному диапазону тоже помогает. Инструменты, играющие в одном частотном диапазоне, конкурируют друг с другом, так что лучше назначить для каждой партии различающиеся по тону инструменты, если вы хотите, чтобы они выделялись. Если все инструменты звучат в нижней части своего диапазона, велик шанс, что звучание будет запутанным и нечетким, но если они делят частоты, то отдельные части будут казаться более отчетливыми и все будет звучать громче.
Кассеты
В 1963 году голландская компания Philips изобрела компакт-кассеты. Они изначально использовались только в диктофонах, потому что качество записи было не очень высоким. Но к 1970 году качество улучшилось, и кассеты стали использовать для музыки. Эти мелкие штучки были портативными, их можно было слушать в автомобилях, к тому же они не царапались и не изнашивались так быстро, как более хрупкие пластинки. Philips также решила лицензировать формат бесплатно, и в результате другие компании тоже начали производить кассеты, не отдавая при этом часть своего дохода Philips. К середине 1970-х эти пластиковые штуковины, помещавшиеся в кармане, распространились повсюду. На кассету влезало чуть больше музыки, чем на пластинку, но, что более важно, устройства, которые их воспроизводили, иногда могли записывать. Широкая публика вернулась в звукозаписывающий бизнес, как это было ранее. (Домашние катушечные магнитофоны были доступны и прежде, но они были громоздкими и дорогими.) Люди стали записывать песенки для бабули, они копировали любимые песни из своих коллекций пластинок, записывали радиопрограммы и музыку, которую играли или сочиняли сами. Имея два магнитофона (или вскоре появившийся двухкассетник), можно было копировать кассеты по одной за раз и дарить дубликаты друзьям.
Звукозаписывающие компании пытались препятствовать «домашней записи», как они это называли. Они боялись, что люди начнут записывать хиты с радио и перестанут покупать пластинки. Они организовали гигантскую (и довольно неэффективную) пропагандистскую кампанию, которая в целом только оттолкнула потребителей и меломанов от компаний, продававших предварительно записанную музыку. «Домашняя запись убивает музыку!» – это был их лозунг. Я сам иногда покупал записанные аудиокассеты, но в основном я все еще покупал пластинки. Как и многие мои друзья, я делал для себя и других микстейпы, которые состояли из моих любимых песен в разных жанрах. Вместо того чтобы одалживать драгоценные, хрупкие и громоздкие пластинки, мы обменивались кассетами с нашими любимыми песнями, и каждая кассета сосредотачивалась на определенном жанре, теме, исполнителе или настроении. Мы создавали много заумных музыкальных классификаций. Своего рода карманные шкатулки с аудиосокровищами. Я узнал о многих артистах и целых направлениях музыки благодаря кассетам, полученным от друзей, и в результате покупал еще больше пластинок.
Микстейпы, которые мы делали для себя, были музыкальными зеркалами. Печаль, гнев или разочарование, которые человек испытывает в определенный момент, могут быть инкапсулированы в выборе песни. Мы делали микстейпы, соответствующие эмоциональным состояниям, и они были готовы выскочить из колоды, когда то или иное чувство нуждалось в подкреплении или успокоении. Микстейп был нашим другом, психиатром и утешителем.
Микстейпы были своего рода формой потлача – индейского обычая, согласно которому сделанный подарок служил гарантией ответного подарка в будущем. Я делаю вам микстейп из моих любимых песен – предположительно, тех, которые вам понравятся и которых у вас еще нет или о которых вы даже не знаете, – и вы должны подготовить аналогичную кассету для меня, с песнями, которые, как вам кажется, должны понравиться мне. С ответным микстейпом не торопили, но о нем нельзя было забыть. Это был очень личный подарок. Часто он делался именно для одного конкретного человека и ни для кого другого. Радиопрограмма с одним слушателем. Каждая песня, тщательно подобранная, с любовью и юмором, как бы говорит: «Вот кто я, и по этой кассете вы узнаете меня лучше». Выбор песен и последовательности позволяли дарителю сказать то, что он стеснялся сказать прямо. Песни из микстейпа от любимого человека тщательно изучались в поисках подсказок и метафор, которые могли бы раскрыть эмоциональные нюансы и более глубокие смыслы. Чужая музыка – упорядоченная и собранная в бесконечно творческих формах – стала новой формой самовыражения.
Звукозаписывающие компании хотели все это отнять. Я записывал песни с радио, как и опасались звукозаписывающие компании. Я носил с собой бумбокс во время моей первой поездки в Бразилию, и каждый раз, когда что-то удивительное звучало по радио, я это записывал. Позже я расспрашивал окружающих, кто были эти певцы или группы, а затем начинал поиск и в конечном итоге покупал их пластинки. Я даже приобретал лицензии для выпуска некоторых из них на своем какое-то время просуществовавшем лейбле. Если бы я не смог записать те радиопередачи, я бы никогда не узнал, кто эти артисты. Я записывал на кассеты и другие радиопрограммы: госпелы, проповедников, экзорцистов, ток-шоу и радиопостановки. Груды кассет скапливались безостановочно, но они были постоянным источником вдохновения и инструментами в моем собственном музыкальном процессе.