В некоторых общинах музыка и исполнение повлияли на целые районы так же, как это сделал музей в Бильбао. Музыкант Карлиньюс Браун основал несколько музыкальных и культурных центров в ранее опасных районах Салвадора в Бразилии. В Кандеале, где родился Браун, местным детям предлагали присоединиться к барабанным группам, петь, сочинять песни и ставить спектакли в самодельных костюмах.K
Дети, воодушевленные этой деятельностью, отворачивались от торговли наркотиками. Они больше не хотели быть маландрос: быть музыкантами и играть вместе в группе оказалось намного веселее и приносило большее удовлетворение. Мало-помалу уровень преступности в этих районах снизился, надежда вернулась. И еще была написана отличная музыка.
Похожая ситуация сложилась в фавеле Vigário Geral, расположенной недалеко от аэропорта в Рио. В этом месте однажды произошла бойня, когда полицейский вертолет открыл огонь и убил десятки детей во время антинаркотического рейда. Жизнь в этой фавеле была настолько бесперспективной, насколько это вообще возможно. В конечном счете под руководством Хосе Хуниора открылся культурный центр и, вероятно, вдохновляясь примером Брауна, здесь начали поощрять местных детей к постановке музыкальных спектаклей, в том числе представили на сцене ту трагедию, от которой они все еще оправлялись. Группа AfroReggae возникла благодаря этим усилиям, и, как и в Салвадоре после проектов Брауна, жизнь в фавеле улучшилась. Наркоторговцы ушли: все их потенциальные молодые рекруты занялись музыкой. В этом для меня кроется сила музыки. Музыка может навсегда изменить жизнь людей различными способами, выходящими далеко за рамки эмоционального или интеллектуального воздействия конкретной композиции. Такое тоже случается, потом проходит, но часто что-то от этого остается. Музыка может быть моральной силой, но в основном лишь тогда, когда неразрывна с живой тканью сообщества.
Я посетил центр Хосе Хуниора, и, честно говоря, музыка там показалась мне далеко не самой интересной, какую доводилось слышать в Бразилии. Но дело не в этом. Недавно я работал с Хуниором над музыкой для документального фильма об альтернативах войне с наркотиками. Может быть, конкретная работа, отдельная песня – не всегда самое главное. Может быть, не так уж важно, чтобы музыка непременно была самого высокого качества, как настаивал Кейнс. Как социальный клей, как неиссякающий источник перемен музыка намного важнее, чем рассуждения о том, насколько идеально сочинена конкретная песня или насколько безупречно сыгралась группа.
Бывший учитель начальной школы из Сан-Франциско Дэвид Уиш расстроился, когда музыкальная программа была отменена в некоторых школах в Области залива. Он запустил собственную программу под названием Little Kids Rock, которая поощряет детей разучивать любимые песни, чаще всего на гитаре. «Первой вещью, которую я исключил, был канон», – говорил он. Больше не нужно было следовать раз и навсегда установленной программе, которая заставляла детей изучать песню “Little Brown Jug” прежде, чем перейти к более сложным классическим пьесам. Лишь немногие дети с экстраординарными способностями и выносливостью (или с очень упорными родителями) способны были выдержать традиционный подход, а большинство рано или поздно бросали инструмент. Другая радикальная вещь, которую он сделал, было «устранение музыкальной нотации»[116]. Должен признать, порой я жалею, что не умею читать по нотам так свободно, как хотелось бы. Но я был в восторге, когда впервые начал подбирать на слух мелодии и риффы из своих любимых поп-песен. Именно эта быстрая и глубокая обратная связь – слышать, как я играю что-то классное, – побудила меня продолжать. Следующим нововведением Уиша стало добавление двух элементов, которые раньше даже не рассматривались как часть музыкальной программы: импровизации и композиции. Детям разрешалось сочинять соло и писать свои собственные песни, иногда в одиночку и часто сотрудничая.
Критики жаловались, что обучение детей поп-мелодиям упрощало репертуар и сулило скорую кончину классической музыке, ведь у детей теперь не было шанса с ней ознакомится. Поп-музыка и так везде, и дети ее слышат – аргументировали критики, – так что им должна быть представлена альтернатива. И все же, думаю, они ошибались. Как сказал один классический гитарист в Лос-Анджелесе и по совместительству учитель в этой школе: «Рок-музыка привила мне любовь к классической музыке, а не наоборот»[117]. Уиш доказал, что многие дети хотят творить и только и ждут, когда им наконец это разрешат, предоставят контекст и окружат единомышленниками – все в точности так же, как когда кто-то открывает музыкальный клуб! Вот что, на мой взгляд, действительно стоит финансировать.
Возможно, самая успешная музыкальная образовательная программа в мире возникла в гараже в Венесуэле в 1975 году. Она называется El Sistema («Система»), и придумал ее экономист и музыкант Хосе Антонио Абреу с группой из всего одиннадцати детей. На сегодняшний день по ней подготовлено множество музыкантов высокого уровня – 200 молодежных оркестров, 330 000 музыкантов и довольно много дирижеров (Густаво Дудамель, к примеру), и ее берут на вооружение многие страны. Знаменитый британский дирижер сэр Саймон Рэттл, впервые увидев El Sistema, сказал: «Передо мной будущее музыки»[118].
Детей принимают в программу в возрасте двух или трех лет, и, хотя они еще не играют на инструментах в этом возрасте, их начинают учить ритму и координации тела. Там нет тестирования или политики отбора – рады всем. Однако основное внимание уделяется детям из неблагополучных семей.
90 % студентов в венесуэльском филиале El Sistema бедны, и программа полностью бесплатна. Если дети прогрессируют до уровня, когда они уже могут играть профессионально, им начисляют стипендию, чтобы не приходилось пропускать занятия из-за работы.
Безусловно, эта система сильно влияет на жизнь детей и целых общин, и дело тут не только в получаемом удовольствии от музыки. Как говорит Абреу: «По сути, это система, которая борется с бедностью… духовное богатство ребенка, которое обеспечивает музыка, берет верх над физической бедностью». Когда его спросили, задумывал ли он свою музыкальную программу как средство для социальных изменений, он ответил: «Вне всяких сомнений, это то, что происходит сейчас в Венесуэле». Дети, которые при любом другом раскладе должны были бы чувствовать, что их возможности в жизни чрезвычайно ограничены, полностью увлечены программой. «С той минуты, как ребенка начинают учить игре на инструменте, он уже не беден. Он становится развивающимся ребенком, стремящимся к профессиональному уровню, тем, кто впоследствии станет гражданином»[119].
Музыка, которую дети изучают в El Sistema, по большей части классическая, поэтому тут мне придется поумерить свой пыл с поп-музыкой, ведь программа не раз доказала свою действенность. В небольших деревнях дети могут играть на гитарах, барабанах и маримбе, то есть не совсем классику, но основная фишка программы – классические молодежные оркестры.
Абреу сейчас на пенсии, но он много лет возглавлял программу, пережив десять сменивших друг друга правительств Венесуэлы, как правых, так и левых. Рискну предположить, что именно подобная беспартийность жизненно важна для программы, а также тот факт, что El Sistema отчитывается Министерству семьи, здравоохранения и спорта, а не культурным или образовательным департаментам. Такая привязка, весьма вероятно, уберегла программу от всяческих художественных предубеждений, возникающих то тут, то там, – я и сам грешен. Уго Чавес увеличил финансирование программы, желая в большей степени приписать себе ее успех, но началось все еще задолго до него. И все же это был разумный шаг с его стороны – инвестировать в будущее своей страны, а не загонять искусство в угол, как это сделала программа “No Child Left Behind” в школах США. Из-за этой концепции, с упором на тесты, школы в большинстве штатов сильно урезали художественные предметы. Но если Венесуэла может найти средства для финансирования музыкальных программ, почему мы не можем?
Аналогичная программа в Великобритании называется Youth Music, но дети изучают поп, джаз и рэп, а не только классику. В Моркаме, одном экономически бедствующем районе, на территории которого в течение многих лет происходили столкновения молодежных группировок, детям предложили читать рэп, чтобы выразить разочарование и поделится своими проблемами. Местный каменщик по имени Джек говорит: «Когда мне было шестнадцать, [я написал] песни о преступлениях с пушками и ножами и как с ними покончить». Районы в конечном итоге объявили своего рода перемирие, хотя напряженность остается – но уже что-то.
В Ливерпуле программа Youth Music сотрудничает с филармонией и действует в школе под названием St. Mart of the Angels. Питер Гарден, директор проекта, утверждает: «Доля детей, которые улучшили свое чтение по крайней мере на два уровня в 2008–2009 годах, составила 36 %. В 2009–2010 годах она выросла до 84 %. Показатель по математике увеличился с 35 до 75 %». В Северной Ирландии дети отказались от присоединения к лоялистским или военизированным группам, предпочтя занятия музыкой: последствия этих программ выходят далеко за рамки музыки и даже за пределы улучшения общей успеваемости[120].
Подобные статистические данные кладут конец сомнениям в полезности обучения музыке и убедительно доказывают важность искусств в школьной программе.
Не все творческие программы сосредотачиваются исключительно на школьниках. Программа под названием The Creators Project финансируется Intel, производителем компьютерных чипов, и журналом и медиакомпанией Vice. Intel предоставляет финансирование, а Vice решает, кто его получит. Их поддержка иногда направляется признанным художникам и музыкантам, чтобы помочь им проявить или реализовать проект, который в противном случае остался бы за пределами их финансовых и технических возможностей. Недавно я видел театральные пьесы Бьорк и Карен О, которые финансировались проектом Creators. Vice и Intel также ищут новых и неизвестных художников, их карманы довольно глубоки и их поддержка широка (они поддерживают проекты в Китае, Буэнос-Айресе, Лионе и даже мероприятия, связанные с Большим адронным коллайдером). Важно отметить, что они спонсируют художников и музыкантов, которые работают на периферии популярной культуры. Поэтому, хотя я уже задавался раньше вопросом, почему Кремниевая долина не поддерживает искусство, вот вам большое исключение, причем они финансируют не симфонические залы или музеи, а живые шоу на складах и других странных площадках.