Новый метод репрезентации телесных повреждений заинтересовал множество британских детективов, которые посмотрели ту программу, и через наше судебно-медицинское отделение ко мне стали поступать просьбы выполнить картирование для дел об убийствах, которые они расследовали. Полиция высоко оценила возможность использования графических изображений на судебных разбирательствах, так как они помогали демонстрировать факты и при этом оберегали присяжных от шокирующих реальных кадров. Я уже был наслышан о том, какую реакцию вызывали фотографии телесных повреждений у несчастных членов коллегии присяжных. Зал суда — по определению место с напряженной атмосферой, которую сложно выносить обывателям, поэтому, если обычным людям требовалось изучить ужасающие фотографии, полиция готовилась к любым непредвиденным последствиям. Мне рассказывали, что присяжным становилось плохо, они падали в обморок и даже выбегали из зала суда. У полиции не было возможности предложить присяжным комфортный метод изучения фотографий травм или тела жертвы во время вскрытия. От таких визуальных материалов даже закаленным детективам становилось не по себе. Они шокировали и меня, несмотря на то что я видел сотни телесных повреждений за свою многолетнюю карьеру. Присяжных набирают из числа обычных людей, и они, как правило, не проходят медицинскую подготовку. В ходе суда изучение телесных повреждений может оказаться важнейшим этапом процесса, потому что от присяжных требуют составить на основании увиденного свое мнение. Благодаря «очищенным», но показательным изображениям травм присяжные могли приступить к выполнению своего долга, не отвлекаясь на шокирующий опыт взаимодействия со смертью.
Крайне важно, чтобы члены коллегии присяжных не теряли концентрацию в течение всего периода времени, пока им передают важную информацию. Они должны обязательно быть сосредоточенными, чтобы воспринимать сложные медицинские термины. Но если ужасающие фотоматериалы выведут их из равновесия, то работа будет контрпродуктивной. Если члены коллегии начнут отстраняться от происходящего, пытаясь оградить свою психику от того, что им говорят или показывают, толку от этого процесса будет мало. Задача присяжных — непредвзято оценить подробности дела и вынести независимый компетентный вердикт. Детективы рассказывали мне, что демонстрация членам коллегии наименее шокирующих графических репрезентаций телесных повреждений стала огромным шагом вперед в организации судебного процесса.
Мои первые попытки создать презентацию травм постепенно совершенствовались, и в больнице Гая патологи пользовались моими наработками для демонстрации присяжным результатов вскрытия. Когда мой метод стал приобретать широкую известность, ко мне хлынули заказы от детективов со всей страны. Несколько помощников юристов из Королевской прокуратуры регулярно заказывали картирование тел для готовящихся судебных разбирательств по делам об убийствах. Моя рабочая нагрузка стремительно возрастала.
До появления картирования тела патологи в зале суда показывали свои результаты на простой распечатке с нарисованным на ней контуром тела, где травмы отмечались крестиками или другими значками. Это был стандартизированный способ демонстрации места, размера и глубины повреждений, к которому прибегали и медики, и патологи. Каким бы точным и надежным ни был этот метод, все равно он был примитивным и никак не менялся уже несколько десятилетий. Новый реалистичный метод репрезентации травм, который предлагал я, исключал возможные неверные толкования. Сложная информация теперь подавалась в таком виде, что любой мог ее с легкостью воспринять. Больше не имела значение степень осведомленности присяжных в анатомии, даже их родной язык больше не играл никакой роли — изображения разрушали коммуникационные барьеры и были понятны всем без исключения.
Как судебно-медицинский художник-график, я отвечал за точность воспроизведения данных. Благодаря обширным знаниям в области судебной медицины и анатомии я мог создавать точные копии телесных повреждений, которые видел на фотографиях со вскрытия. Какой бы сложной для воспроизведения ни была травма, я всегда находил способ представить ее графически. Было приятно слышать от наших клиентов из полиции, что, хотя на моих рисунках и были переданы страшные и шокирующие кадры, негативные последствия от их просмотра снижались до возможного минимума.
Технология картирования тела совершенствовалась, и теперь среди наших заказчиков были представители всей национальной полиции Великобритании. В это время мне пришло в голову, что технологию можно каким-то образом превратить в отдельное научное направление. Мне хотелось дополнить рисунки специальными графическими опциями, чтобы показывать движение оружия в теле жертвы, и сопровождать наружные изображения видами на травму изнутри, чтобы присяжным было легче воспринимать раневые процессы. По этой причине я начал разрабатывать «внутренние карты тела», на которых изображал проникновение ножа в рану, внутренние гематомы и сложные траектории огнестрельных ранений. Также я включил в свои графические репрезентации поражения основных внутренних органов, таких как сердце, легкие и печень, и рассечение кровеносных сосудов. Простой стрелочкой или с помощью рисунка оригинального оружия я показывал глубину раны и результат повреждения внутри тела. Моей главной целью было показать связь между поверхностными и внутренними повреждениями — как жертва умерла в результате полученных травм.
Внутренние процессы должны были выглядеть просто и понятно, чтобы соответствовать требованиям заказчика, и при этом в изображения нужно было вкладывать сложную информацию. И у меня это получалось. Картирование тела вскоре превратилось в важнейший элемент любого судебного разбирательства по делу об убийстве.
Глава 26. Профессиональное воссоединение
(Рассказывает Полин.)
Пока услуги Дерека по картированию тела становились всё более востребованными у национальной полиции, я работала личным ассистентом сначала в Лондоне, а потом поближе к дому, чтобы больше времени уделять детям. После неожиданной реструктуризации крупной фармацевтической компании, в которой я числилась, я осталась без работы. Какое-то время я предлагала услуги стенографиста местным предпринимателям, но к концу 2003 года решила подыскать себе новые варианты.
Как-то после обеда Дерек рассказывал о том, как сильно загружен на работе, и с тоской говорил о клиентской базе данных, которую у него не было времени разобрать. Это обстоятельство сразу вызвало у меня живой интерес, и уже через несколько минут после беглого знакомства с компьютерной программой я села работать над его базой данных. Он предоставил мне карт-бланш на использование любых конструктивных элементов, которые я пожелала бы видеть в нашей компании.
Дереку уже давно требовался ассистент, но никому из нас в голову не приходило объединить усилия. Я чувствовала необходимость получать стабильный заработок, чтобы компенсировать нерегулярные поступления наличных, которые приносил его маленький бизнес. Так что работа для меня означала нечто, что я делаю не дома. Из-за огромного количества заказов Дереку теперь требовался не только бизнес-администратор, но и помощник — графический дизайнер, который был бы способен спокойно реагировать на фотографии телесных повреждений и читать отчеты о вскрытиях.
Проработав вместе какое-то время, мы поняли, что я взяла на себя выполнение стольких обязанностей в его компании, что необходимость в поиске еще одного человека пропала. Оказалось, что надежный бизнес-партнер был намного ближе, чем Дерек мог себе представить. Честно признаюсь, никогда не думала о работе графического дизайнера, хотя у меня были необходимые художественные навыки. Зато у меня накопился огромный опыт работы в морге и выработался иммунитет к кадрам жестоких телесных повреждений. Сначала мне, конечно, пришлось собираться с духом, чтобы снова начать смотреть на эти снимки, потому что я стала «нормальной» за те несколько лет, которые провела вне сферы судебной медицины. Но прошло совсем немного времени, и я уже спокойно перерисовывала кровоподтеки, ножевые ранения, травмы, полученные в результате защитных действий, глубокие порезы и отрубленные пальцы. Фотографии травм шокировали, но мне было достаточно нескольких секунд, чтобы эмоционально адаптироваться к тошнотворному виду повреждений и начать рисовать.
За первую неделю я научилась зарисовывать наиболее простые повреждения, такие как легкие гематомы, и подготовила серию карт тела для демонстрации присяжным на предстоящем суде по делу об убийстве. И только в этот момент до меня наконец дошло: я вернулась в мир судебной медицины… но на этот раз в качестве графического дизайнера.
(Рассказывает Дерек.)
Когда Полин начала помогать мне с созданием графических изображений, наша производительность повысилась чуть ли не вдвое. У меня появился долгожданный бизнес-партнер, который разделил со мной рабочую нагрузку, но почти сразу же стали очевидны и другие преимущества. Специфика нашей работы предполагает перевод отчета о вскрытии в изображение высокой точности и достоверности, отражающее, помимо прочего, сложную медицинскую терминологию. Эта задача требует от исполнителя аналитического мышления и твердых знаний в области анатомии. Так что Полин оказалась не просто бизнес-партнером, а идеальным бизнес-партнером.
Для нас это воссоединение произошло совершенно неожиданно, но, как только мы стали работать вместе, я уже не мог вспомнить, как раньше со всем справлялся один. Не могу понять, почему мы не приняли этого решения раньше, ведь у нас обоих были все необходимые навыки и знания. Мы провели много лет за изучением внутренних и поверхностных телесных повреждений и теперь редко ломали голову над тем, как лучше изобразить травму. Мы могли найти на фотографии травмированные внутренние органы, определить ребро и рассмотреть на черепе трещину толщиной в волос. И самое главное, мы оба умели читать отчеты патологов, то есть сразу понимали, какие из описанных повреждений в первую очередь соотносятся с причиной смерти.