ЛЕННИ. Отец, ты не против сменить тему? (Пауза.) Я хочу тебя спросить: то, что мы ели сегодня на обед, как это называлось? Как ты это называешь? (Пауза.) Почему бы тебе не завести собаку? Ты же собачий повар. Честно.
МАКС. Не нравится – вали.
ЛЕННИ. Ухожу. Чтобы нормально пообедать.
МАКС. Ну, вали! Чего ждешь?
ЛЕННИ (смотрит на него). Что ты сказал?
МАКС. Я сказал, мотай отсюда, вот что я сказал.
ЛЕННИ. Будешь со мной так разговаривать, папаша, – вылетишь сам.
МАКС. Да ты что, сука… (Хватает палку.)
ЛЕННИ. Но, папочка, ты же меня не ударишь, а? Не надо меня бить, папа, пожалуйста, не надо. Я не виноват, это они. Я ничего такого не сделал, отец, честно. Не лупи меня палкой, отец.
В пьесе Дмитрия Богославского «Тихий шорох уходящих шагов» учительница Зина, страдающая алкогольной зависимостью, вместе с сестрами и братом приходит на кладбище к могилам родителей. Вначале на ней маска «Я слабый» – она как будто бы переносится в детство, когда мама пела ей колыбельные. И в самом конце диалога она резко меняет маску на «Я сильная» и атакует брата.
ЗИНА. Людей бессмертных нет… как мама пела… как пела…
Баю-баюшки-баю,
Живет мужик на краю,
Он не беден, не богат,
У него много ребят.
ЛЮДМИЛА. Зинка, а ну хватит стонать.
ЗИНА. У него много ребят,
Все по лавочкам сидят,
НАТАЛЬЯ (Людмиле). Да не трогай ты ее.
ЛЮДМИЛА. Ну так а что она…
ЗИНА. Все по лавочкам сидят,
Кашку масляну едят.
НАТАЛЬЯ (Людмиле). Глянь, лучше, что я тебе привезла.
Наталья достает из сумки небольшую коробочку, отдает Людмиле.
НАТАЛЬЯ. Маникюрный набор, 26 предметов плюс крем.
ЛЮМИЛА. Спасибо, сестричка.
ЗИНА. Кашка масленая,
Ложка крашеная.
Ложка гнется,
Нос трясется,
Сердце радуется.
Анна в стороне наблюдает за сестрами.
ЗИНА. Ой, мамочки мои… давайте наливайте, что не помянуть по-человечески?
АННА. Простите…
Анна уходит.
ЛЮДМИЛА. Куда ты, Анька?
Анна, не оборачиваясь, идет.
АЛЕКСАНДР. Аня! Аня…
Александр бросается к Зине.
АЛЕКСАНДР. Ну что же ты опять? Опять все повторяется. Да неужели хотя бы на кладбище нельзя по-человечески…
ЗИНА. А что ты на меня орешь?
АЛЕКСАНДР. Зина, перед родителями, слышишь, перед родителями стыдно? Господи, Зина…
НАТАЛЬЯ. Все, успокоились.
АЛЕКСАНДР. Что успокоились? Наташка, ты посмотри, что с ней творится.
ЗИНА. Со мной все в порядке. За собой следи. Пенсия военная не учительская зарплата, так что не надо. Живешь, вон, в родительском доме. И что мне, выпить нельзя? Фуф, все чистоплюи такие стали, я не могу.
Музыка
Звучание вашего диалога – немаловажная примета вашего авторского стиля. Давид Бурлюк ассоциировал звуки с их визуальной частью и написал об этом стихи:
Звуки на а широки и просторны,
Звуки на и высоки и проворны.
Звуки на у, как пустая труба,
Звуки на о, как округлость горба,
Звуки на е, как приплюснутость мель,
Гласных семейство смеясь просмотрел.
Подумайте о том, как разговаривают ваши персонажи: какая у них интонация, ритм. Предпочитают ли они фразы с гласными или любят шипящие звуки? Может быть, говоря ритмично, с повторами, напевно, ваш персонаж хочет убаюкать, загипнотизировать, очаровать собеседника? Может быть, все говорят в каком-то одном стиле и тогда ваша пьеса целиком движется в сторону поэзии, приобретает дионисийские черты?
В романе Набокова «Лолита» мы встречаем диалог, построенный на косноязычии героя, вызванном его волнением и страстью, произнесенный интимно, почти шепотом.
«Чем поцелуй пыл блох?» – пробормотал я, дыша ей в волосы (власть над словами ушла).
«Если уж хочешь знать», – сказала она, – «ты делаешь не так, как надо».
«Накажи, как».
«Все в свое время», – ответила виновница моего косноязычия.
В пьесе Евгении Некрасовой «Сестромам» героиня говорит о себе в третьем лице, и текст ее имеет сложный ритм, созданный длинными и короткими предложениями, особым порядком слов, паузой долгого «ииииии», связками уменьшительно-ласкательных суффиксов. В него заложены повторы, игра слов, созвучия: мяту-мяу, сестромам – страта, богемщина-бог, заманалась-мама.
АНЕЧКА. Анечка – всюду ладненькая, маечки под курточкой, кеды, бритые височки, острые крылышки-лопатки. Расправила, полетела. Ровный хипстер без истерик, но с щепоткой богемщины. Бог любит таких, как Анечка, средненьких, ладненьких повсюду. Все во мне хорошо, кроме Сестромама. Да и не в самом Сестромаме дело, а в долге к Сестромаму мотания. Долге говорения. Долге выслушивания. Долге делания вида. Сестромам хворал всеми заболеваниями, которые могут только влезть в живот. Овощи ел вареные, пил кисель и заварную мяту. Мяу – орала кошка. Аня, ты почему в таких низких брюках – холодно! Дно твое женское перемерзнет. Рожать не будешь (будто Сестромам весь изрожался). Хохлилась, строила рожицы, заманалась уже. Не сестра – мама. Сестромам какой-то. Такая страта любви. Видите-видите, сейчас начнется, юбку расправит на коленках – ииииии: когда-замуж-выйдешь?!
В пьесе Маши Все-таки «Салют» музыкально построены даже ремарки. Впрочем, границы ремарок и реплик в этом тексте размыты, таковы его художественные особенности. «Салют» несет в себе дионисийские черты, и музыкальность – одна из примет дионисийства. Но как раз с помощью музыкальности мы можем добавлять Диониса в наши аполлонические тексты.
«Кaк-то с ответaми у нaс сложно.
Это время тaкое.
С утверждениями не очень.
это время капает
кап-кап
на голову
время проходит
время идет
вперед
но
вперед?
Мы не знаем
никто не знает
это вопрос
огромный вопрос
сотня вопросов
ко времени и.
эпоха такая.
эхо войны.
одной и другой
и третьей.
Чтобы задать тебе
Чтобы задать себе
Главный вопрос.
и время
так
кап-кап-кап
нам на голову
пока мы спим.
и время проходит
назад.
каждое утро
эта вода
делает
кап
кап
кап
кап
кап
кап
кап».
В пьесе Оли Мухиной «Таня-Таня» сближение персонажей происходит даже на уровне выстраивания ритма диалога, и ответы постепенно становятся эхом, подчеркивая слияние.
ТАНЯ. Ты очень красивая.
ДЕВУШКА. Ты мне очень нравишься.
ТАНЯ. Ты мне очень нравишься.
ДЕВУШКА. Мое лицо.
ТАНЯ. Мое.
ДЕВУШКА. Моя рука.
ТАНЯ. Моя.
ДЕВУШКА. Мое тело.
ТАНЯ. Мое.
ДЕВУШКА. Как же ты.
ТАНЯ. Ты.
ДЕВУШКА. Как же я.
ТАНЯ. Я.
Доверие
Категория доверия – важная для искусства в целом. Добавить доверия в диалог – это создать ощущение документальности, подслушанного разговора. Помните, у Довлатова:
«Мы снова выпили. Кузин бегло закусил и начал: – А как у нас все было – это чистый театр. Я на судомехе работал, жил один. Ну, познакомился с бабой, тоже одинокая. Чтоб уродливая, не скажу – задумчивая. Стала она заходить, типа выстирать, погладить… Сошлись мы на Пасху… Вру, на Покрова… А то после работы – вакуум… Сколько можно нажираться?.. Жили с год примерно… А чего она забеременела, я не понимаю… Лежит, бывало, как треска. Я говорю: “Ты, часом, не уснула?” – “Нет, – говорит, – все слышу”. – “Не много же, – говорю, – в тебе пыла”. А она: “Вроде бы свет на кухне горит…” – “С чего это ты взяла?” – “А счетчик-то вон как работает…” – “Тебе бы, – говорю, – у него поучиться…” Так и жили с год…»
Рассказ Кузина написан так, что кажется документальным, и даже диалог внутри его рассказа тоже вызывает полное доверие.
В пьесе Маши Конторович «Мама, мне оторвало руку» описана сцена первого секса подростков. Начинается она таким диалогом:
ВЛАДИК. Ты красивая.
МАШКА. Ну да…
ВЛАДИК. Будешь? (Предлагает ей бокал какой-то жижи.)
МАШКА. Это че? Колофелин, типа?
ВЛАДИК. Клофелин. Это Яга с шампанским.
МАШКА. Коктейль?
ВЛАДИК. Коктейль.
МАШКА. Вкусненько.
ВЛАДИК. Ну да.
МАШКА. Сам придумал?
ВЛАДИК. Ну да.
МАШКА. Блин… Прикольно…
Молчание.
МАШКА. А в той комнате Сашка уже уснула? Надо проверить.
ВЛАДИК. Не надо.
МАШКА. Владик, отпусти.
ВЛАДИК. Да че ты.
МАШКА. Ну отпусти.
ВЛАДИК. Вот еще выпей.
МАШКА. Не хочу.
ВЛАДИК. Да все.
МАШКА. Налей.
ВЛАДИК. Держи.
МАШКА. Себе?
ВЛАДИК. Вот.
МАШКА. За что?
ВЛАДИК. Ну, не знаю… За тебя?
МАШКА. Это банально.
ВЛАДИК. Что не банально?
МАШКА. За соловьев на зеленой ветке!
ВЛАДИК. Че?
МАШКА. Ну соловьи. Чтобы они дольше пели. Ну и всегда, типа, пели.
ВЛАДИК. Окей.
По коротким робким фразам мы видим настроение и страх обоих подростков, их неопытность и неловкость, попытки настроиться на романтический лад.
Подумайте о том, что в вашем диалоге могло бы стать маркерами достоверности. Тренируясь слышать живую речь, записывать ее, коллекционируя слова и фразы, вы увеличиваете достоверность диалогов ваших пьес.
Асимметрия
Ответы невпопад, попытки перевести тему, игнор, параллельные реплики и «каждый о своем» – приметы живой речи, создающие тот самый эффект асимметрии, нужный для увеличения доверия. Да, асимметрия – часть доверия, но давайте выделим ее, чтобы не пропустить.
Все мы помним классический пример из «Дамы с собачкой» Чехова, когда Гуров, выходя поздно ночью из клуба, сказал своему приятелю: «Если б вы знали, с какой очаровательной женщиной я познакомился в Ялте!» И его приятель ответил: «А давеча вы были правы: осетрина-то с душком!» Приятель не реагирует на реплику Гурова, как будто не слышит, да к тому же его ответ очень контрастирует со словами о любви – а мы уже говорили, как контраст важен для искусства.