Человеческий мозг является культурным артефактом. Мы не загружаем культуру в девственный мозг, как программное обеспечение в компьютер; скорее, культура помогает нам устраивать связи в мозге. Далее мозг становится носителем культуры, помогая создавать и сохранять ее.
Все люди, которые живут группами, должны решать общие проблемы, так что неудивительно обнаруживать некоторые понятия, которые сходны для разных культур. Большинство человеческих обществ, например, имеют мифы о сверхъестественных существах: нимфах античной Греции, фейри кельтских легенд, лепреконах Ирландии, «маленьком народце» североамериканских индейцев, менехуне гавайского фольклора, троллях Скандинавии, азиза Западной Африки, аглулик культуры эскимосов; мими аборигенов Австралии; син Китая; ками Японии и бесчисленном множестве других[313]. Рассказы об этих волшебных существах — важная часть человеческой истории и литературы. Однако это не означает, что такие волшебные создания действительно существуют или существовали в природе (как бы сильно мы ни хотели посетить Хогвартс[314]). Категория «волшебное существо» сконструирована человеческим умом, и, поскольку она существует в таком количестве различных культур, она, видимо, выполняет определенную важную функцию. Аналогичным образом понятие «страх» существует во многих культурах (но не во всех — в качестве примера можно взять народ къхунг в пустыне Калахари[315]) в силу выполнения важных функций. Насколько мне известно, ни одно из понятий эмоций не является универсальным, но даже если бы такое нашлось, сама универсальность не создает автоматически реальность, независимую от воспринимающих ее людей[316].
Социальная реальность — это движущая сила, стоящая за человеческой культурой. Вполне вероятно, что понятия эмоций — элементы социальной реальности, которым мы научаемся у других членов общества в детстве и даже позже, если вдруг переезжаем из одной культуру в другую (вскоре мы поговорим об этом более подробно). Поэтому социальная реальность — это своего рода канал для передачи поведения, предпочтений и значений от предков к потомкам посредством естественного отбора. Понятия — это не просто социальная надстройка над биологией. Это биологическая реальность, которая внедрена в ваш мозг с помощью культуры. Люди, которые живут в культурах с определенными понятиями или с более разнообразными понятиями, могут быть лучше приспособлены к воспроизводству[317].
В главе 5 мы видели иллюзорные полоски, на которые мы разделяем радугу, когда категоризируем длины световых волн с помощью наших понятий для цветов. Если вы заглянете на страничку русского Google и поищете русское слово «радуга», вы увидите, что рисунки включают семь цветов, а не шесть: принятая на Западе полоса синего цвета делится на две полосы — голубую и синюю, как показано на рис. 7.2[318].
Рис. 7.2. Рисунки радуги зависят от конкретной культуры
Эти рисунки показывают, что понятия для цветов зависят от культуры. В русской культуре синий цвет (blue) и голубой цвет (для западного человека sky blue[319]) — это различные категории, такие же различные, как для американца синий и зеленый. Это различие вовсе не вызвано врожденными анатомическими различиями между зрительной системой русских и американцев; оно определяется культурными понятиями цветов, которым люди обучаются. Людей, воспитывающихся в России, просто учат, что светлый синий и темный синий — это разные цвета с различными названиями. Эти понятия внедряются в их мозги, и они воспринимают семь цветов[320].
Слова представляют понятия, а понятия — это культурные орудия. Мы передаем их от родителей к детям, от одного поколения к другому, как подсвечники вашей прапрабабушки. «В радуге шесть полос». «Деньги обменивают на товары». «Капкейки — это десерт, а маффины едят на завтрак».
Понятия эмоций — тоже культурные орудия. Они появляются вместе с большим комплектом правил и служат для управления ресурсами вашего тела или воздействия на кого-нибудь другого. Эти правила могут зависеть от культуры, которая оговаривает, когда они приемлемы для конструирования конкретной эмоции в конкретной ситуации. В США принято ощущать страх, когда едешь на американских горках, когда собираешься узнать результат онкологического обследования или когда кто-то наставляет на вас пистолет. В США не принято ощущать страх каждый раз, когда вы выходите из своего дома в безопасном месте: такое чувство считается патологией, расстройством под названием агорафобия[321].
Моя подруга Кармен, родившаяся в Боливии, была удивлена, когда я сообщила ей, что понятия эмоций значительно меняются от культуры к культуре. «Я думала, что у всех в мире одни и те же эмоции, — объяснила она мне по-испански. — Ну, у боливийцев эмоции сильнее, чем у американцев. Más fuerte[322]». Большинство людей прожили всю жизнь с одним набором понятий эмоций, поэтому они, как и Кармен, удивляются, обнаруживая такую культурную относительность. И тем не менее ученые задокументировали по всему миру многочисленные понятия эмоций, которых нет в английском языке. У норвежцев есть понятие сильной радости, когда ты влюбляешься, они называют это forelsket. У датчан есть понятие hygge для определенного переживания тесной дружбы. Русское понятие тоска — это душевное страдание, а португальское saudade — сильное душевное влечение. После небольшого исследования я нашла испанское понятие для эмоции, у которого нет прямого эквивалента в английском языке, под названием pena ajena[323]. Кармен описывала его мне как «ощущать боль за другого человека при виде его потери», но я также видела, что оно характеризуется как дискомфорт, стыд или неловкость за кого-то другого. Вот еще несколько найденных мною интересных понятий[324]:
Gigil (филиппинский) — желание обнять или сжать нечто, что ты невыносимо обожаешь[325].
Voorpret (нидерландский) — приятное предчувствие какого-то события[326].
Age-otori (японский) — ощущение, что вы после стрижки выглядите хуже[327].
Некоторые понятия эмоций из других культур невероятно сложны, возможно, даже непереводимы на английский, хотя носители, разумеется, испытывают их. Понятие fago в культуре народа ифалук в Микронезии может означать любовь, сочувствие, жалость, печаль, сопереживание в зависимости от ситуации. Говорят, что понятие litost из чешской культуры непереводимо, но приблизительно означает «мучения от собственной ничтожности в сочетании с желанием мести». Японское понятие эмоции arigata-meiwaku возникает, когда кто-нибудь делает для вас то, что вы не хотите и что может вызвать для вас проблемы, но от вас в любом случае требуется быть благодарным[328].
Когда я говорю слушателям в Соединенных Штатах, что понятия эмоций являются изменчивыми и зависят от культуры, а затем утверждаю, что наши собственные англоязычные понятия аналогичным образом являются локальными для нашей культуры, некоторые люди весьма удивляются, как и моя подруга Кармен. «Но ведь счастье и печаль — это реальные эмоции», — настаивают они, словно бы эмоции других культур не такие реальные, как наши собственные. На это я обычно говорю: вы совершенно правы. Fago, litost и прочее — не эмоции… для вас. Причина в том, что у вас нет понятий для этих эмоций; соответствующие ситуации и цели неважны для культуры американского среднего класса. Ваш мозг не может строить предсказания на основе fago, так что это понятие не ощущается автоматически так, как это происходит со счастьем и печалью. Чтобы понять fago, нужно соединить другие известные вам понятия, проводя понятийное комбинирование и затрачивая умственные усилия. Однако у людей ифалук такое понятие есть. Их мозг автоматически прогнозирует с его помощью. Когда они испытывают fago, это ощущается так же автоматически и реально, как для вас счастье и печаль, как если бы fago просто случалось с ними.
Да, fago, litost и прочее — это просто слова, созданные людьми, но ведь таковы же и «счастливый», «печальный», «испуганный», «сердитый», «удивленный». Изобретенные слова — самое что ни на есть определение социальной реальности. Сказали бы вы, что ваша национальная валюта — это настоящие деньги, а денежные единицы остальных стран просто придуманы? Для любого человека, нигде не путешествовавшего и не имеющего понятия о других денежных единицах, это может показаться верным. Однако у опытных путешественников есть понятие «денежная единица другой культуры». Я прошу вас усвоить понятие «эмоция другой культуры», чтобы вы понимали, что ее случаи настолько же реальны для других, как ваши собственные эмоции для вас.
Если вы считаете эти идеи дерзкими, попробуйте еще одну: некоторые западные понятия эмоций совершенно отсутствуют в других культурах. Эскимосы утка не имеют понятия «гнев». У таитян нет понятия «печаль». Последний факт западным людям принять крайне трудно… жизнь без печали? В самом деле? Когда таитяне находятся в ситуации, которую западный человек описывает как печальную, они чувствуют себя больными, встревоженными, утомленными или лишенными энтузиазма, и все эти состояния покрывают широким термином