Депрессивный мозг эффективно заперт в ловушке страданий. Он подобен мозгу с хронической болью, игнорирующему ошибку прогноза, но в большем масштабе, и вы отключаетесь. Это хронически вгоняет ваш бюджет в долги, поэтому ваш мозг пытается уменьшить затраты. Каков самый эффективный способ для этого? Прекратить двигаться и не обращать внимания на мир (ошибка прогноза). Это и есть неотъемлемая усталость депрессии[475].
Если депрессия является расстройством, вызванным хроническим неверным распределением телесных ресурсов, то она, строго говоря, не является исключительно психическим заболеванием. Она также неврологическое, метаболическое и иммунное заболевание. Депрессия — это дисбаланс многих переплетенных частей нервной системы, которые мы можем понять, только рассматривая человека целиком, а не что-либо по отдельности, как части машины. Переломный момент для депрессивного эпизода в значительной степени может появиться из множества разных источников. Вы можете страдать от продолжительного стресса или плохого обращения, особенно в детстве, что привело к тому, что ваша модель мира построена с помощью вредного прошлого опыта. У вас может быть плохое физическое состояние (хронические сердечные заболевания или бессонница), которое ведет к плохим интероцептивным прогнозам. Ваши гены могут заставить вас быть чувствительными к среде и каждой мелкой проблеме. А если вы женщина в репродуктивном возрасте, связность в вашей интероцептивной сети меняется каждый месяц, делая вас в определенные моменты цикла более уязвимой к неприятному аффекту, мыслительной жвачке и, возможно, даже к увеличенному риску расстройств настроения, таких как депрессия и посттравматическое стрессовое расстройство. «Позитивного мышления» или принятия антидепрессантов может оказаться недостаточно, чтобы обратно вернуть бюджету баланс: могут понадобиться другие изменения в образе жизни или системные регулировки[476].
Теория конструирования эмоций предполагает, что мы можем лечить депрессию, разорвав порочный круг неправильного распределения телесных ресурсов, то есть поменяем интероцептивные предсказания, чтобы они лучше соответствовали происходящему вокруг вас. Ученые нашли подтверждения, что дело обстоит именно так. По мере того как лечение (например, антидепрессанты и когнитивно-поведенческая терапия) начинает действовать и вы чувствуете себя менее угнетенным, ваша активность в основных зонах управления телесными ресурсами возвращается к нормальному уровню, а связность в интероцептивной системе восстанавливается. Эти изменения согласуются с идеей сокращения расточительных предсказаний. Мы можем также лечить депрессию, разрешив большую прогностическую ошибку, скажем, попросив людей вести дневник с положительными переживаниями, что может облегчить нагрузку на бюджет. Проблема, разумеется, в том, что никакое лечение не срабатывает сразу для всех, и есть некоторые люди, для которых не работает никакое лечение[477].
Один из наиболее обещающих путей для лечения, которые я видела, — революционная работа невролога Хелен С. Мейберг (глава 4), которая стимулировала электричеством мозг пациентов с глубокой депрессией[478]. Ее метод немедленно дает облегчение от мук депрессии, если ток включен, поскольку мозг больного переключается со всепоглощающего внутреннего фокусирования на внешний мир и поэтому он может нормально предсказывать и обрабатывать прогностические ошибки. Давайте надеяться, что эти предварительные, но обнадеживающие результаты в конечном итоге приведут ученых к более устойчивым результатам в лечении депрессии. По меньшей мере эти результаты должны помочь распространить информацию, что депрессия — это болезнь мозга, а не просто нехватка счастливых мыслей.
Тревога — это состояние, которое кажется весьма отличным от хронической боли и депрессии. Когда вы встревожены, вы ощущаете беспокойство или взвинченность, словно вы не знаете, что делать с собой, и в целом несчастны. Это решительно контрастирует с депрессией, при которой вы ощущаете апатию, словно вы не можете двигаться дальше по жизни, ощущаете хронические мучительные боли и в целом также несчастны.
К этому моменту мы узнали, что и эмоции, и хроническая боль, и хронический стресс, и депрессия затрагивают интероцептивную и управляющую системы. Эти же сети важны и для тревоги. Тревога — это по-прежнему нерешенная головоломка[479], однако одна вещь выглядит определенной: она — еще одно нарушение прогнозов и ошибок прогноза в этих двух сетях. Нейронные пути для тревоги, исследованные в отношении прогнозов и ошибок прогноза, являются теми же самыми, что для эмоций, боли, стресса и депрессии[480].
Традиционное исследование тревожного расстройства основано на старой модели «триединого мозга», где когнитивная деятельность контролирует эмоции. Утверждается, что ваше якобы связанное с эмоциями миндалевидное тело сверхактивно, а ваша так называемая рациональная префронтальная кора не справляется с управлением. Такой подход все еще авторитетен, хотя миндалевидное тело и не является уже местом для каких-либо эмоций, префронтальная кора не является местом когнитивной деятельности, а эмоции и познавательные процессы целиком являются конструкциями мозга, которые не могут регулировать друг друга. Итак, как создается тревога? Мы пока не знаем всех деталей, но у нас есть несколько перспективных подсказок[481].
Я выдвигаю предположение, что мозг в тревоге в каком-то смысле противоположен мозгу в депрессии. При депрессии предсказания усиливаются, а прогностические ошибки ослабляются, так что вас запирают в прошлом. При тревоге позволяется слишком много прогностических ошибок, и многие предсказания неудачны. При недостаточном предсказании вы не знаете, что происходит за следующим углом, а в жизни обнаруживается много углов. Это классическое состояние тревоги[482].
Люди, страдающие от тревоги, по какой-то причине ослабляют связи между ключевыми центрами интероцептивной системы, включая миндалевидное тело. Некоторые из этих центров также принадлежат к управляющей системе. Такие ослабленные связи, вероятно, сказываются на встревоженном мозге, который неумело создает предсказания для соответствия текущим обстоятельствам и не может эффективно обучаться из опыта. Вы можете без надобности предсказывать угрозы или создавать неопределенность, предсказывая неточно или вообще не предсказывая. Кроме того, ваши интероцептивные входные сигналы становятся более шумными, чем обычно, когда индикатор телесных ресурсов оказывается в красной зоне; в результате ваш мозг их игнорирует. Такие ситуации приводят к тому, что вы открыты для значительной неопределенности и значительной ошибки прогноза, с чем вы не можете справиться. Неопределенность более неприятна и сильнее возбуждает, чем определенный вред, поскольку если будущее загадочно, вы не можете к нему подготовиться. Например, когда люди серьезно больны, но имеют отличные шансы выздороветь, они меньше довольны жизнью, чем люди, которые знают, что их болезнь неизлечима[483].
На основании такого свидетельства кажется, что тревога, как и депрессия, — это категория, конструируемая таким же образом, как эмоции, боль и стресс. Страдание, которое вы ощущаете при тревоге и депрессии, говорит вам, что с вашим бюджетом тела что-то неладно. Либо ваш мозг пытается защитить вклад, наращивая неприятный аффект, либо он пытается уменьшить ваши потребности, обеспечивая покой, что приводит к усталости. Ваш мозг может категоризировать эти ощущения как тревогу, депрессию или, если уж на то пошло, как боль, стресс или эмоции.
Поймите правильно, я не говорю, что большое депрессивное расстройство и тревожные расстройства взаимозаменяемы. Я предполагаю, что каждая категория психических заболеваний — совокупность различных случаев, а определенные наборы симптомов можно разумно отнести и к категории тревожных расстройств, и к категории депрессии. Есть также проблема серьезности: некоторым из пациентов Хелен Мейберг с серьезной депрессией (например, близким к кататоническому состоянию), очевидно, не поставить диагноз тревожного расстройства. Однако у некоторых других ее пациентов вполне можно диагностировать тревожность, хронический стресс или даже хроническую боль. В целом умеренно серьезная депрессия и тревожное расстройство могут давать перекрывающиеся друг с другом симптомы, равно как с хроническим стрессом и хронической болью, а также с синдромом хронической усталости[484].
Эти наблюдения дают решение загадки, которая открывала главу 1: почему испытуемые в моих экспериментах, казалось, не могут различать ощущения тревоги и депрессии? Одна из причин, которую мы уже рассмотрели, — эмоциональная гранулярность: некоторые из участников эксперимента, вероятно, могли конструировать эмоции более точно, чем другие. Но сейчас на свет выходит другая причина: что «тревога» и «депрессия» — это понятия для категоризации сходных ощущений.
Когда испытуемые в моем исследовании переживали неприятные чувства, я дала им оценочную шкалу для чувств, но только в терминах тревоги и депрессии. Люди будут применять любую данную им вами меру, чтобы описывать, как они себя чувствуют. Если кто-нибудь чувствует себя паршиво, а вы даете ему только шкалу тревоги, он будет сообщать о своих ощущениях в терминах тревоги. Он может даже начать ощущать больше тревоги, поскольку слова побуждают его симулировать случай «тревоги». Наоборот, если вы даете человеку шкалу депрессии, он сообщает о своих ощущениях, используя слова для депрессии, и в итоге может ощутить депрессию. Это бы объяснило мои загадочные результаты. Понятия наподобие «тревоги» и «депрессии» изменчивы и эластичны. Слова в опросниках могут повлиять на категоризации людей ровно так же, как метод базовых эмоций влияет на восприятие посредством списка слов для эмоций