Зависимости: алкоголизм и курение
Она приехала с севера. Там холодно. Очевидно, правда? Но для меня важны все детали. Порой моя работа похожа на сказку, где дети по хлебным крошкам ищут дорогу: каждая даже микроскопическая крошка ведёт меня к решению. Холод, в котором она жила, тоже был деталью. Она сказала, что пьёт давно и по-настоящему. Бутылка виски для женщины – давно уже не проблема.
Женский алкоголизм – отдельная тема, но Она была особенной. Я ничего не знала о Ней, т. к. встретила впервые на той самой группе по расстановкам. Начала задавать вопросы, и в самом начале казалось, я понимаю, о чём идёт речь: психическое нездоровье брата, буйное помешательство с раннего детства, явно оказывало влияние на ребёнка, выросшего в такой среде. Жаль, но это было только начало.
Когда Она села рядом со мной на физическом уровне, почувствовала присутствие Её воли. Как хорошо, подумала я. Её воля здесь, а значит, всё может получиться. У меня есть список вопросов, который задаю клиенту, проясняя его запрос. Это обычные несложные вопросы о семье, но они помогают составить представление обо всех искажениях и нарушениях, чтобы диагностировать, когда и что пошло не так.
Её рассказ поразил мое воображение. К слову сказать, это почти невозможно – поразить меня. Я работаю с тяжелейшим психотравматическим опытом 17 лет, и ко мне давно уже не ходят люди с обычными житейскими вопросами или излечимыми заболеваниями. Я про другое – про темы, которые находятся за гранью привычного, и таких явно большинство. Так вот Её история была немыслимой. В какую‑то секунду подумала, что разбираться с отдельной динамикой одного из поколений просто бесполезно. Я уже знала: произошло то, что не укладывается в рамки привычного человеческого восприятия. Я знала, что речь пойдёт о чём‑то очень большом.
Запрос мгновенно вышел за пределы человеческих взаимоотношений, житейских травм. Все смерти, которые описывала клиентка, и их обстоятельства были похожими на сюрреалистический фильм. А системная терапия – это порядки, и я мысленно дошла до первого кадра Её фильма. Дед по материнской линии участвовал в ВОВ, и не для всех она закончилась в мае 45‑го. Для некоторых она продолжилась в Японии, где дед моей клиентки тоже воевал. Спустя почти 80 лет мы все понимаем: это была не просто война. Существовала одна деталь, точнее, две детали, которые поставили под сомнение всё человеческое.
Я училась работать с зависимыми у Роланда Шиллинга. Он всегда говорил, что у алкоголика внутри горит пожар. Он берёт воду, чтобы залить его, но там оказывается бензин. Я поняла, какие фигуры должны быть в расстановке: КЛИЕНТКА, ЕЁ ДЕД, ЕГО ВНУТРЕННИЙ ПОЖАР (ОГОНЬ, КОТОРЫЙ ГОРИТ У НЕГО ВНУТРИ), АТОМНАЯ БОМБА И ЯПОНСКАЯ ВОЙНА. В системных расстановках такие фигуры называют большими. Я запомню эту расстановку на всю жизнь. Задавая вопрос, знала наперёд, как ответит клиентка, но всё же спросила: «Что дедушка рассказывал после войны?» Она ответила: «Ничего». Тогда я поставила фигурку КРИК.
Что было дальше, невозможно развидеть никогда: вся группа замерла, мы смотрели на эту историю, на ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ И НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ В НЕЙ. В расстановке я поняла, что те, кто пьёт, видели сгоревших заживо. В нашей стране таких много, может быть, слишком много. Мы видели сгоревшие деревья, амбары и сараи, куда загоняли жителей и сжигали заживо. Танки, горящих людей в них. Взрывающиеся дома, атомные бомбы, от взрыва которых не остаётся даже пепла. Я не оговорилась: не ОНИ видели, а МЫ видели. У нашей души есть глаза, она смотрит и не может забыть.
Алкоголь – хороший друг для тех, кому нужно стереть ПОЖАР из памяти, хотя бы на время. Чем больше и крепче алкоголь, тем больше сгоревших тел в истории этого человека. Шестого августа 1945 г. атомная бомба уничтожила Хиросиму. Но это не самое страшное. Самое страшное, что, увидев последствия, девятого августа американцы сбросили вторую бомбу. Видеть это и не умереть дорого стоит нашим потомкам. Тяжёлая алкоголизация, психическое нездоровье, пропавшие без внести, суициды, неадекватная агрессия и много чего ещё.
Нечеловеческий крик остался в теле, и выжженная земля тоже. В конце расстановки я ставлю клиента рядом с заместителем его души, чтобы они нашли друг друга и стали вновь одним целым. Моя клиентка, глядя на всё, что разворачивалось в процессе, плакала и говорила: «Это и есть моя жизнь!» Хотя речь шла о событиях, случившихся задолго до её рождения. В конце есть разрешающая фраза. Она, как последняя капля или точка в предложении, завершает расстановку и является самым важным, что клиенту стоит понять. Для женщины с севера, куда она уехала, чтобы охладить свой пожар, фраза была такой: «С сегодняшнего дня я буду человеком». Для алкоголика очень много значит – быть человеком, не дать нечеловеческому победить. Борьба добра со злом происходит не только в сказках, но и в душе алкоголиков.
Наверное, каждый сталкивался с выражением «алкоголизм – болезнь». Не так что бы я уж очень разделяла эту мысль, но психоэмоциональные причины здесь определённо есть. Алкоголизм – способ избегания травматической реальности, так же как наркотики и даже трудоголизм. Надо сказать, что трудоголизм и алкоголизм отличаются друг от друга не очень сильно: и там, и там человека зовёт на помощь то, что помогает ему не смотреть вокруг. Моя любимая метафора про человека, который «разворачивается то мехом наружу, то мехом внутрь» сюда отлично вписывается.
Однажды жизнь пугает нас, нестерпимо. Это всё та же градация об искажениях воспитания в семье или травматическом опыте. Нас напугало то, что происходило дома, потому что это было слишком, или с нами случилось нечто, что в психологии называется травматическим опытом. Он, в свою очередь, бывает очень разным: например, резким, ситуативным – нападение, сексуальное насилие или ежедневным – регулярные драки родителей, постоянное проживание в тюрьме или на войне. К травмам из второй группы мы непременно адаптируемся, но от этого опыт не перестаёт быть травматическим. Иная страшная реальность остаётся внутри на долгие и долгие годы.
Однако травма – это не только страх собственной смерти, но ещё и проживание стыда невероятного уровня, который по своей интенсивности ничуть не меньше, чем умирание. В народе говорят «сгореть от стыда». Всем алкоголикам хорошо понятно это выражение. Стыд, вина и алкоголь – хорошие друзья. Часто опыт прошлого содержал не просто травму, но и стыд. Достаточно небольшого напоминания, чтобы человек провалился в тартарары.
Самый лучший способ не отправляться в ад снова и снова – алкоголь. Он выключает сознание, мышление, память. Проблема только в одном: для того чтобы призраки из прошлого исчезли, требуется всё больше «помогающего напитка». Алкоголик использует алкоголь как анестезию или наркоз. Отбирать у него это – совершенно бессмысленная задача. Убирать нужно воспоминания, первичную травму, а не сам алкоголь, который зависимый считает спасением.
Как системный терапевт, я, безусловно, смотрю на проблему максимально широко. Работая с алкоголиками, сталкиваюсь с травмами личными и системными. Личная травма – алкоголик что‑то пережил, это было плохо, стыдно, страшно, больно, и он помнит, знает. При этом есть и ситуации, когда видимых причин выпивать у алкоголика нет. Тогда стоит посмотреть на «династию». Как правило, алкоголик из семьи себе подобных: пил отец или мать, возможно, пили оба. Тогда мы отматываем время ещё на один виток назад, чтобы понять, когда и что началось.
В психологии работать с алкоголизмом возможно только тогда, когда мотивация клиента крайне высока. Так бывает редко, но случается. Обычно алкоголики – это «холодные» клиенты, которые пришли, потому что их вынудила семья или они были напуганы появившимися симптомами: инфарктом, паническими атаками. Но когда инфаркт забывается, а панические атаки проходят, алкоголик снова начинает пить, ибо задачи избавиться от старого друга не стоит.
Пожалуй, упомяну здесь три основные стадии алкоголизма, ибо есть момент, когда помочь человеку уже нельзя. Итак, три стадии алкоголизации.
Первая стадия – тяга. Не просто потребность выпить, а очень сильная потребность, справляться с которой уже не хочется, а порой и невозможно. Тяга есть и у курильщиков, наркоманов и даже у трудоголиков. Им нужно это прямо сейчас, словно бы остаться наедине с собой является риском для жизни. Это так и есть, ведь остаться наедине с собой означает почувствовать боль, стыд и вину. Алкоголик пьёт, чтобы не испытывать стыд и вину, но, выпив, он испытывает эти чувства и снова пьёт, чтобы пропали стыд и вина. Этот замкнутый круг хорошо знаком алкоголикам и их родственникам. Стоит начать с того, чтобы не стыдить алкоголика.
Вторая стадия – абстинентный синдром (похмелье). До похмелья нужно допиться, оно не появляется сразу, нужны годы активных тренировок. Вторая стадия является хорошей диагностикой реального положения дел. Прямо сейчас вы можете проверить себя: вспомните, как вы чувствуете себя утром после употребления ЛЮБОГО количества алкоголя. Если вам хочется выпить и, опохмелившись, вы чувствуете себя лучше, добро пожаловать в алкоголики. Если же алкоголь наутро вызывает у вас тошноту, отвращение или рвотные спазмы, нежелание продолжать пить вообще, то ни о каком алкоголизме в вашем случае речь не идёт. За второй стадией почти незаметно следует третья.
Третья стадия – деградация личности. Не торопитесь с выводами. Когда речь идёт о деградации, большинству из нас представляется грязный бомж на улице, валяющийся в луже из собственных испражнений. Но в реальности деградация личности приходит совсем незаметно: сначала вы начинаете везде опаздывать, потом нарушаются и искажаются контакты с людьми, включая ближний круг, затем всё меньше ухаживаете за собой и жилищем, вам все труднее выдерживать договоренности, приходить вовремя. Иногда вы можете просто не прийти на работу, объясняя себе это тысячей причин. Деградация личности уже здесь.
Между первой и второй промежуток небольшой, также между второй и третьей стадией никакого рубикона не существует. Человек просто оказывается в стадии деградации без объявлений и переходов границ. Алкоголикам кажется, точнее, они уверены, что, когда начнутся проблемы, я возьму и остановлюсь. К сожалению, алкоголизм не был бы таковым, если бы подобная возможность у алкоголика была. Когда начинаются проблемы, остановиться уже нельзя. В этом суть любого зависимого поведения: мы получаем свое «приятно и хорошо», а в зависимости это всегда присутствует, а потом из «приятно и хорошо» человек незаметно оказывается в «ужасно и невыносимо».
Если в первых двух стадиях психологи могут попытаться помочь (конечно, речь о психологах-наркологах), в третьей стадии жалкие попытки смысла не имеют. Человек не может остановиться, да и не хочет. «Человек, который пьёт, хочет умереть» (Берт Хеллингер). Даже если он не осознаёт это движение к смерти, его все равно совершает.
Однажды на большом семинаре в Хельсинки Даан ван Кампенхаут делал большое упражнение для алкоголиков. Сначала он рассказал нам о том, что в природе есть много трав и растений, которые тоже действуют как анестезия, наркотик, чтобы унять душевную боль. Как ни странно, животные в этом нуждаются. Но боль интенсивная и короткая, остальное – это страдания, важно вовремя притормозить с анестезией, наркозом, отвлекалками и помогайками. Животное может остановиться, как только боль унялась, а человек – нет. В том упражнении те, кому было важно справиться с зависимостью, просили своё внутреннее животное помочь. «Ты – моё внутреннее животное, помоги мне остановиться, пожалуйста».
Курение
Это тоже зависимость, и является таким же способом избегания реальности, как и любое другое зависимое поведение. Но в курении есть свои нюансы. Курящий словно бы держит ногу в двери между жизнью и смертью. Он приглядывает за мёртвыми, говоря им: «Я здесь, поблизости, как вы там?» Когда я упоминаю эту идею в своих лекциях, часть людей сразу понимают, откуда ноги растут, а другая недоумевает, что за дверь и мёртвые? На мой взгляд, метафора – лучший способ ответить на все вопросы сразу. Попробую распаковать идею для вас.
Есть те, кто начал курить в связи с каким‑то событием, трагедией или травмой, и чётко видит эту связь между случившимся и началом своего зависимого поведения. Но и те, кто курил задолго до того, как что‑то случилось. Вот они не понимают, за какими мёртвыми нужно приглядывать, оставаясь в тамбуре между жизнью и смертью. В этом случае речь идёт об абортированных детях, скорее, братьях и сёстрах того, кто курит.
Вы живёте, а они – нет, вас выбрали жить, а их – нет. Ситуация запускает механизм, называемый в психотерапии «вина выжившего». Те, кто выжил, оставлен, выбран, как будто всю жизнь не могут определиться: я должен жить или немножко умирать в память о тех, кого не выбрала мама. Сколько их? Обычно, если в вас есть движение к смерти – зависимое поведение это всегда движение к смерти, – мёртвых больше, чем живых. Это значит, что оставленных детей у мамы меньше, чем абортированных. Так бывает, что речь идёт о ваших абортированных детях, и вы курите в память о них. Присматриваете за ними, не закрывая дверь до конца.
Курение – это немного умирать каждый день, быть на связи с мёртвыми, доступа к которым другим образом у вас нет. Бросить курить означает просто закрыть эту дверь. Для большинства это так и не становится возможным, они меняют одну зависимость на другую, не осознавая, что же движет ими на самом деле. Закрыть дверь – сказать всем «прощай». Проститься, значит, простить. Не их, а себя. Простить, за то, что не жил. Мы чаще не живём, больше чем живём.
Наступает день, когда мы понимаем, что не жили. Это отличный день, праздничный. Осознав, что не жили, мы можем начать жить. Пусть этот день будет сегодня.