Увеличение количества решаемых в реальном масштабе времени задач заставило разработать такое программное обеспечение, которое позволяло бы одновременно решать несколько задач»[21].
Как видим, работа велась настолько четко и оперативно, что стартовавший с космодрома Ванденберг «Спейс шаттл» не имел никаких шансов «подкрасться» к границам СССР незамеченным. Поскольку контроль был повитковым и плотным, никакой «нырок» американского челнока не остался бы без внимания, как и отстрел от него ракеты с ядерной боеголовкой.
Г) «Подход к объектам атаки или фотографирования с южного направления».
У СССР к середине 70-х имелись все необходимые средства для надежного отслеживания и противодействия ракетным и космическим аппаратам, заходящим на территорию Советского Союза с южного направления. Постоянно отслеживалась активность вооруженных сил вероятного противника и его потенциальных союзников в Индийском океане, на Ближнем Востоке, в Средиземном море и в южной Европе. Поскольку во всех этих районах имелись носители ядерного оружия (на кораблях, подводных лодках и наземных базах), то никакого оперативного преимущества вероятному противнику «южный удар» с борта шаттла не обеспечивал - советские средства противовоздушной обороны с высокой степенью вероятности парировали бы эту угрозу. И шаттл, и его «спецгруз» достаточно просто поражались бы противоракетами, запущенными на высоты 50-250 километров.
(Кстати, если внимательно читать опубликованные воспоминания самого Ю.Г.Сихарулидзе, становится совершенно понятным это его «обостренное внимание» именно к «южным траекториям полета». В предшествующий событиям 1975-1976 года период Юрий Георгиевич занимался вопросами, связанными с полетом космических аппаратов при их движении в атмосфере
Земли именно с южного в северное полушарие. Читаем в его статье «Слово об академике Д.Е.Охоцимском:
«Я оказался в группе Д.Е. (Охоцимского – С.Ч.), которая занималась проблемой приведения спускаемого аппарата (СА) в заданное место посадки после возвращения от Луны. Эта проблема была связана с советской лунной программой.
Существуют две возможные траектории возвращения от Луны к Земле: подлет с севера и подлет с юга. При подлете с севера спускаемый аппарат (СА) можно наблюдать с нашей территории, но из-за ограничений по перегрузке он не может приземлиться в Казахстане, а может только приводниться в Индийском океане, что связано с большими трудностями по спасению аппарата и экипажа. При подлете с юга СА оказывается вне зоны видимости с нашей территории, а для посадки в Казахстане СА должен выполнить сложный маневр в атмосфере. Сначала СА в процессе первого погружения в атмосферу уменьшает скорость от параболической до околокруговой, а затем вылетает за пределы ощутимой атмосферы Земли для увеличения дальности полета. На втором погружении в атмосферу скорость и угол входа примерно соответствуют спуску с низкой околокруговой орбиты» [14].
Понятно, что в этой работе речь шла о космических аппаратах в форме «автомобильной фары», а не о крылатых космических челноках. Но общая «заточенность мысли» на решениях, связанных именно с «южными» траекториями движения, могла сыграть свою роль и в работе по военной оценке проекта «Спейс шаттл»).
Утверждение № 11
«Возвращение и посадка на аэродром («Спейс шаттла» на первом витке – С.Ч.) необходимы для сохранности экипажа и полезной нагрузки, если последняя не отделялась от КС в процессе полета. Понятно, что возвращаемая полезная нагрузка должна представлять большую ценность и годиться для повторного использования. Указанным требованиям отвечают неизрасходованный спецгруз и уникальное разведывательное оборудование».
Комментарий № 11
Указанным требованиям отвечает не только военная нагрузка, но и любой полезный груз «Спейс шаттла». Поэтому это утверждение автора отчета вовсе не является доказательством, подтверждающим ядерно-«нырковый» план Пентагона.
Утверждение № 12
«Можно предположить, что последнее (т.е. возвращение полезной нагрузки на Землю после первого витка шаттла – С.Ч.) будет использоваться, например, для срочного получения подробной информации о некотором районе, который предварительно выбирается с помощью обычных разведывательных спутников».
(Кстати, и Павел Шубин в своей статье «Нырок с ядерным бомбометанием» писал:
«С большой степенью вероятности, штатной нагрузкой должны были быть какие-нибудь шпионские системы, возможно связанные с программой шаттлов. Именно поэтому их трасса так хорошо подходила для полета над территорией СССР.
При очень небольшом времени подготовки корабля (согласно изначальным планам) подобная разведывательная система обещала быть более оперативной, чем штатные спутники-разведчики, так как позволяла получить изображение нужного участка уже в течение часа после пуска, с посадкой на аэродром в конце первого витка.
В рамках этой версии даже «нырку» есть место -при снижении высоты полета уменьшаются и требования к оптическим системам»).
Комментарий № 12
При проведении разведывательной операции на первом витке и разведывательной «нырковой» операции шаттл недостаточно эффективен.
В первом случае, экипаж просто может не успеть качественно выполнить всю программу разведывательных наблюдений за столь короткое время, поскольку еще не вполне адаптировался к условиям невесомости, и часть экипажа будет занята проверкой и оперативным обслуживанием бортовых систем корабля.
Майкл Массимино в книге «Астронавт. Необычайное путешествие в поисках тайн Вселенной» описывает свои ощущения в первые часы полета на космическом корабле «Спейс шаттл»:
«С той минуты, как я начал двигаться, я стал ощущать себя как слон в посудной лавке. На МКС астронавты могут пролететь через всю «трубу», набрать хорошую скорость и летать, как Супермен. На шаттле так нельзя. Ты можешь крутиться на месте, отталкиваться от пола и потолка, но не более. В первый день даже это трудно делать. Твои ощущения направления движения путаются. Теряя контроль над телом, ты поначалу просто сходишь с ума, по крайней мере со мной происходило именно это. Я от природы неуклюж, к тому же большой, и в ту пору не осознавал своей силы. Я бился обо все, натыкался на людей. Один раз зачем-то взлетел к панели над головой, мой палец неожиданно стукнулся о стену и щелкнул выключателем. В шаттле повсюду находятся инструменты и переключатели - только на полетной палубе больше 2000 дисплеев и устройств управления, -и никому не хочется, чтобы кто-то летал между ними и включал их случайным образом. Поэтому ты двигаешься медленно, осторожно и пытаешься выработать для себя какое-то ощущение контроля. Весь процесс похож на то, как человек снова учится ходить. То же самое происходит с руками, пальцами и тонкой моторикой. Ты хочешь взять что-нибудь но, вместо того чтобы схватить предмет, упускаешь его и вынужден за ним охотиться. Ты как
ребенок, который в первый раз в жизни пытается взять пальцами колечко сухого завтрака.
И ты чувствуешь себя ужасно, просто ужасно. Тело болезненно привыкает к невесомости. Вначале жидкости в организме начинают по-другому перемещаться. В нашем теле много жидкостей: кровь, плазма, вода, слизь. На Земле сила тяготения заставляет их опускаться. В космосе они свободно приливают к голове. Лица у всех становятся одутловатыми и красными от прилившей крови. Мы плаваем вокруг и выглядим при этом как куклы на Марди Гра с гигантскими головами из папье-маше. Также в космосе удлиняется позвоночник - опять же потому, что нет силы тяжести, которая его сжимает. На орбите ты вырастаешь на пару сантиметров, и все чувствительные мускулы спины должны растягиваться и приспосабливаться. Это тоже болезненно.
А еще тошнота. Официально она называется «ощущение своего желудка». Весь первый день я парил в невесомости, чувствуя себя так, словно меня вот-вот вырвет. На самом деле космическая болезнь является противоположностью морской болезни. Проявления у них одни и те же - тошнота и рвота, но причины совершенно разные. Когда ты находишься внутри морского судна, ты не видишь, как оно движется относительно моря, поэтому глаза говорят мозгу, что ты находишься в состоянии покоя, хотя твоя вестибулярная система поднимается вверх и вниз вместе с каждой волной. То же самое происходит, если читать в движущейся машине. Противоречие между двумя сигналами сенсорной информации создает ощущение тошноты. В космосе ты паришь, и на этот раз твои глаза говорят мозгу, что ты двигаешься, а внутреннее ухо доказывает, что ты неподвижен, потому что в невесомости оно находится в покое.
Чем больше ты двигаешься, тем становится хуже. Ты думаешь, что полетишь в космос и будешь веселиться в невесомости, кувыркаясь и летая вверх-вниз, но в космосе нет верха и низа. Мозг воспринимает
все эти полеты из стороны в сторону или сверху вниз, как будто ты стоишь, задрав голову. Поэтому, если ты крутишься или делаешь кувырок, ощущение не такое, как если бы ты повернулся или кувыркнулся. Ты чувствуешь, что это помещение кружится или кувыркается вокруг тебя, и это вызывает самое тошнотворное головокружение, какое ты когда-либо испытывал. Через пару дней к этому привыкаешь»[22].
Можно ли надеяться на качественную работу астронавтов на первом витке и на траектории спуска на Землю, если они находятся в описанном выше состоянии? Видимо, нет.
В случае разведывательного «нырка» над советской территорией возникает еще больше проблем.
Радиоразведка с борта летящего в плазменном облаке шаттла практически исключается, поскольку прохождение в плазме радиоволн весьма затруднено.
Что касается оптической разведки, то на первый взгляд близость шаттла к вероятному объекту разведки на земной поверхности во время «нырка» позволяет при той же оптике разглядеть некие объекты с большим разрешением. Но на деле оптика подвергнется тепловым и динамическим нагрузкам на участке спуска в атмосфере, если разместить ее в грузовом отсеке, а затем выдвигать на штанге во внешнее пространство во время «нырка». Если же оптику просто разместить в грузовом отсеке, то шаттлу придется во время «нырка» перевернуться раскрытым грузовым отсеком к объектам съемки на поверхности Земли. При этом грузовой отсек оказывается под воздействием динамических и тепловых нагрузок, способных разрушить всю орбитальную ступень за очень короткое время.