Откуда — то из недр тюрьмы донёсся плач. Точно так же — глухо, словно придушенно, — плакал порой по ночам Вильно Луц, думая, что Питер спит.
«Мир разбит вдребезги, как слонихино сердце, — думал Питер. — Его уже не собрать, не склеить…
Фокусник стоял молча, прижавшись лбом к прутьям решётки.
А далёкий плач всё не смолкал, лишь становился то громче, то тише. И вдруг Питер увидел, что фокусник тоже плачет. Крупные редкие слёзы текли по его лицу и терялись в бороде. Может, всё — таки ещё не всё потеряно?
— Я верю, — тихо произнёс Питер.
— Кому? Во что? — спросил фокусник, не поднимая головы.
— Я верю, что всё можно поправить. Верю, что вы способны совершить чудо.
Фокусник покачал головой.
— А что, если?.. — подсказал Лео Матьен.
Фокусник поднял голову и взглянул на полицейского.
— Что, если? — переспросил он. — Это вопрос для настоящих волшебников.
— Верно, — согласился Лео. — Для волшебников. Но и для нас, обычных людей, живущих в обычном мире, это тоже важный вопрос. Так вот: что, если?.. Что, если вы просто попробуете?
— Я уже пробовал, — ответил фокусник. — Я пробовал отправить её назад. Ничего не вышло. — По его лицу продолжали катиться слёзы. — Но, поймите, я и не хотел, чтобы вышло! Она так прекрасна! Она — моё лучшее в жизни чудо.
— Если отправить её домой, тоже получится чудо, — сказал Лео Матьен.
— Вы правы, вы правы, — задумчиво проговорил фокусник.
Он перевёл взгляд с Лео Матьена на Питера, а потом снова на Лео.
— Пожалуйста! — попросил Питер.
Фонарь у Лео в руке дрогнул, пламя внутри колыхнулось, и тень фокусника заплясала за его спиной, на стене камеры. Сначала она уменьшилась, почти исчезла, а потом выросла, нависла над хозяином, словно совсем другое, отдельное от него существо. Тень тоже, вместе с Питером, ждала, пока фокусник примет решение — решение, от которого, похоже, зависела участь целого мира.
— Хорошо, — произнёс наконец фокусник. — Я попробую. Но мне нужны две вещи. Во — первых, сама слониха. Не могу же я без неё возвращать её домой. А во — вторых, мне нужна мадам ЛеВон. Приведите сюда эту даму вместе со слонихой.
— Но как? Это невозможно! — воскликнул Питер.
— Чудеса всегда связаны с невозможным, — сказал фокусник. — Они начинаются с невозможного, заканчиваются им же, да и посерёдке без невозможного не обойтись. На то они и чудеса.
Глава 15
Мадам ЛеВон часто не спала по ночам, потому что её мучили боли в ногах. Вот и сегодня у неё случился такой приступ, поэтому она бодрствовала, и все в доме по её настоянию бодрствовали вместе с несчастной.
Более того, они были принуждены в сотый раз выслушивать во всех подробностях, как мадам ЛеВон собиралась в тот злополучный вечер в оперу, как вошла — на своих собственных ногах! — в здание театра, даже не представляя, какой ужасный удел ей уготован. Благородная дама требовала, чтобы вся прислуга слушала ее пусть с напускным, но все — таки интересом. Теперь она как раз описывала, как фокусник выбрал из всех желающих именно её.
Он сказал: «Кто хочет получить от меня волшебный подарок?» Так и сказал, слово в слово.
Собравшиеся вокруг служанки, горничные, садовник и кухарка слушали — или притворялись, будто слушают, — как слониха свалилась с неба, как — вот только что! — такого и представить никто не мог, а в следующий миг это уже стало непреложным фактом. Слониха свалилась прямо к ней на колени.
— Так я стала калекой, — закончила свою историю мадам ЛеВон. — А покалечила меня слониха. Она пробила крышу и упала прямо на меня.
Слуги знали все слова до единого, знали наизусть, как песню, как молитву, поэтому говорили их вместе с хозяйкой, не вслух, а одними губами, и всё это походило на тайный религиозный ритуал.
В эту минуту в особняке мадам ЛеВон как раз и раздался стук в дверь и привратник доложил Хансу Икману, что пришёл полицейский и что он непременно желает поговорить с госпожой.
— В такое время? — удивился доверенный слуга мадам ЛеВон.
Тем не менее, он последовал за привратником. У парадных дверей особняка действительно оказался полицейский — маленького роста, с непомерно большими усами.
Полицейский сделал шаг навстречу Хансу Икману и с поклоном сказал:
— Добрый вечер. Я — Лео Матьен. Я служу в полиции Её Bеличества. Однако я пришёл сюда не по делам службы. У меня к мадам ЛеВон есть несколько необычная личная просьба.
— Мадам ЛеВон нельзя сейчас беспокоить, — ответил Ханс Икман. — Час уже поздний, а у неё как раз приступ.
— Ну, пожалуйста! — раздался вдруг тихий голосок. За спиной полицейского оказался мальчик, мявший в руках солдатскую шапку. — Это важно! — добавил он умоляюще.
Слуга мадам ЛеВон заглянул мальчишке в глаза… и узнал себя, совсем ещё юного, верящего в чудеса. Вот он — стоит на берегу речки вместе с братьями, а белая собачонка взвивается ввысь и летит, перебирая лапками, на другой берег.
— Пожалуйста, — повторил мальчик.
Внезапно Ханс Икман вспомнил, как звали собаку. Роза. Имя всплыло в памяти, как будто последний фрагмент картинки встал наконец на место. Ханс обрадовался. «Невозможное скоро сбудется», — уверенно подумал он.
Взгляд его скользнул за дверь — мимо полицейского, мимо мальчика, в кромешную тьму. И Ханс увидел, что в воздухе что — то кружится. Снежинка. Ещё одна. И ещё.
— Заходите, — сказал Ханс Икман и распахнул дверь. — Заходите в дом. Снег пошёл.
Снег и в самом деле пошёл. Над всем городом Балтизом. Он падал на землю, забеляя тёмные улицы и переулки, на новую черепицу оперного театра, на тюремные башни и крышу доходного дома, где располагались меблированные комнаты «Полонез». Он красиво лёг на изогнутую ручку огромных ворот, которые прорубили для слонихи во дворце графини Квинтет, а на кафедральном соборе он прикрыл головы горгулий причудливыми, но довольно забавными белыми шляпками. Сами же горгульи, казалось, сбились вместе потеснее, глядя на город сверху вниз с отвращением и завистью.
Снег кружился под фонарями, которые каждый вечер горели на широких балтизских бульварах. А невзрачное и унылое здание, где находился «Приют сестёр вечного света», он окутал такой плотной белой пеленой, точно стремился скрыть его от людских глаз.
Снег, наконец, пошёл.
Он шёл, а Барток Уинн спал и видел сон. Ему снилось, как он обтёсывает камень. В руке у него был резец. Ему снилась работа, которую он знал и любил: он делал фигурки из камня. Только во сне это были не горгульи, а люди. Одна фигурка — мальчик в зимней шапке, другая — маленький мужчина с большими усами, третья — сидящая женщина, а рядом явно её слуга. Он вытёсывал всё новых и новых человечков и не уставал им удивляться.
— Вот ты какой, — говорил он во сне. — И ты! А ты кто?
Он улыбался. Поскольку дело было во сне, человечки, которых он сделал из камня, улыбались ему в ответ. Снег шёл, а сестра Мари, сидевшая у входа в «Приют сестёр вечного света», тоже видела сон.
Ей снилось, будто она летит высоко над миром и широкие монашеские одежды развеваются позади нее, точно пара черных крыльев. В глубине души сестра Мари всегда верила, что умеет летать, поэтому сейчас она безумно обрадовалась такой удаче. Как приятно, что мечты воплощаются в жизнь!
Сестра Мари посмотрела вниз, на мир под собой, увидела миллионы звёзд и подумала: «Значит, я лечу вовсе не над Землёй? Я лечу гораздо выше! Я лечу по — над звёздами и внизу вижу небо!»
Но потом её осенило. Нет — нет, это всё — таки Земля, а звёзды — вовсе не звёзды, а живые существа, твари божьи. И все они — и нищие, и собаки, и сироты, и короли, и слоны, и солдаты — излучают свет: то погаснут, то загорятся, точно маленькие маяки. Всё, что Бог создал за дни творения, сейчас сияло и переливалось.
Сердце монашки раздулось в груди, точно воздушный шар, и подняло её ещё выше, а потом ещё выше. Но как бы высоко ни летела сестра Мари, она не теряла из виду маленькую сияющую Землю.
— Ох, — громко произнесла во сне сестра Мари, сидя на стуле у дверей приюта. — Какое удивительное ощущение. Но разве я этого не ожидала? Напротив, ожидала. Я ожидала, что всё будет именно так.
Глава 16
Ханс Икман толкал кресло с мадам ЛеВон, а Лео Матьен крепко держал за руку Питера. Все четверо быстро двигались по заснеженным улицам в гору, к дворцу графини Квинтет.
— Что происходит? — встревоженно повторяла мадам ЛеВон. — Куда вы меня везёте? Ничего не понимаю!
— Думаю, время пришло, — сказал Ханс Икман.
— Время? Какое время? Куда пришло? — ещё больше забеспокоилась мадам ЛеВон. — Не смейте говорить загадками.
— Время вернуться в тюрьму.
— Но сейчас середина ночи, а тюрьма совсем в другой стороне! — запротестовала мадам ЛеВон. Она махнула рукой с браслетами на запястье и кольцами на каждом пальце. — Тюрьма вон там! В противоположном направлении!
— До тюрьмы у нас есть ещё одно дело, — сказал Лео Матьен.
— Какое? — спросила мадам ЛеВон.
— Забрать слониху из дворца графини Квинтет, — ответил Питер. — Её надо отвести к фокуснику.
— Забрать слониху? — Мадам ЛеВон заёрзала на каталке. — Как это — забрать слониху? Зачем вести её к фокуснику? Он что, спятил? Мальчик, ты спятил? И полицейский тоже спятил? Да вы что, все с ума посходили?
Ханс Икман ответил не сразу.
— Да, — помолчав, сказал он. — Думаю, в этом дело. Все чуть — чуть сошли с ума.
— Вот как? Тогда понятно. Тогда мне хоть что — то понятно, — сказала мадам ЛеВон.
Они молча двинулись дальше — знатная дама со своим слугой и полицейский с мальчиком. Только поскрипывали колёса каталки да топали три пары ног, но все эти звуки приглушал устилавший мостовую снег.
Однако мадам ЛеВон всё — таки нарушила тишину.
— Ничего не понимаю, — сказала она, — но всё это очень интересно, крайне интересно. Мне кажется, что может произойти что угодно. Всё что угодно!
— Именно так, — отозвался Ханс Икман.