Он купил новые билеты на февраль в последний день года, когда на карточку капнул возврат за старые, сданные. Главный семейный праздник Глеб отмечал у Мишани. Вместе с Мишаней и с его двоюродным братом рубились до утра в приставку, Глеб терзал кнопки и джойстики, то побеждая приятелей в симуляторе ММА, то проигрывая им в цифровом хоккее. С Надей так и не помирились. Знакомые лыжники приглашали на своп-вечеринку, но с ними тусить не тянуло. Мама была уверена, что Глеб отпразднует с лыжниками или с Надей, поэтому договорилась о «сатурналиях с подругами» в коктейльной. Правда, когда Глеб вернулся домой, он встретил маму сидящей на кухне вместе с каким-то типом лет сорока, похожим на Коннора Макгрегора из симулятора ММА. Такой же светлобородый и светлоусый, только не с бешеными глазами, а с абсолютно спокойным, стылым лицом.
– У нас гость, Глеб, знакомься… – Мама назвала имя-отчество типа и добавила, что это ее старый друг, подполковник.
Сонный Глеб заозирался по сторонам в поисках формы. Но нет, на вешалке была длинная кожаная дубленка, а на самом госте – обычная белая рубашка.
– Я в штатском, – улыбнулся гость, заметив Глебово удивление. – Праздник же. И у меня такое ведомство, что нет обязанности ходить в форме даже на работе. Но я правда подполковник. Могу показать удостоверение, если хочешь.
– Спасибо, не надо, – ответил Глеб.
– Я вас оставлю ненадолго? Мне нужно дописать один имэйл. – Мама вскочила со стула.
Глеб удивился еще сильнее. Подполковник кивнул, и мама засеменила в спальню.
– Смотрю, ты первого января тоже трезвый. Похвально, – сказал подполковник Глебу. В его ровном тоне не было ни капли сарказма, скорее он сделал искренний комплимент, но Глебу захотелось ответить: «хуяльно». Обычный на вид дядька, подполковник бесил не столько манерами, сколько самим фактом внезапного появления и маминым внезапным подобострастием.
Глеб сел напротив за стол.
– Вы с мамой встречаетесь? – Он изобразил зевок.
– Какие жесткие вопросы. Я хотел бы сначала с тобой о другом.
– Я нарушил закон? – спросил Глеб.
– Нет. Наоборот.
– Закон меня нарушил?
– Что?
– Что?
– Это как? – Подполковник невозмутимо отхлебнул кофе из маленькой чашки для эспрессо. Таких чашек было всего две среди домашней посуды, одна Глеба и вторая мамина, которая, недопитая, покрытая изнутри бурой гущей, стояла тут же, возле сахарницы.
– Вам виднее.
Подполковник с усмешкой поперхнулся:
– Ты говорил маме, что тебя избили в подъезде и что ты догадываешься, кто это.
– Да. Но я вообще не…
– Сейчас участились случаи, – тихим голосом перебил он. – Я понимаю, что остаться в терпилах – твое право.
Глеба покоробило слово «терпила».
– Угу.
– Коллеги с вашего района мне сказали, у них рекорд за две недели – четыре нападения.
– Вы же не из полиции.
– Нет, но я заинтересован в том, чтобы люди не страдали.
После бессонной ночи Глебу казалось, что от него что-то постоянно ускользает. Иные услышанные слова будто бы сразу вылетали из головы, в ушах усилилось уже почти привычное: вшш-пшш. Вшш-пшш.
– Там было темно. Я ничего не запомнил, кроме ноги в валенке.
– Ноги в валенке?
– Так точно.
Подполковник скривился:
– Мы не на допросе, Глеб Андреич. Я интересуюсь, делов-то. Я знаю, ты свой, проверенный человек. На выборах подрабатывал у моего коллеги.
– Коллеги? – Глеб взял мамину грязную чашку, потрогал гладкий фарфор и поставил назад.
– В некотором смысле. У тебя, кстати, замечательное будущее.
– Кроме валенка я реально ничего не помню.
– У тебя есть враги?
Вшш-пшш. Вшш-пшш.
– Тебе звонила подруга Надежда, – продолжил подполковник. – Именно она пришла к тебе первой, не врач.
– И что? Я сегодня вообще-то всю ночь не спал. Может, потом это все? Заявление напишу и так далее…
Подполковник встал со стула и навис над Глебом. Заявил:
– Я не настаиваю и не давлю. Не надо говорить, если не хочешь. Но вот. – Он вынул из кармана рубашки маленькую фотографию. На ней сперва ничего нельзя было разглядеть. Потом Глеб прищурился и разобрал: какая-то женщина лежала в платье в темноте на каких-то ступеньках.
– Это убийство, Глеб Андреич, ты понимаешь? Особый случай. И поскольку ты свой, я хочу как своего спросить, были ли у тебя…
– Я не думаю, что Вован мог кого-то убить, – буркнул Глеб. – Думаю, это разные дела.
– Твой товарищ Владимир?
Вшш-пшш. Вшш-пшш.
– Он писал всякую дичь. Но Вован точно не по убийствам. Он ревнивый и нюхает, его в рехаб надо, а не в тюрячку…
Подполковник заулыбался.
– Так. И чего ж ты отнекивался сначала?
Вшш-пшш.
– Чтобы не обвинять бездоказательно, нет? – Глеб начинал злиться и злился уже скорее на себя за то, что рассказал про Володю, клюнув на фотку с непонятным «убийством».
– Он тебе угрожал.
Глебу хотелось спать.
– Вов… Владимиру надо тупо в рехаб. Я не уверен, что это его пацаны вообще напали на меня.
– Пацаны его, значит. Понятно, – сказал подполковник, положив руки на колени. – Ты не переживай. Мы с твоей мамой давно знакомы и просто дружим. Ну, мы близкие, конечно, давние друзья.
– Я не переживаю… Извините, я вообще не хочу, чтобы вы как-то помогали… – Выпалив это, Глеб встал, дошел до маминой спальни и приоткрыл дверь. Подполковник остался невозмутимо сидеть на кухне.
Мама сидела перед монитором компьютера, набирая какой-то текст, смотрела в одну точку. Кудри сбились в птичье гнездо.
– Я прогуляюсь. Надеюсь поговорить с тобой наедине, как вернусь, – сказал Глеб, но мама не услышала.
Оказавшись на улице, он дошел до ближайшей остановки и сел в трамвай. Было на удивление людно: студенты и гуляки разъезжались по домам с тусовочных квартир и клубов. Похмельные, они прикрывали глаза, упираясь лбами в заледенелые окна. Глеб желал уехать на трамвае куда-нибудь в прошлое или в другой мир, но ничего подобного в тот ясный день не могло случиться. Никакого тумана. Трамвай сделал круг и привез Глеба, продремавшего несколько остановок, назад. Когда Глеб снова зашел в квартиру, подполковника уже не было. У раковины стояли две вымытые чашки для эспрессо. Мама спала у себя, в одежде, завернувшись в клетчатое покрывало, и компьютер едва слышно гудел в спящем режиме.
Смещение
Глеб, конечно, подозревал, к чему может привести его разговор с маминым «давним другом», с этим внезапным новогодним пришельцем, который тем сильнее выглядел пришельцем, что был спокоен и вежлив. Пришелец заглядывал еще пару раз на ужин, докапывался невзначай, чем Глеб занимается на каникулах и восстановился ли после сотряса. Подполковник вел себя учтиво, как положено другу семьи, и, казалось, целиком был соткан из разных «как положено», от выглаженной рубашки до тесаной бороденки. И все равно чувствовалось, будто у него из плеч торчат незримые инопланетные рожки – в тех местах, где были бы погоны, носи он форму. «Предупредить Володю? – думал Глеб. – Решит, что я ему угрожаю. И потом, Володя ведь меня не предупреждал, когда его эта компания в подъезде накинулась».
В конце концов, Глеб высказал подполковнику свое истинное мнение: Володе нужен рехаб. Да и мама пожелание забыть про нападавших вроде бы учла, ответила буквально: «Лично я никуда больше лезть в этом деле не собираюсь». Меж тем началось новое полугодие – темная утренняя дорога в школу, непроглядная бетонная мерзлота, на фоне которой замаячила на горизонте будущего уже совсем близкими всполохами егэшная канитель. Подготовка к экзаменам отвлекала, и мало-помалу Глеб уверил себя: подполковник просто перед мамой выпендривался, а ловить какого-то малолетнего торчка Володю, раз никто не настаивает, ему совсем не нужно. Кто вообще Володю достать может с такими родителями?
А потом наступила пятница, когда даже прилежно чищенные в обычные дни тротуары успели стать скользкими, непригодными для безнапряжной прогулки. Забив на гололед, после уроков Глеб чуть ли не бегом отправился в квартал близ Марьиной Рощи. По-щенячьи розовые элитные новостройки, возведенные лет пять назад, приветствовали детскими криками. На игровой площадке во дворе не было ни единой льдинки. Среди каруселей, словно привезенных тайком на вертолетах из «Диснейленда», мелькали пестрые шапки и глянцевые куртки. Худощавые мамы стояли поодаль, кто с коляской, кто без, и тупили в смартфоны, почти не переговариваясь. Глеб двинулся мимо них к дальнему подъезду. Остановился в пяти шагах. Дверь была открыта настежь, металлическая, серебристая. Внутри блестели среди полутьмы лакированные ступеньки. Глеб заметил, что слева, возле подземной парковки, дремлет полицейская машина. Прошлой зимой он дважды наведывался сюда в гости. К Володе. Володя живет здесь… или жил?
Новость застала на шестом уроке, на литре, где, как обычно, никто толком не слушал гундосящую учительницу. Мишаня кинул ссылку на статью с желтушного новостного агрегатора. Там писали, что задержан топ-менеджер нефтяной компании. Глеб не сразу понял, зачем ему Мишаня это шлет. Сидит опять на своем домашнем обучении, совсем делать нечего, стал криминальную хронику читать? Когда буквы перед глазами сложились в текст, наконец дошло. У топ-менеджера была фамилия как у Володи, имя почти как отчество у Володи, а задержали его за хранение и сбыт наркотиков. Как, похоже, и Володю. Одна строчка в статье была посвящена бывшему другу Глеба: «По словам очевидцев, старший сын задержанного также участвовал в распространении наркотических веществ среди одноклассников». Мишаня знал, что Глеб с Володей общался.
Ну вот и все.
Что будет с героями статьи дальше, Глеб мог бы и сам рассказать в общих чертах кому угодно. Почему, спрашивал он себя, ерзая за партой, до конца не верилось? Ведь была опасность, ведь к этому и шло. Школа с ее звонками и досками выглядела игрушечной, нелепой, точно в голове случилось какое-то резкое смещение. Школа гнала от себя прочь, удостовериться, что не ошибка случилась, не морок.