Первый допрос радистки Шиловой проходил 8 сентября 1944 года.
Вопрос: Расскажите о порядке организации радиосвязи на приданной вам немецкой разведкой радиостанции. Какое расписание установлено по связи?
Ответ: Расписание по связи с немецкой разведкой на приданной мне радиостанции было установлено каждое нечетное число, начиная с 9 сентября 1944 года. Время работы 10.00 и 13.30 московского времени.
Вопрос: Что должно быть обязательным отражением в тексте, кроме сущности радиограммы? Должна ли быть дата, чья подпись и т. д.?
Ответ: Кроме сущности радиограммы в тексте, я обязана дать ключ для расшифровки радиограммы, который помещается между первой и второй группами текста от начала и конца радиограммы. В том случае, когда поступает от центра запрос о погоде, я обязана показать на четвертом месте от начала и конца радиограммы. Даты нет. Подпись на радиограмме шифруется.
Вопрос: Какая подпись должна быть в радиограмме и обязательна ли она?
Ответ: Подпись в радиограмме должна быть обязательна. У меня подпись предусмотрена «Л. П.» [40].
«Цеппелин» предусмотрел и другие меры предосторожности на случай провала. «Цет-Норд» разработал одну предосторожность, о которой знал только Таврин. Перед заброской в советский тыл он согласовал с немецким командованием условный сигнал, который он должен был применить в случае своего ареста советской разведкой для того, чтобы показать, что он работает под ее диктовку. Его жена, выброшенная вместе с Шило-Тавриным в качестве радистки, не знала о наличии этого условного сигнала.
Принцип шифровки условного сигнала состоял в следующем: берется слово, в котором имеются две одинаковых буквы рядом, например «русский» и «коммуна» и т. п. Для подачи сигнала немцам о работе под диктовку Таврин должен был внести в текст радиограммы два слова, начинающиеся с этих букв, например «Милая мама», «Сильный снегопад», и вставить их в определенное место радиограммы. Однако более подробно и конкретно объяснить способ кодировки условного сигнала Таврин на следствии отказался.
Шило-Таврин и его супруга содержались под стражей во Внутренней тюрьме. Вместо фамилий им для конспирации присвоили номера 35 и 22 соответственно. Первый выход в эфир состоялся 27 сентября 1944 года. Начиная с этого дня, вплоть до 15 октября, радиостанция неоднократно выходила в эфир. Однако связь с «Цеппелином» умышленно не устанавливали. 15 октября вновь вышли в эфир, слышимость была два балла, но создавали видимость, что «Центр» услышать было невозможно. Наконец, 19 октября в «Центр» радировали вслепую.
Текст был такой: «Вызывайте дольше и отчетливее. Лида плохо разбирает. Вас слышим редко, почему нерегулярно работаете. Привлеките радиста, который ее тренировал. Примите все меры, чтобы связаться…»
Прошло два дня, и «Цеппелин» ответил: «Были очень обрадованы получить от вас ответ. Вашу телеграмму 230 групп не получили. Повторите, сообщите подробно о вашем положении. Привет».
В последующие дни в СМЕРШе имитировали видимость помех в радиоэфире, демонстрируя «Цеппелину» то, что их радиограммы принять невозможно. Наконец, 26 октября связь была установлена и Таврин смог сообщить:
«Очень рад, что наконец появилась надежда. Думал, со связью уже ничего не получится. Лида совсем измучилась. Нахожусь в пригороде Москвы, поселок Ленино, Кирпичная ул., д. № 25… Сообщите, получили ли мое донесение о высадке – телеграмма 230 групп. Еще раз прошу, чтобы с Лидой работал опытный радист. Передавайте медленно. С нетерпением жду ваших сообщений. Привет всем. Л. П.».
29 октября в Москву были отправлены две радиограммы: «Прошу сообщить точно, где остался самолет и его экипаж…» и «Не давайте ваши телеграммы больше чем 50 групп. Повторяйте каждые имена и числа два раза. Работаю с вами сам. Мы еще сработаемся. Привет… Михель».
В ответ из Москвы пошла подробная радиограмма из 280 групп: «В первой телеграмме сообщал, что при посадке самолет врезался в деревья, потерпел аварию, только случайно все остались живы. Летчики оказались малоопытными и растерянными. Кроме того, что не сумели посадить машину, место для посадки почему-то выбрали около деревни. Вскоре после аварии в нашу сторону побежали люди. Я вынужден был действовать быстро и решительно. С трудом вытащил мотоцикл, и с Лидой немедленно отъехали от этого места, экипаж ушел на запад. Из-за плохой дороги мотоцикл отказал, его и все лишнее имущество пришлось уничтожить и двигаться лесом. С трудом добрались до Ржева, где жили 12 дней. Пытались с вами связаться. 28 сентября прибыл в Москву, сейчас живу в пригороде по сообщенному вам адресу. Пока все благополучно, изучаю возможности работы. Сообщите, где семья Лиды. Л. П.».
У СМЕРШа с «Цеппелином» завязался регулярный радиообмен. 2 ноября «Центр» послал в Москву: «Повторите ваш адрес в телеграмме № 3. Привет. Михель».
Через три дня, 5 ноября, в «Цеппелин» радировали: «Обстановка изменилась, многих людей нет. Имеющиеся люди не могут обеспечить получение пригласительного билета. Пригласительные билеты [на] торжественное заседание 6 ноября высылает Кремль по организациям специального формата с указанием фамилии. Вопрос [о] демонстрации 7 ноября неизвестен. Л. П.».
На следующий день «Цеппелин» ответил: «Сообщите о положении в Кремле и отношение Сталина и Тимошенко, и тут нам нужны постоянно донесения. Каждое донесение для нас важно». Из «Цеппелина» запросили повторить адрес, где остановились агенты…
Из Москвы в «Цеппелин» продолжали посылать «оперативные данные»: «Торжественное заседание состоялось в Кремле. Попасть не удалось. Демонстрации и народов не было». Из «Цеппелина» продолжали слать шифровки с требованием повторно сообщить обстоятельства и место крушения самолета… 23 ноября немцам радировали: «Работать в Москве оказалось гораздо труднее, чем я думал, приходится начинать все заново, подыскиваю людей. Хочу устроиться работать. Сообщите ваше мнение, прошу ответить, что с семьей Лиды. Привет. Л. П.».
СМЕРШ продолжал радиоигру, немцев «туманили».
27 ноября в «Цеппелин» отправили радиограмму: «Все телеграммы уничтожены. Содержание непонятных вами групп восстановить не могу. В телеграмме № 4 после слов «из-за плохой дороги» сообщал, что мотоцикл пришлось уничтожить. После чего прибыли во Ржев, откуда пытались с вами связаться. Л. П.».
«Цеппелин» дал задание 7 декабря: «Вашей задачей является прочно обосноваться в Москве и подготовить проведение поставленной вам задачи. Кроме того, сообщать о положении в Москве и Кремле».
В тот же день в «Цеппелин» направили тщательно подготовленную шифровку: «Точного места посадки не знаю. После аварии на другой день к вечеру вышли к деревне Баранцево 20 км южнее станции Княжьи Горы на железной дороге Ржев – Москва. От деревни Баранцево место посадки по моим расчетам не более 30 км на юг. Л. П.»
13 декабря «Цеппелин» направил Таврину две радиограммы. Первая: «Родственники находятся в безопасности, здоровы и работают; что слышно об основании комитета Власова, сумеете ли вы наладить отношения с комитетом «Свободная Германия» под руководством Зайдлица», и вторая с запоздалым предостережением: «Почему нет у вас возможности получать сведения из Кремля, что слышно про Сталина. Предупреждаю, что ваш зажигательный аппарат радиомины к концу ноября будет непригоден для пользования».
Москва отправила в «Цеппелин» три коротких радиограммы: «О Власове и Русской освободительной армии здесь знают, влияние разное, среди отдельных военных положительное, об основании комитета Власова пока ничего не слышно»; «Комитет «Свободная Германия» активно действует, сужу [по] сообщениям печати, ищу возможности наладить отношения»; «Сведений о Кремле не имею из-за отсутствия нужных людей, продолжаю искать».
Через месяц состоялся сеанс связи. Это было 19 января 1945 года. Тогда в «Цеппелин» передали: «Выезжал [на] Урал [по] личному вопросу и искал Надю, которая в начале войны эвакуировалась в Свердловск. Безуспешно, мобилизовали в армию. Об отъезде хотел предупредить вас, но Лида не могла связаться. Л. П.».
В ответ «Цеппелин» послал три радиограммы: «Зажигательный аппарат радиомины уничтожить. По выполнении доложить. Вблизи от вас работают друзья. Хотите ли для взаимной поддержки быть сведены вместе?»; «Газетные сообщения о комитете «Свободная Германия» здесь известны, передавать не нужно. Важно установить связь и сообщить о месте жительства членов, насколько они свободны»; «Сообщите, составляет ли курс новых печатных чешских денежных знаков; 5,5 чешских крон одному рублю. Повторяю 5,5 крон равны одному рублю».
Руководство советской разведки посчитало, что поспешное согласие на соединение с другой группой немецких диверсантов может вызвать у противника подозрение. Кроме того, предполагалось, что члены этой группы «друзей» являются участниками другой нашей же «радиоигры» – «Загадка»…
Вызвать подозрение у «Цеппелина» было не в интересах СМЕРШа. Дезинформация должна быть тщательно продуманной, без тени сомнения. Тут легко можно было переиграть.
27 января в «Цеппелин» направили радиограмму следующего содержания: «Зажигательный аппарат радиомины уничтожен. Относительно друзей, в зависимости от вашего решения. Если это поможет ускорению выполнения моего задания, я согласен, но чтобы люди были вами проверены и я их лично знал и им бы доверял»; «Ваша телеграмма № 3 плохо расшифровывается и мне непонятна. О чешских кронах здесь ничего не слышно. Сообщите яснее, что я должен узнать о них». «Грефе. Ваш радист быстро передает, не соблюдает пауз между группами, Лиде принимать тяжело. Прошу указать радисту [на] необходимость отчетливой работы».
31 января СМЕРШ вышел в эфир: «Краус. В час тяжелых испытаний заверяю преданности делу. Что бы ни случилось, буду добиваться выполнения поставленных мне задач и жить надеждой победы. Прошу передать приветы и лучшие пожелания всем друзьям по борьбе. Петр». Из «Центра» радировали: «Нумерацию ваших телеграмм начинайте каждый месяц с нового номера. Сокращения, употребляемые при сброске груза: сегодня сброски нет – 416; сегодня сброска – 445».