[108], регент фашио[109] доктор Саини, депутат парламента Чарлантини, адвокат де Мартино, секретарь администрации фашио, кавалер Директории Дженнари.
За другими столами расположились: адвокат Герарди из Авторского общества, Витторио Подрекка[110], художественный критик Эухенио д’Орс[111] из Испанской академии, граф Эмануэле Сармиенто, большой ценитель и меценат футуристического искусства, доктор Лаховский[112], синьор Кастелло, известный художник Сепо[113], синьор Пеквилло из франко-итальянских издательств и прочие.
Элегантные дамы дерзко бросались навстречу гастрономическим авантюрам: маркиза Сан-Джермано, мадам ван Донген, графиня де Фельс, мадам Мола, мадам де Фладрейси, мадам Лаховская, синьора Подрекка, мадам Модика, мадам Тохаика, мисс Мус, мадам Массне-Кузнецова, синьорина Сирил, мадам Нёфф, мадам Кастелло, синьора Пеквилло, синьорина Бади Дурио и пр. В мерцающем свете зеленых и красных огней чинно шествовала вереница официантов со «Съедобными островами» художника Филлии, на которых слились в изысканном союзе рыба, бананы, черешня, инжир, яйца, помидоры и шпинат.
В следующий перерыв Мила Сируль[114] начинает свои танцы, которые публика встречает с неизменным воодушевлением. Действительно, наисовременнейшее искусство этой выдающейся танцовщицы трудно превзойти, ведь только ей одной ведомо, сколько красоты заключено в ее абсолютно новых и гениальных танцевальных импровизациях.
Вечер начался в соответствии с принятым в футуристической кухне обычаем: граф Сармиенто, которому было предложено объявлять перемены блюд, объявил «Аэроблюдо» художника Филлии.
«Аэроблюдо» состоит из различных фруктов и овощей, которые едят правой рукой без помощи каких-либо столовых приборов, в то время как левой осязают тактильный стол, покрытый наждачной бумагой, бархатом и шелком. Между тем оркестр исполняет шумную и неистовую футуристическую музыку, а официанты опрыскивают затылки приглашенных духами с сильным ароматом гвоздики. В зале стоит оглушительный шум от восклицаний дам, которых неистово поливают духами, от всеобщего хохота и громких нескончаемых аплодисментов. (Лишь один из гостей не разделяет всеобщего энтузиазма: выясняется, что он левша, которому пришлось царапать по тактильному столу правой рукой, в то время как он ел левой.) И все же парад футуристической кухни прошел с триумфом. Мясопластик художника Филлии, «Северный полюс + Экватор», «Парадокс Весны» и «Машину вкуса» Прамполини, «Сладкую резину» Филлии, несмотря на смелость форм и экстравагантность содержания, оценили очень высоко.
Среди остальных блюд два удивительных кушанья были зарезервированы только для десяти гостей: это «Стальная курица» Дюлгерова[115] и «Возбужденная свинина». Механизированная куриная тушка, утыканная помпонами алюминиевого цвета, и колбаса под соусом из кофе и одеколона были объявлены непревзойденными.
Следующий антракт: синьора Мария Кузнецова из Императорского театра оперы и балета в Петрограде, выступившая с двумя композициями под аккомпанемент маэстро Балбиса, еще раз продемонстрировала свой великолепный голос, принесший ей заслуженную мировую славу.
Я, напрочь позабыв про свои обязанности Президента, запросто принимал участие в обсуждениях, поясняя гостям, каким образом каждое из творений Прамполини, представленных на столе, обретает вкусовой шлейф благодаря синхронным движениям динамических панелей, которыми был декорирован банкетный зал. Эти панели создавали совершенное гармоническое единство с футуристической архитектурой всего павильона.
Появление Жозефины Бейкер[116] среди множества ароматов, звуков музыки, тактильных и вкусовых ощущений было подобно тропическому урагану.
Ее прекрасная головка, заставляющая вспомнить об изящнейшем кокосовом орехе, метала в гостей белоснежные молочные молнии глазных белков и привносила атмосферу идеальной сиесты в оазисе.
Ее всемирно знаменитые ноги напоминали две длинные африканские кисти, которыми художник Прамполини мог бы расписывать свои панели. Вскоре в присутствии прекрасной африканки разгорелся яростный спор, предметом которого были «за» и «против» манифеста футуристической кухни, а также «за» и «против» отмены спагетти. Гигиенист и гениальный медик Лаховский говорил о возможности создания электризованной пищи, в то время как я разъяснял его супруге подробности новейших исследований футуристической аэроживописи, рассказывал о захватывающих перспективах воздухоплавания, создававшего абсолютно новую реальность.
Публика требовала моего выступления. Я сымпровизировал новый панегирик великому Сант-Элиа[117], основоположнику всего рационалистического направления в современной архитектуре, показав, как гармонично сочетаются его лирические и страстные здания с сегодняшней воздушной жизнью и аэроживописью.
Пока приглашенные наслаждались таинственным гастрономическим шедевром под названием «Le cochon excitè»[118], в котором смешались ароматы специй, ветчина, вино и кофе, я был вынужден углубиться в теорию аэроживописи.
Я убедительно продемонстрировал, что:
1. Художник не может наблюдать и изображать иначе как со скоростью изображаемого.
2. Изображение с высоты этой новой реальности диктует глубокое пренебрежение к деталям, а также вызывает необходимость в обобщении и преображении целого.
3. Все части пейзажа являются художнику в полете: a) сплющенными; б) искаженными; в) фантазийными; г) только что свалившимися с неба.
4. Все части пейзажа представляются взгляду летящего художника плотными, рассеянными, изящными, величественными.
5. Каждое аэроживописное полотно вмещает в себя синхронное движение аэроплана и руки художника с порхающим карандашом, кистью или распылителем.
6. Аэроживописное полотно или пластический комплекс должны быть полицентричными.
Аплодисменты. Оживленный обмен мнениями. Некоторые из приглашенных корчатся в конвульсиях безудержного смеха. Другие сохраняют серьезность, полностью погрузившись в наслаждение редкостными яствами и не менее редкостными идеями.
Благонамеренные читатели подозревают, что богиня Безумия явно присутствует среди гостей.
Мы, футуристы, напротив, уверены в совершенстве своего более высоко организованного интеллекта; мы гордимся тем, что смогли предоставить Парижу новейшие образцы творческой мощи нашей нации, чей гений не имеет соперников в гибкости и в скорости.
Зимний героический обед
Солдаты, которым предстоит в три часа пополудни в январе забраться в грузовик, чтобы быть на линии огня в четыре часа, или подняться в воздух, чтобы сбросить бомбы на город, или отражать вражеские атаки, напрасно стали бы искать должную поддержку в скорбном поцелуе матери, невесты, детей или в страстном любовном письме.
Мечтательная прогулка также не годится. Чтение интересной книги тоже не подходит. Напротив, эти солдаты собираются за столом, где для них приготовлены «Колониальная рыба с барабанным боем» и «Сырое мясо, разорванное звуком боевой трубы».
Колониальная рыба с барабанным боем: отварную кефаль настаивают в течение суток в соусе из молока, сладкой наливки, каперсов и красного перца. Подавать открытой и начиненной консервированными финиками, переложенными кружками банана и ломтиками ананаса. Следует есть под непрерывный барабанный бой.
Сырое мясо, разорванное звуком боевой трубы: взять превосходный кусок говяжьей мякоти. Пропустить сквозь него электрический ток, настаивать в течение суток в смеси из рома, коньяка и белого вермута. Достать из маринада, сервировать на подушке из красного, черного перца и кокаина. Тщательно пережевывать каждый ломтик в течение одной минуты, разрезая мясо под бурные трубные звуки, издаваемые самим едоком.
В момент подъема солдатам подают тарелки со зрелой хурмой, гранатами и красными апельсинами. По мере того как фрукты поедаются, в помещении распыляют с помощью пульверизаторов изысканнейшие ароматы розы, жасмина, жимолости и акации, чья ностальгическая и декадентская сладость будет грубо отторгнута солдатами, молниеносно надевающими противогазы, готовясь к вражеской газовой атаке.
Непосредственно перед отправлением они делают глоток «Горлодера», крепкого напитка, который готовится путем размачивания в марсале кусочка пармезана.
Осенний музыкальный обед
В охотничьей хижине, затерянной в голубовато-зелено-золотистом лесу, две пары сидят за старым колченогим столом, сколоченным из грубых дубовых досок.
Кровавый закат недолго агонизирует в бездонном подбрюшье тьмы, как будто во влажном чреве гигантского, почти жидкого китообразного.
В ожидании крестьянки-стряпухи на столе пока только пустота, и единственная пища – свист, который ветер наматывает на дверной замок слева от едоков.
С этим свистом соперничает долгий, тонкий стон скрипки, тянущийся из комнаты справа, где находится выздоравливающий после болезни сын крестьянки.
Затем на минуту наступает тишина. Потом две минуты бобов с оливковым маслом и уксусом. Потом семь каперсов. Потом двадцать пять черешен в спирте. Потом двенадцать жареных картофелин. Потом четверть часа молчания, во время которого рты продолжают пережевывать пустоту. Потом глоток вина Бароло[119], которое держат во рту в течение минуты. Потом одна жареная перепелка на всех едоков, причем нужно тщательно понюхать ее, но не есть. Потом четыре долгих рукопожатия с крестьянкой-стряпухой, и все уходят в лес, в темноту, ветер и дождь.