11. Война, пробуждающая у всех чувства ненадежности, нестабильности и бренности, лишает женщину стыдливости, заставляет напрочь забыть о данном слове и полностью обновляет ее сердце и чувства.
12. Война, ведущаяся с целью расширения территории, приводит к тому, что женщина становится империалистом, экспансионистом и колонизатором. Плохо то, что она, пренебрегая прекрасными территориями, завоевывает пустыни, болота, госпитали, кладбища, мумии, трупы, старинные медали и становится нумизматом.
13. Каждый солдат обязан, дабы уравновесить неизбежную измену, завести по меньшей мере шесть эпистолярных романов, готовясь таким образом к приятной и разнообразной жизни после победоносного возвращения.
14. В военное время у каждой уважающей себя барышни должно быть по меньшей мере три жениха.
15. Рассуждая теоретически, каждый обманутый муж, веривший в честность своей жены, испытывает инстинктивную ненависть и презрение к каждому бывшему любовнику, любит и ценит нынешнего любовника и восхищается будущим любовником.
16. В свете вышеизложенного, являющегося абсолютной истиной, которая подтверждена статистикой, женщине навсегда запрещается разглагольствовать о внутренней жизни, абсолютной верности, родственных душах, вечной платонической любви, обретенном идеале и т. д.
17. Обнаженная женщина честна. Одетая женщина всегда немного фальшива. Женская плоть всегда хороша. Женский ум зол и коварен.
18. Каждый соблазнитель должен уметь раздеться и одеться с максимальной быстротой. Он не должен дать увидеть себя в сорочке.
19. Каждый лысый соблазнитель должен прежде надеть воротничок, а затем носки.
20. Чтобы правильно понять красивую женщину, следует слушать ее носом.
21. Чтобы постигнуть душу женщины, следует прислушаться к фонетическому узору ее голоса.
22. Ум – это бесполезное дополнение к женскому шасси, естественным мотором которого служит матка. Ум насилует, разрушает и уродует женщину, которая им обладает. На этом месте мой большой друг Бруно Корра ерошит свои белокурые волосы и восклицает: «Но встречаются же исключения, черт побери! Заканчивай уже со своей манией все обобщать!..»
Я отвечаю ему, что, возможно, не существует иного исключения, кроме моего неотразимого обаяния футуриста.
5. Женщина и опасная скорость
Скорость волнует и будоражит всех живых существ, пробуждает в них познавательное любопытство, дух приключений и неимоверное тщеславие. Бег означает презрение к тому, кто идет медленно. Счастливец, стремительно несущийся в автомобиле, переживает чувство превосходства, обгоняя тех, кому суждено вскоре быть побежденными усталостью, тяжестью в ногах и медлительностью, с которой они преодолевают расстояние в несколько километров. Женщине с ее вековыми привычками домохозяйки суждено было обрести в стремительной автомобильной скорости сильнейший афродизиак. Полуоткинувшись на сиденье, под покрывалом, прижатая мужским телом, она переживает ни с чем не сравнимое чувство полета, словно на обезумевшей постели, соскальзывающей вниз, в пучину водоворота, разверзшегося на горизонте. Ветер, шумящий у нее в ушах, словно в двух морских раковинах, транслирует в ее ошеломленный мозг ритм самой бесконечности, непрерывности и вечности. Ветер пронизывает ее своими щупальцами, ощупывая, ваяя, чеканя, раздевая ее и, наконец, полностью овладевая ею. Любая одежда превращается в облегающий купальник. Ткани, одушевленные волнующей силой, едва касаются ее тела. Блуждающие руки женщины рассеянно сливаются с руками первых встречных, одна с правой, другая с левой. Бездонная глубина небесного свода, монотонное трак-трак-ррррррррррр-трак-трак-ррррррррр при изменении скорости, ритмичное мелькание лесов, без конца бросающихся навстречу автомобилю, который равнодушно проносится мимо; длинный световой конус фар, глубоко пронзающий ночь; повозки и грузовики, кажущиеся домами, стога сена, напоминающие церкви, весь этот иллюзорный мир, бесконечный, напрасный и монотонный, властно воздействует на чувства женщины, заставляя ее наслаждаться легчайшими тактильными ощущениями.
Чистокровный соблазнитель, имеющий хороший автомобиль, может попытаться завоевать всех женщин во Вселенной.
На протяжении многих лет поезд был моим эффективным помощником. Будучи вынужден проводить три четверти своей жизни в поезде, я поневоле привык думать, писать и любить в поезде. Мерное металлическое постукивание вагонов на линии без лишних остановок с легкостью ослабляет волю и усыпляет стыдливость женщины. Однако это всегда остается вопросом везения и счастливой случайности. Однажды вечером я дремал, откинувшись, в купе первого класса на Лионском вокзале в Париже, когда вдруг услышал в коридоре знакомый мужской голос вперемежку с мелодичным женским голосом. Это был журналист, с которым я шапочно познакомился сам не помню где и когда.
– Какое совпадение! Вы тоже едете?
– Нет. Только моя подруга.
Нас представляют. Журналист уходит. Мы остаемся вдвоем.
Поезд трогается. Она смотрит на меня. Я смотрю на нее. Мы говорим о Болонье. Какой красивый город! Она родом из Болоньи!.. Мы надеемся, что нам никто не помешает… Скорость растет. Кажется, что поезд хочет побить все рекорды. Первая, очень долгая остановка. Беспорядочный металлический шум. Все окна блестят. Входит проводник. Вполголоса:
– Мсье, вы, без сомнения, желаете остаться один?!.
Чаевые. Мы остаемся вдвоем и ложимся. Я извлекаю из памяти пару подходящих к случаю банальных фраз, подобно тому как торговец рыбой извлекает из корзины пару снулых угрей. Они очень нравятся моей соседке.
– Какое премилое на вас платье. Жаль, если оно испачкается. Вам очень к лицу. Покупали в Париже? Жительницы Болоньи умеют одеваться. Желаете потушить свет?
– Да.
Я действую. Молниеносно, но властно я склоняюсь над ней, сжимаю ее в объятиях и целую без всяких объяснений. Наши ласки накатывают широкими волнами. Всякое сопротивление сломлено. Толчки движущегося поезда ускоряют слияние наших тел, они заставляют нас теснее прижиматься друг другу, чтоб не свалиться, в то время как каждую секунду я уверяю себя в том, что дверь в купе надежно заперта. Вниз, вниз, в яростном ритме локомотива мучительное и дикое наслаждение бросает нас туда и сюда, зигзагом и по спирали, вниз, вниз во французскую ночь, изголодавшуюся по скорым поездам… Сметливый проводник + курьерский поезд + августовская ночь + отсутствие попутчиков в купе + соблазнитель = отдавшаяся без остатка прекраснейшая жительница Болоньи. Однако нужно быть готовым защищаться, если атака не удалась. Поезд и скорость усиливают женские причуды, капризы и упрямство. Как-то вечером в Риме я захожу в купе поезда, следующего до Милана, и занимаю место напротив красивой дамы. Мы с ней занимаем оба угла. Сразу после этого муж просит ее поменяться с ним местами и садится напротив меня. Чтоб не смотреть на него, я читаю газету, затем ложусь с совершенно рассеянным видом и вновь начинаю разглядывать женщину. Муж засыпает. Я делаю вид, что сплю. Ночь. Я скрещиваю ноги. Легкое прикосновение рук. Мои руки обвиваются вокруг нее. Решительная любовная атака. Отказ. Я притворяюсь, что сплю. Я продолжаю. Дело идет на лад. Ей не удается уснуть. Ей скучно. Она очень взволнованна. Я расстегиваю на ней блузку. Все продолжается, проникает, скользит, определяется, завершается. Внезапно – неожиданный поворот сюжета. Дама вскакивает на ноги и включает свет. Я хватаю газету, бдительный, готовый ко всему, принимаю рассеянный вид.
– Паоло, – обращается дама твердым голосом к мужу. – Выйди со мной!
Медленно, тяжело муж встает и выходит вслед за ней в коридор. Длинный таинственный разговор. Я догадываюсь, готовясь защищаться. Через пять минут муж возвращается вместе с женой. Он садится напротив меня, скрестив руки и пристально, но беспокойно уставившись на меня, однако в его взгляде не заметно достаточно мужества. Я уже достиг состояния безмятежности арабского купца, который сладко дремлет, весь облепленный мухами. Ни вызова, ни борьбы. Так мы доезжаем до Болоньи. Эта дама, насладившись мной в свое удовольствие, своевременно решила:
l. Заявить мужу только о моих порочных намерениях.
2. Упрекнуть его в том, что он спал, вместо того чтобы защитить ее.
3. Окончательно убедить мужа, что добродетель его жены неколебима, как скала.
Десять лет спустя, проведя несколько дней в Сан-Себастьяне[15] на корриде, я стоял на маленькой станции в Баньер-де-Бигорр[16], ожидая поезда до Люшона[17]. Последние дни августа; мелодраматическое великолепие заката в мрачных Пиренеях. Малолюдно. Одна многочисленная семья, все в черном. Семь хмурых, скользких бегинок[18], погруженных в молитвы и перебирающих четки. Один старик, почти инвалид. Все пропитаны самыми черными из клерикальных чернил. И одна прелестная барышня, тоже в черном, но легкая, гибкая, с каштановыми волосами и влажными фиалковыми глазами. Это была семья богатых землевладельцев из Бретани. Гораздо позднее я узнал имя девушки – Иветт, – когда она назвала себя. Я ей нравился. Поезд тронулся. Час упорных, безрассудных, обволакивающих взглядов. Для меня не было никакой возможности войти в ее купе, куда сразу же набилось все семейство. Поезд был старый, без коридоров. Я устремился в соседнее купе. Я выглянул из окна и увидел, как Иветт высунулась из своего окошка. Поезд карабкался по склону горы, как всегда замедляя ход посреди безумно романтичных елей, на краю пугающих бездн, притягивающих самоубийц. Иветт со сладострастием приблизила ко мне свое бледное, нежное личико с насмешливым и чувственным ртом и глазами, окрасившими в фиалковый цвет весь горный горизонт. Безумство страсти отражалось в ее сверкающих зубах, блуждающем взгляде и в растрепанных ветром волосах с, казалось, вплетенными в них кольцами дыма и свистками тяжелого локомотива. Итак, спокойно и решительно я открыл дверцу купе. До сих пор я вижу исполненный ужаса взгляд моего единственного попутчика, пожилого господина, который, без сомнения, принял меня за вора. Я спустился на подножку, закрыл за собой дверцу и остался висеть снаружи, ухватившись за поручень, над бездной, на расстоянии более тысячи метров от земли. Осторожно, но уверенно я переступил на соседнюю подножку. Иветт смотрела на меня одновременно удивленно и испуганно. Я думаю, что если бы моя нога соскользнула вниз, то ее пылающее страстью лицо смогло бы притянуть и удержать меня, как магнит. Я дотянулся до нее и поцеловал ей руки: