Да, что-то или кто-то стоял на углу, скрытый листвой. Странно, глубокая ночь, а кто-то вышел на прогулку или на встречу. Эстер сидела, затаив дыхание. Поначалу она ничего не слышала и не видела, но вдруг среди листвы мелькнуло что-то белое. Белое носила только Амира. Миссис Осборн подождала несколько секунд, и за это время у нее сформировалась одна странная мысль, хотя, если принять во внимание некоторые моменты, мысль эта – как она сразу же поняла – вовсе не была странной. Она встала и прокралась в комнату мужа. Его постель была пуста, хотя он улегся спать в обычное время.
Она вернулась к себе и снова легла. Минут через десять капитан Осборн неслышно поднялся по лестнице и тоже лег. Эстер притворилась спящей и ни о чем его не расспрашивала. Она знала, что он ничего ей не расскажет, да она и не хотела ничего слышать. На днях она видела, как он разговаривал с Амирой на лужайке, теперь вот они встречались среди ночи, и она понимала, что ей не стоит даже думать о том, что означают их переговоры. Утром она выглядела усталой.
Леди Уолдерхерст и сама выглядела не лучшим образом. В последние две-три ночи она опять просыпалась с ощущением, что рядом с ее постелью кто-то есть, хотя когда потом вставала и осматривала комнату, она никого не находила.
– Мне неприятно это говорить, но, боюсь, я становлюсь слишком нервной, – сообщила она Джейн Купп. – Начну-ка я пить валериану, хотя ничего хорошего в этом нет.
На лице Джейн тоже было написано беспокойство. Она не рассказывала своей хозяйке о том, что в последнее время следовала выработанным ею для самой себя правилам. Она приобрела пару матерчатых тапочек и училась ходить неслышно. Ложилась спать она поздно, вставала очень рано, но ничего такого особенного не обнаружила. Правда, отметила она, Амира больше не следит за ней взглядом, как следила раньше. Как показалось Джейн, индианка даже стала ее избегать. Но она ничего об этом не рассказывала леди Уолдерхерст, а только заметила:
– Да, миледи, мама говорит, что валериана очень хороша от нервов. Вам оставить в спальне свет, миледи?
– Боюсь, я не засну при свете, – ответила ее хозяйка. – Я не привыкла.
И она продолжала спать – иногда беспокойно – в темноте и не знала, что в иные из ночей Джейн Купп располагалась в ближайшей к ее спальне комнате и старалась как можно дольше бодрствовать. На самом деле спальня Джейн была в другой части дома, но тряпичные тапочки позволяли ей теперь бесшумно двигаться и замечать вещи, которые укрепляли ее решимость быть поблизости от хозяйки.
– Я не думаю, что все дело в нервах, – сказала она матери. – И что глупо с моей стороны так волноваться из-за всяких мелочей. Но по ночам я должна быть рядом с ней.
Глава 16
На закате липовая аллея была необыкновенно красивым, хотя и сумрачным местом. Лучи заходящего солнца с трудом пробивались сквозь густую листву и золотили лужайки. Но позже, когда наступал вечер, потемневшие стволы напоминали колонны полуразрушенного собора, заброшенного и полного бесплотных духов.
Если бы Джейн Купп не трусила с самого начала, она бы все равно испугалась, осторожно пробираясь по темной аллее и боязливо оглядываясь по сторонам. Она спешила в аллею, пока ее хозяйка сидела за ужином.
Начать с того, что столь любимая ее светлостью липовая аллея не была обычным местом для прогулок горничных и прочих служанок. Сюда даже садовники забредали редко – разве только сгрести сухие листья да убрать упавшие ветки. Раньше Джейн никогда здесь не бывала, да и сейчас вряд ли бы оказалась, если бы не следила за Амирой.
Она пошла вслед за Амирой, потому что во время вечернего чая в гостиной для слуг подслушала парочку фраз и поняла, что ей не найти покоя, пока она своими глазами не увидит пруд, лодку, ступеньки и все прочее.
– Клянусь вам, матушка, – говорила она, – это очень странное занятие для уважающей себя девушки, горничной из хорошего дома… Я следила за этой чернокожей совсем как полицейский, и, заметьте, я никому об этом и словом обмолвиться не могу. Потому как если я что-то такое скажу, капитан Осборн, а он очень хитрый, сделает так, что меня отсюда выгонят в мгновение ока. Но что самое ужасное, – продолжала она, заламывая руки, – так это то, что на самом деле, может, ничего такого ужасного и не происходит. Они бы вели себя точно так же, если бы были невинны, как овечки. Ведь бывают всякие совпадения и случайности…
– Вот именно, это хуже всего, – согласилась с ней миссис Купп. – В любом старом доме может обвалиться кусок балюстрады, и у любой леди, которая не очень хорошо себя чувствует, может случиться ночной кошмар.
– Да, – продолжала расстроенная Джейн, – иногда я чувствую себя ужасно глупо, сама на себя злюсь.
В гостиной для слуг обсуждались многие темы. Это совершенно естественно для загородных домов: здесь говорили о всяких приключившихся в деревне историях, о скандалах в коттеджах арендаторов, о трагедиях на фермах. В этот день речь шла о скандале, обернувшемся трагедией. Красивая, шумная, разбитная деревенская девица попала в беду, которую предрекали ей как друзья, так и недруги. А поскольку она была девушкой видной, то деревенские кумушки назлобствовались вволю. Они полагали, что девушка либо «докатится до Лондона», либо утопится – во всяком случае, ничего хорошего ее уж точно не ждет. Слуги из большого дома ее знали, потому что она какое-то время служила на Псовой ферме и там подружилась с Амирой, став ее истинной поклонницей. Когда девушка вдруг заболела и несколько дней, впав в беспамятство, пребывала на грани жизни и смерти, все пришли к мнению, что именно Амира, с ее-то знанием заклинаний и всяких целебных напитков, может, если, конечно, захочет, дать ценные советы. А девушка действительно была в большой опасности. Срочно призванный деревенский доктор даже в какой-то момент объявил, что жизнь уже покинула ее тело. И только Амира утверждала, что девушка еще жива. И действительно, девушка, пребывавшая в такой прострации, что казалась мертвой, вдруг очнулась и стала медленно возвращаться к жизни. Живописные описания сцен, происходивших у одра больной, рассказы о ее кажущейся смерти, о ее хладном и безжизненном теле, о возвращении в сознание вызвали в гостиной для слуг немалый ажиотаж. Амиру засыпали вопросами, однако ответы ее были весьма загадочны. Она прекрасно понимала, что именно интересовало других слуг: исподтишка наблюдая за ними, Амира хорошо их узнала, в то время как они не знали о ней ничего. Она умело пользовалась тем, что якобы плохо говорила по-английски, и когда на нее особенно давили, улыбалась и переходила на хиндустани.
Джейн внимательно прислушивалась и к вопросам, и к ответам. Амира уверяла, что ничего о том, о чем толкуют в деревне, не ведает. Тем не менее, к концу дискуссии она на смеси английского и хиндустани пояснила, что, по ее предположению, девушка непременно бы утопилась. Когда ее спросили, почему она так решила, она сначала отнекивалась, а потом пояснила, что видела эту девушку возле озера, которое так нравится мем-саиб. Джейн спросила, достаточно ли там, возле мостика, глубоко, чтобы можно было утонуть, на что Амира ответила, что не знает.
Раздались восклицания: глубоко, глубоко, это всем известно. Женщины вздрагивали, уверяя, что именно в этом месте, возле мостика, так глубоко, что дна вообще нет. Тут все загомонили о том, как страшны бездонные водные резервуары. Кто-то вспомнил давнюю историю, связанную с прудом. Лет девяносто назад два молодых наемных работника поссорились из-за девушки. Обуреваемый ревностью, один схватил второго и швырнул в пруд. Его так и не нашли, как ни пытались баграми дотянуться до дна – сгинул навек.
Амира сидела, опустив взор. У нее была привычка сидеть молча и с опущенными глазами, чего Джейн совершенно не выносила. Джейн пила чай и, как ни старалась, не могла не поглядывать на индианку.
В результате аппетит к тостам с маслом совсем ее покинул, и Джейн встала и вышла из гостиной. Она заметно побледнела.
Она много размышляла о том, что говорилось за чаем, поэтому и решилась пройти по аллее к пруду. Сделать это можно было только вечером, когда ее хозяйка принимала гостей – местного викария с женой и дочерью.
Джейн чувствовала себя очень неуютно в таинственной тишине и полумраке обсаженной высокими деревьями аллеи и бормотала себе под нос резоны, заставившие ее здесь оказаться.
– Я только посмотреть, – твердила она себе. – Может, это и глупо, но я не могу не наблюдать за этой женщиной. Я должна убедиться и успокоиться, пусть для этого и надо поддаться собственной глупости…
Она со всех ног спешила к воде и уже видела между деревьями ее проблески. Но чтобы увидеть мостик, ей надо было миновать еще одно большое дерево.
– Батюшки! А это что? – сказала она себе вслух. Она увидела, как из камышей поднялось, выросло что-то белое.
Секунду Джейн стояла, обомлев, а затем ринулась вперед. Белая фигура медленно двигалась среди деревьев. Она не пыталась скрыться и совсем не испугалась, когда Джейн схватила ее за край белого одеяния. Фигура повернулась, и Джейн увидела под покрывалом лицо Амиры. Амира приветливо улыбалась и, казалось, нисколько не была обеспокоена внезапным нападением Джейн.
– Что вы здесь делаете?! – воскликнула Джейн. – Зачем вы сюда пришли?!
Амира быстро заговорила на хиндустани с этим ее обычным видом: мол, мне и в голову не приходит, что кто-то может меня не понимать. А говорила она о том, что, узнав, что мем-саиб приходит сюда медитировать, она сама стала приходить сюда для медитации и молитвы в то время дня, когда здесь никого не бывает. И она рекомендует это место и Джейн, и ее матушке, которых почитает людьми, способными к духовным практикам.
Джейн встряхнула ее за плечи.
– Я не поняла ни слова! И вы это прекрасно знаете. Говорите по-английски!
Амира покачала головой и снова улыбнулась, всем своим видом выражая кроткое терпение. Она попыталась объясниться с Джейн по-английски, при этом, как заметила Джейн, говорила куда хуже обычного. Смысл ее высказывания сводился к вопросу: а что, слугам запрещено ходить к воде?