Погода была чудесной, и Эмили, сменив домашнюю обувь на кожаные туфли, обнаружила, что усталые ноги еще способны ее держать. Склонность находить во всем только лучшее вдохновила девушку храбро принять даже восьмимильное путешествие через пустоши. Воздух наполняли ароматы, жужжание пчел в цветах вереска действовало умиротворяюще, и Эмили убедила себя, что четыре мили пешком до Монделла – необременительная прогулка.
Она думала о различных приятных вещах, на время забыв о лежащем в кармане письме от миссис Капп, и вспомнила о нем лишь на полпути.
– Боже мой! Нужно узнать, что там случилось!
Эмили распечатала конверт и начала читать на ходу, однако всего через несколько шагов вскрикнула и остановилась.
– Как же им повезло! – воскликнула она. А сама вдруг побледнела.
С житейской точки зрения новости у Каппов были очень хорошие, однако бедной Эмили Фокс-Ситон они сулили неприятные перспективы. Вот что писала миссис Капп:
В некотором плане новости у нас отличные, однако, мисс, осмелюсь вам сказать, мы с Джейн не можем не чувствовать огорчение при мысли о грядущих переменах и о том, что на новом месте вас не будет рядом. Хотя мой брат Уильям неплохо зарабатывал в Австралии, он всегда тосковал по старой родине, то есть по Англии. Год назад скончалась его жена, и брат решил вернуться в Чичестер, свой родной город, ведь ничто не сравнится с городом, где есть кафедральный собор. Брат купил чудесный домик на окраине, с большим садом, и зовет нас с Джейн перебраться к нему и зажить одной семьей. Он усердно трудился всю жизнь и теперь жаждет покоя и не хочет взваливать на себя хозяйственные заботы. Брат дал обещание хорошо обеспечивать нас обеих и требует, чтобы мы продали дом на Мортимер-стрит и переехали к нему как можно скорее. Нам будет не хватать вас, мисс, и хотя дядя Уильям владеет собственным экипажем и всем прочим и Джейн благодарна ему за доброту, она совершенно подавлена; вчера проплакала всю ночь и наутро сказала: «О, мама, если бы только мисс Фокс-Ситон могла взять меня горничной, я бы с радостью согласилась. Никакие пожитки не дают пищу сердцу, мама, а мое уважение к мисс Фокс-Ситон таково, что неприлично и высказывать». Тем не менее, мисс, мы пригласили в дом оценщиков и хотели бы знать, что делать с вещами из вашей комнаты.
Благосклонность матери и дочери и непритязательный уют комнаты в ярко-красных тонах означали для Эмили Фокс-Ситон дом. Когда Эмили падала с ног от опостылевших поручений, мелких унижений и неудобств, она стремилась в свою комнатку, к жаркому огню в маленьком камине, пузатому чайнику, свистящему на решетке, и чайному набору за два шиллинга одиннадцать пенсов. Приученная решать проблемы по мере поступления, Эмили никогда не принимала в расчет безрадостную перспективу того, что однажды может лишиться своего угла. Она старалась не зацикливаться на мысли, что другого пристанища у нее нет в целом мире.
Теперь, пробираясь через нагретые солнцем вересковые пустоши и с наслаждением прислушиваясь к гудению пчел, Эмили вдруг поняла, что ее ждет. И когда этот факт дошел до сознания, крупные слезы подступили к глазам, перелились через край и скатились по щекам. На льняной блузке проступили пятна.
– Нужно где-то искать новое съемное жилье, – прошептала она, и грудь под блузкой резко содрогнулась. – Придется привыкать к незнакомым людям. Миссис Капп и Джейн… – в этот момент ей пришлось достать носовой платок, – они были так милы и так дешево сдавали комнату! Боюсь, что за десять шиллингов в неделю приличного жилья мне не найти.
Утренняя усталость навалилась с новой силой. Ноги горели, солнце палило немилосердно. Перед глазами стоял туман; Эмили не различала тропинку и пару раз споткнулась.
– Пожалуй, до Монделла больше чем четыре мили, – вздохнула она. – А потом еще и обратно. Я устала! Но все равно нужно поторопиться.
Глава 6
Экскурсия к развалинам удалась на славу. Дорога к руинам замка успела поднять настроение, однако не успела утомить. Гости вернулись к ланчу, нагуляв здоровый аппетит. У леди Агаты и мисс Коры Брук порозовели щеки. Маркиз Уолдерхерст вел себя безукоризненно по отношению к обеим – помогал преодолеть нагромождения, затем вскарабкаться по крутой неосвещенной лестнице и сопроводил до самого верха башни, откуда они рассмотрели с высоты внутренний двор и заполненный водой ров по периметру. Маркиз знал историю замка; он показал спутницам банкетный зал, часовню и хозяйственные постройки, а также поведал им легенды о подземельях.
– Он оказывает любезности всем по очереди, мама, – сообщила мисс Кора Брук. – Вчера уделил внимание даже несчастной Эмили Фокс-Ситон. Какой галантный мужчина!
За ланчем все много смеялись. Мисс Кора Брук выдавала одну за другой блестящие остроты. Впрочем, хотя она и вела себя довольно оживленно, все же леди Агата выглядела намного ярче.
Новые известия с Керзон-стрит не заставили красавицу проливать слезы. Когда по возвращении ей вручили письмо, лицо Агаты вытянулось, и она взбежала по лестнице на ватных ногах. Однако на ланч явилась, ступая походкой нимфы. По лицу можно было прочитать, что девушка трепещет от восторга. Над каждой шуткой Агата смеялась, как ребенок, словно ей было не двадцать два года, а всего десять: ее черты и восприятие мира вдруг стали инфантильными.
Она хохотала над одной из ироничных реплик мисс Брук, грациозно откинувшись на спинку кресла, когда сидящий рядом лорд Уолдерхерст внезапно обвел взглядом стол и произнес:
– А где же мисс Фокс-Ситон?
Весьма примечательный факт: до сих пор никто не заметил ее отсутствия.
Леди Марии пришлось держать ответ:
– Как я уже упоминала, Эмили Фокс-Ситон стала моим домашним гением. Я не могу без нее жить. А сейчас она пошла в Монделл договориться с поставщиком, иначе сегодня мы останемся без рыбы.
– Она отправилась пешком в Монделл? – воскликнул лорд Уолдерхерст. – После вчерашнего?
– В конюшне не нашлось ни одной свободной повозки, – ответила леди Мария. – Это, разумеется, непорядочно, но Эмили обожает прогулки, и она заверила, что не очень утомилась и готова пройтись. За подобные поступки следует награждать Крестом Виктории – подумать только, спасти званый ужин!
Маркиз Уолдерхерст вытянул за шнурок свой монокль и зафиксировал в глазу.
– Четыре мили до Монделла, – произнес он, глядя на скатерть, а не на свою кузину, – подразумевают еще и четыре мили обратно.
– Какое удивительное совпадение! – заметила леди Мария.
Разговоры и смех возобновились, ланч продолжился; однако лорд Уолдерхерст по причинам, известным лишь ему, прервал свою трапезу. В течение нескольких секунд он смотрел на скатерть, затем отставил в сторону отбивную, к которой едва притронулся, и поспешно встал.
– Прошу прощения, Мария, – проговорил он и без объяснений направился в сторону конюшни.
В Монделле имелась в наличии превосходная рыба – свежая и качественная; Батч тут же взвесил нужное количество. Будь Эмили в нормальном состоянии, она на радостях проделала бы обратные четыре мили в Маллоу на одном дыхании. Можно было бы пойти кратким путем и скрасить время, представляя, какое облегчение испытает леди Мария.
Однако в кармане тяжелым грузом лежало письмо от миссис Капп. Оно перевело мысли Эмили в иное русло, вызвав безразличие к вереску, пчелам и кучерявым облакам, проплывавшим по голубому небу. Эмили не уставала так даже от долгих прогулок по лондонским улицам. Казалось, каждый шаг уносит ее все дальше от нескольких квадратных ярдов дома, который олицетворяла для нее комнатка Каппов. С каждой секундой Эмили все сильнее осознавала, что это был ее дом – настоящий дом! Не просто помещение на третьем этаже с окном во двор, а то, что сделали из него Каппы, которые относились к ней с симпатией и заботой.
– Придется искать новое жилье, – твердила Эмили. – Придется жить среди совершенно чужих людей.
Внезапно она с особой ясностью ощутила свою беспомощность. Чем еще объяснить странную тяжесть удара, который нанесло вполне житейское событие? В тот момент Эмили казалось, будто в Лондоне нет других меблированных комнат – хотя она знала точно, что их десятки тысяч. И хотя пансионами могли владеть другие Каппы или похожие на них люди, она не могла поверить в эту счастливую возможность. Эмили была физически измотана, прежде чем прочла письмо; воздействие прочитанного оказалось пропорционально усталости и недостатку сил и не позволило справиться с потрясением. Она даже удивилась, что слезы продолжают застилать глаза и скатываться по щекам крупными каплями. Приходилось часто доставать платок, словно у нее начался неожиданный насморк.
– Прекрати, – сказала себе Эмили вполне прозаично, – иначе нос будет красным.
Батч мог продать рыбу, однако, к несчастью, не мог доставить ее в Маллоу, поскольку как раз перед приходом мисс Фокс-Ситон отправил повозку развозить заказы другим покупателям, и никто не знал, когда она вернется.
– Значит, я заберу рыбу сама, – предложила Эмили. – Найдите мне только подходящую корзинку.
– Мне жаль, мисс. Вы не представляете, как мне жаль. Вот ваша корзинка. – Батч весь вспотел от огорчения.
– Груз совсем не тяжелый, – заверила его Эмили. – Зато ее светлость может не сомневаться: рыба будет доставлена к ужину.
И Эмили пустилась в обратный путь через пустоши с корзиной в руках. Она чувствовала себя такой несчастной, что вообразила: теперь запах свежей рыбы пожизненно будет сопряжен для нее с ощущением горя. Она слышала о людях, которых приводил в аналогичное состояние аромат конкретного цветка или определенная мелодия; в ее случае символом безысходности станет свежая рыба. Обладай Эмили чувством юмора, она только посмеялась бы. Но сейчас ей было не до смеха.
– О, мне придется искать новое жилье, – повторяла Эмили. – А ведь я прожила в своей маленькой комнатке столько лет!
Солнце пекло все беспощаднее; Эмили утомилась так, что едва переставляла ноги. Она позабыла, что покинула Маллоу еще до ланча и надо было попросить в Монделле хотя бы чашку чаю. Не пройдя и мили, она поняла, что ужасно ослабела; голова от голода кружилась.