рме черепа, ведь благодаря собственному непомерному счастью и везению она обокрала эту скромную молодую пару! Как же так получилось? Эмили отчасти корила себя, не пытаясь разобраться в причинах, вызвавших такое умозаключение. Во всяком случае, в душе она испытывала сожаления и симпатизировала миссис Осборн, а еще была уверена, что та побаивается августейшего родственника своего мужа и нервничает, поскольку лорд Уолдерхерст вел себя с гостями подчеркнуто вежливо, как с чужими, и по ходу беседы не вынимал монокль. Если бы он опустил его и позволил свободно болтаться на шнурке, Эмили чувствовала бы себя более комфортно – она не сомневалась, что в этом случае манеры маркиза действовали бы на Осборнов менее угнетающе.
– Вы рады снова оказаться в Англии? – спросила она миссис Осборн.
– Я никогда здесь не бывала, – ответила молодая женщина. – И вообще нигде не бывала, кроме Индии.
По ходу разговора она намекнула, что родители не могли позволить себе отправить ее в Англию. Инстинкт подсказал Эмили, что женщина не избалована роскошью и не отличается жизнерадостностью. Долгие часы ежедневных раздумий о своем невезении отразились на ее лице, особенно в глубинах черных глаз.
Осборны прибыли, как выяснилось, чтобы исполнить свой долг – отдать дань уважения женщине, которой предстояло лишить их радостных перспектив. Пренебречь визитом означало бы признать свое негативное отношение к бракосочетанию.
– Конечно, Осборны разочарованы, – подвела итог леди Мария после ухода гостей, – однако они стараются принять удар достойно, насколько это в их силах.
– Мне так их жаль! – воскликнула Эмили.
– Другого я от тебя и не ожидала. Ты, вероятно, захочешь осыпать их всевозможными милостями. Это неблагоразумно, моя дорогая Эмили. Поменьше альтруизма. Мужчина – дрянь, а женщина красива и похожа на аборигенку. Она меня несколько пугает.
– Я не считаю капитана Осборна дрянным. А его жена действительно хорошенькая. И она на самом деле нас побаивается.
Помня дни, когда она сама была в невыгодном положении по отношению к людям, которым судьба благоволила, и втайне испытывала перед ними дрожь, Эмили симпатизировала маленькой миссис Осборн. Она по опыту знала ее проблемы: как оплатить жилье и наскрести денег на покупки. Уолдерхерст наблюдал за невестой через монокль и пришел к выводу, что она на самом деле очень доброжелательна и искренна. Эмили ни разу не упоминала о тех днях, когда ходила за покупками для других, а себе покупала вещи на распродажах, с пометкой «одиннадцать и три четверти пенса» на ценниках, и все же совсем не смущалась, если речь заходила о подобных случаях. Уолдерхерст, которому люди изрядно наскучили – да и сам себе он наскучил, – обнаружил, что, как ни странно, наблюдения за этой женщиной дают ему стимул к жизни, ибо она, будучи одной из самых упорных тружениц из женщин-аристократок, приучает себя к роли маркизы самым простым способом и при этом словно формирует новую личность. Будь она предприимчивой особой, это было бы в порядке вещей. Однако она отнюдь не авантюристка, и тем не менее делала такое, что любая авантюристка планировала бы заранее и сумела бы добиться лишь благодаря гениальному озарению. Например, однажды Эмили впервые после помолвки встретилась с некоей особо неприятной дамой из высшего света, которая восприняла ее отношения с Уолдерхерстом крайне болезненно. Герцогиня Меруолд считала маркиза своей собственностью, рассматривая его как подходящего супруга для своей старшей дочери, изящной девушки с выступающей вперед челюстью, которая никак не могла выйти замуж. Успех Эмили Фокс-Ситон она объяснила результатом беспрецедентной наглости и не видела причин сдерживать себя, выражаясь намеками.
– Позвольте мне сердечно поздравить вас, мисс Фокс-Ситон, – сказала герцогиня, покровительственно сжимая руку Эмили. – Ваша жизнь очень изменилась с тех пор, как мы виделись последний раз.
– Несомненно, – ответила Эмили с искренней благодарностью. – Вы очень добры. Спасибо вам. Огромное спасибо.
Уолдерхерст заметил коварную улыбку герцогини и мысленно задался вопросом – а что она скажет дальше?
– Причем изменилась коренным образом. В последний раз, когда мы встречались, речь шла о покупках, которые вы делали для меня. Припоминаете? Кажется, о чулках или перчатках.
По наблюдениям Уолдерхерста, дама ожидала, что Эмили, попав в сложную ситуацию, покраснеет и ударится в панику. Он уже был готов вмешаться в разговор и перевести его в другое русло, когда увидел, что Эмили не покраснела и не побледнела, а всего лишь честно смотрит в глаза ее светлости, с налетом искреннего сожаления.
– Речь шла о чулках. У Баррата они продавались с уценкой, за шиллинг и одиннадцать с половиной пенсов. За такую цену вполне хороший товар. Вы желали купить четыре пары. Однако к моему приходу все разобрали. Остались по цене два шиллинга три пенса, а качеством ничуть не лучше. Я очень расстроилась! Просто ужасно!
Уолдерхерст принялся поправлять монокль, желая скрыть тот факт, что его губы искривляются в циничной ухмылке. Дама прослыла самой скупой из лондонских аристократок, ее прижимистость была всем известна, а сегодняшний инцидент оказался даже характернее, чем многие другие, над которыми светское общество уже вдоволь посмеялось. Картина, которую представят в уме слушатели – ее светлость переживает, что не удалось приобрести чулки с уценкой, за шиллинг и одиннадцать с половиной пенсов, – гарантированно станет темой анекдотов на ближайшее время! А лицо Эмили! Сколько сожаления, запоздалой симпатии и искреннего сочувствия! Просто неописуемо!
«Причем она сделала это непреднамеренно! – повторял он про себя не без злорадства. – Практически непреднамеренно! Она не настолько дерзка, чтобы провернуть такое нарочно! А какой несравненной острячкой она могла бы прослыть, если бы спланировала издевку заранее!»
Эмили иногда невольно вспоминала свое прошлое и благодаря пережитому опыту была способна на сочувствие к миссис Осборн, даже желала ей помочь. Как в свое время Эмили поставила себя на один уровень с леди Агатой, теперь она совершенно ненавязчиво поставила себя на один уровень с Осборами.
– Действительно, его невеста – человек неплохой, – признала Эстер по пути домой. – И тяжелые дни, когда она была вынуждена трудиться, еще не так далеко, чтобы их забыть. Во всяком случае, в ней нет ни капли притворства. А значит, ее можно вынести.
– Судя по виду, женщина крепкая, – сказал Осборн. – Уолдерхерст отлично вложил деньги. Она станет настоящей английской матроной.
Эстер поморщилась, и тусклый румянец вспыхнул на ее щеке.
– Непременно станет, – вздохнула она.
И это было верно. Тем хуже для людей, которые пребывают в крайнем отчаянии и достаточно безрассудны, чтобы продолжать надеяться на чудо.
Глава 8
Свадьба Агаты состоялась первой и получилась фантастической. Авторы модных журналов жили этим событием за несколько недель до его наступления и еще какое-то время после. Еще бы! Ведь следовало написать о каждом цветке из цветника – о каждой подружке невесты: платья, нежная кожа, глаза и прически; все, что представит девушку как первую красавицу сезона, когда она выйдет в свет. У леди Клэруэй оставалось еще пять красавиц, включая, девчушку шести лет – она восхитила всех зрителей, когда бойко промаршировала в церковь, неся шлейф сестры, в сопровождении пажа, облаченного в белый бархатный костюм с тонким кружевом.
Это было самое блистательное бракосочетание года, действительно магическое действо, где сошлись молодость и красота, счастье и надежды.
Одной из наиболее интересных составляющих события стало присутствие будущей маркизы Уолдерхерст, «прекрасной мисс Фокс-Ситон». Модные журналы рьяно взялись обсуждать красоту Эмили. В одном из них написали, что ее высокий рост и статная фигура, а также чеканный профиль напоминают Венеру Милосскую. Джейн Капп вырезала все статьи, которые только могла достать; она читала их вслух своему молодому человеку, складывала в большой конверт и пересылала в Чичестер. Эмили честно старалась соответствовать запросам общества и несколько раз впадала в панику от описаний своего очарования и своих талантов, когда случайно натыкалась на них в процессе чтения прессы.
Свадьба Уолдерхерста вышла достойная и изысканная, однако не блистательная. Чтобы описать все эмоции, через которые Эмили последовательно прошла в течение дня – от пробуждения на рассвете в тишине спальни на Саут-Одли-стрит до вечера, завершившегося в отеле в компании маркиза Уолдерхерста, – потребовалось бы слишком много страниц.
Пробуждение принесло с собой физическое осознание того, что сердце колотится – причем колотится постоянно, и пульс значительно отличается от обычного. Эмили настигло осознание события, которое наконец должно свершиться. Событие, которое год назад она не могла представить даже в самом безумном сне, сегодня происходило наяву; счастье, о котором она думала бы с трепетом, даже если бы оно досталось другой женщине, ненароком досталось ей самой.
– Надеюсь, я смогу привыкнуть и… не разочаруюсь, – сказала себе Эмили, ощутив, как по телу пронеслась горячая волна. – О-о, сколь он великодушен!..
Весь день она провела как во сне, и ей казалось, что в этом сне она видит другой сон. Джейн Капп принесла чай; Эмили потребовалось серьезное усилие, чтобы вести себя так, словно она действительно проснулась. Джейн, эмоциональная по натуре, испытывала такое душевное волнение, что, прежде чем осмелиться войти, несколько минут стояла за дверью и кусала губы, чтобы они перестали дрожать. Она даже с трудом удерживала поднос.
– Доброе утро, Джейн, – произнесла Эмили, стараясь говорить бодро.
– Доброе утро, мисс. Сегодня чудесный день. Я надеюсь… Как вы себя чувствуете, мисс?
И день начался.
Он проходил в нервном возбуждении и нескончаемой суете. Сначала подготовка к грандиозной церемонии, затем величавая торжественность обряда – в присутствии нарядно одетой толпы, собравшейся в роскошной церкви, а также пестрой толпы, собравшейся возле храма; на улице люди толкали друг друга и комментировали происходящее пусть не всегда деликатно, зато с неизменным восхищением, при этом пожирая новобрачных подобострастными или завистливыми взглядами. Представители высшего света, ранее известные Эмили только по частым упоминаниям в прессе или благодаря родственным или дружеским связям с покровителями, явились поздравить ее в роли невесты. На долгие часы Эмили стала центром внимания возбужденной разнородной толпы, и единственной ее целью было сохранить хотя бы видимость самообладания. Никто, кроме нее самой, не мог знать, сколько раз она заставляла себя успокоиться и поверить в реальность происходящего: «Я выхожу замуж. Это моя свадьба. Я, Эмили Фокс-Ситон, выхожу замуж за маркиза Уолдерхерста. Ради него я не должна выглядеть глупой или растерянной».