– Что ты понимаешь под «возможно»? – снисходительно спросил он.
Ее румянец запылал ярче – на сей раз от облегчения, поскольку муж, очевидно, был не настолько раздражен, как показалось вначале.
– Сегодня утром я долго гуляла. Прошла через Хайвуд и наткнулась на местечко под названием Кеннел-Фарм. Я много размышляла о бедной миссис Осборн, потому что получила сегодня от нее весточку. Она так несчастна! Я свернула на тропинку, ведущую к дому, и снова перечитала письмо. Заметила, что в доме никто не живет, и не удержалась, подошла поближе. Очаровательная старая постройка, с оригинальными окнами и дымоходами, увитая густым плющом. Дом уютный и просторный; я заглянула в окна, там большие камины со скамейками вокруг. Жаль, что такое место пустует. Какое… я подумала, какое доброе дело мы совершим, если поселим в этом доме Осборнов, на то время, пока они живут в Англии.
– Да уж, это было бы доброе дело, – признал его светлость без особого энтузиазма.
Кратковременный порыв позволил Эмили решиться на смелый жест: она протянула руку и дотронулась до руки мужа. По ее ощущениям, супружеские вольности являлись скорее бесцеремонностью; во всяком случае она пока не смела выражать чувства слишком откровенно. И это было другое ее качество, против которого Уолдерхерст ничуть не возражал. По сути, ему не хватало ума проанализировать причины, по которым ему либо нравились, либо не нравились конкретные люди и определенные вещи. Он полагал, что знает причины любви и нелюбви, однако часто бывал далек от их объективной и беспристрастной оценки. Лишь блестящей логике и восприимчивости гения доступно реально приблизиться к познанию самого себя, и, как результат, гении обычно очень несчастны. Уолдерхерст никогда не был несчастлив.
Ощутив тепло ладони Эмили, он пришел в хорошее расположение духа и погладил ее запястье, как положено любящему супругу.
– Дом был изначально построен для охотника и его семьи; а еще там держали собак. Потому его и назвали Кеннел-Фарм[5]. После того как съехал последний арендатор, дом пустовал, потому что обычные временные обитатели мне ни к чему. Это весьма неординарное жилье; разве какой-нибудь неотесанный сельский фермер и его семья смогут оценить антиквариат?
– Если дом обставить как следует, – сказала Эмили, – он будет прекрасен! Кто может себе позволить старинные вещи, тот непременно найдет их в Лондоне. Я встречала подобное в магазинах, когда ходила за покупками.
– Значит, ты желаешь обставить дом? – осведомился Уолдерхерст. Осознание собственного могущества вызвало у него определенную заинтересованность, особенно когда он увидел вспыхнувшие от восторга глаза Эмили; она обрадовалась, что получила шанс. Маркиз был рожден без капли воображения, и богатство не привносило в его жизнь ничего, помимо ежедневной рутины.
– Хотела бы я обставить дом? Боже мой! – воскликнула Эмили. – Я не могла и мечтать, что мне когда-нибудь доведется это сделать!
Что верно, то верно, подумал он, и признание сего факта усилило остроту момента. Действительно, множество людей не могли позволить себе никакие денежные траты ради потворства желаниям, основанным на одних только прихотях. До сих пор Уолдерхерст особо не размышлял на эту тему, зато теперь Эмили подарила ему новые ощущения.
– Начинай хоть сейчас, если угодно. Однажды я посетил Кеннел-Фарм вместе с архитектором, и он сказал, что дом можно обустроить примерно за тысячу фунтов, полностью сохранив атмосферу эпохи. Постройка еще не очень ветхая, крыша и дымоходы в отличном состоянии. Я беру на себя организацию работ, а ты можешь выбрать обстановку по своему вкусу.
– Но ведь на антиквариат уйдет куча денег! – Эмили едва не задохнулась. – Старые вещи стоят недешево. Продавцы сообразили, что на них хороший спрос.
– Двадцать тысяч фунтов ты уж точно не истратишь, – ответил Уолдерхерст. – Это всего лишь сельский дом, а ты женщина практичная. Ты возродишь усадьбу. Даю свое разрешение.
Эмили закрыла ладонями глаза. Вот что значит стать маркизой Уолдерхерст! Мортимер-стрит отдалилась еще больше и казалась совсем нереальной. Эмили опустила руки и рассмеялась – несколько нервно.
– Я безмерно благодарна тебе. Я повторюсь: никогда не верила, что есть люди, способные так поступать.
– Такие люди есть. И ты одна из них.
– И… И… – Она внезапно вспомнила, с чего начался разговор, и возбуждение моментально схлынуло. – О! Я совсем забыла на радостях… Когда мы обставим дом…
– А, ты об Осборнах? Хорошо, мы разрешим им пожить в доме пару месяцев.
– Они будут очень благодарны! – эмоционально выдохнула Эмили. – Ты оказываешь им огромную любезность!
– Я делаю это для тебя, не для них. Мне нравится видеть тебя довольной.
Эмили сняла шляпку и вытерла глаза. Ее потрясла необыкновенная щедрость мужа. Вернувшись к себе, она немного походила по комнате, чтобы унять волнение, а затем села и принялась думать, как утешит миссис Осборн ее очередное письмо. Внезапно Эмили встала, подошла к кровати и, опустившись на колени, начала неистово осыпать благодарностями Господа; точно так же она взывала к Творцу, читая воскресную литанию. Ее представления о Боге являлись примитивными и вполне традиционными. Эмили удивилась бы и напугалась, если бы ей сказали, что она наделяет Всевышнего многими чертами маркиза Уолдерхерста.
Глава 10
Когда пришло письмо леди Уолдерхерст, Осборны завтракали в своей неуютной гостиной на Дьюк-стрит. Тосты подали жесткие и подгоревшие, яйца – из разряда «18 штук за шиллинг»; комнаты пропахли копченой сельдью. Капитан Осборн, нахмурив брови, разглядывал еженедельный счет от хозяйки пансиона, когда Эстер открыла конверт с изображением герба на штемпеле. (Всякий раз, когда Эмили писала письма, она чувствовала внутреннее сопротивление по отношению к почтовой бумаге с изображением короны и немного стыдилась; ей казалось, сейчас она проснется.) Миссис Осборн тоже расхандрилась. Она неважно себя чувствовала, была нервной и раздражительной, а если говорить откровенно, недавно плакала и вообще не хотела жить, что привело к ссоре с мужем, который был не в том настроении, чтобы проявить снисходительность.
– Письмо от маркизы, – с пренебрежением сообщила она.
– Мне вот маркиз ничего не пишет, – фыркнул Осборн. – Мог бы снизойти до ответа, чурбан бесчувственный!
Эстер начала читать. Перевернув страницу, она изменилась в лице. Как уже упоминалось, эпистолярный стиль леди Уолдерхерст был далек от совершенства, однако же миссис Осборн явно получила удовольствие от прочитанного. После прочтения нескольких строчек на ее лице отразился немой вопрос, который чуть позже сменился облегчением.
– Надо же, как любезно с их стороны! – наконец выдохнула Эстер. – В самом деле любезно!
Алек Осборн поднял глаза, по-прежнему хмурясь.
– Не вижу банковского чека, – заявил он. – Вот была бы истинная любезность. Именно в чеках мы больше всего нуждаемся, пока чертова хозяйка шлет нам вот такие счета за убогие комнаты и третьесортные услуги.
– Тут кое-что получше. Мы получим то, чего не оплатить никакими чеками. Нам предлагают превосходный старый дом на все время пребывания в Англии.
– Что? – воскликнул Осборн. – Где?
– Недалеко от Полстри, где они сейчас проживают.
– Недалеко от Полстри! А насколько недалеко? – Капитан перестал сутулиться за столом, выпрямился и подался вперед, вдруг став очень энергичным.
Эстер опять уткнулась в письмо.
– Она не пишет. Как я догадываюсь, старинная постройка. Называется Кеннел-Фарм. А ты когда-нибудь бывал в Полстри?
– В качестве гостя – нет. – Осборн не обходился без сарказма при всяком упоминании Уолдерхерста. – Но однажды мне понадобилось поехать в ближайшее графство, а дорога лежала мимо Полстри. Возможно, это то старинное местечко, которое я проезжал и даже придержал лошадь, чтобы взглянуть хоть одним глазком? Надеюсь, это оно и есть.
– Почему?
– Довольно близко к хозяйскому дому. Именно то, что нам нужно.
– Ты полагаешь… – она запнулась, – мы будем часто их видеть?
– Часто, если будем вести себя пристойно. Эмили тебя любит, она из тех, кто благожелательно относится к другим женщинам – особенно к тем, кто находится в интересном положении.
Эстер, которая гоняла ножом крошки по скатерти, покраснела.
– Я не намерена зарабатывать капитал на… моих обстоятельствах, – угрюмо пробормотала она. – Просто не хочу.
Она была не из тех женщин, которыми легко управлять, и отличалась завидным упрямством, в чем неоднократно давала Осборну повод убедиться. Сейчас в ее глазах вспыхнул огонь, который его напугал. Крайне необходимо, чтобы жена оставалась сговорчивой. И поскольку Эстер на первое место ставила чувства, а Алек был мужчиной без всяких сантиментов, он знал, что делать.
Осборн встал, подошел ближе, приобнял жену за плечи и сел рядом.
– Ну что ты, моя крошка! Все будет хорошо, не придирайся к словам! Разве я не понимаю, как ты сейчас себя чувствуешь?
– Полагаю, ты понятия не имеешь, как я себя чувствую. – Она крепко стиснула свои мелкие белоснежные зубки и в этот момент как никогда походила на индианку, что немного отталкивало Осборна. Так уж случилось, что в определенном состоянии души жена воплощала для него индийскую красоту и заставляла переживать события прошлого, которые он охотно предпочел бы забыть.
– Да все я понимаю, – запротестовал капитан, не отпуская ее руки и пытаясь заставить смотреть в лицо. – Есть вещи, которые такая женщина, как ты, не может не чувствовать. Именно потому ты и должна собраться с силами – видит бог, смелости тебе достает – и поддержать мужа. Боже, что я буду делать, если ты откажешься?
Осборн действительно находился в столь бедственном положении, что не нужно было притворяться – горло сжималось от нахлынувших эмоций.
– Да, – повторил он, – что мы с тобой будем делать, если ты не захочешь мне помочь?