Эстер подняла глаза и посмотрела на мужа. Она перенервничала и чувствовала, что слезы близки.
– Есть какие-то ужасные вещи, о которых ты не рассказывал мне?
– Да, есть ужасные вещи, которые было бы честнее не вываливать на тебя, чтобы не причинить боль. Я был большим глупцом и лишь после того, как встретил тебя, начал вести честный образ жизни. А теперь неприятности навалились снова; а как было бы спокойно, если бы Уолдерхерст не женился! Черт побери, он должен кое-что человеку, который мог унаследовать его положение, в конце концов!
Эстер вяло подняла глаза.
– У тебя немного шансов. Она крепкая здоровая женщина.
Осборн вскочил и начал расхаживать по комнате, охваченный внезапным припадком бессильной ярости.
– Черт бы ее побрал! – процедил он сквозь зубы. – Здоровая, сочная, крепкая! Откуда она только взялась? Из всех ужасных вещей, что могут случиться с мужчиной, самое ужасное – это с рождения оказаться в моей шкуре. Всю жизнь сознавать, что ты всего лишь на шаг отстоишь от богатства, знатности и роскоши, и притом существовать и наблюдать за всем этим со стороны. Много лет я каждый месяц вижу один и тот же сон. Будто я открываю письмо, а там пишут, что он скончался; или какой-то человек входит в комнату или встречает меня на улице и говорит: «Уолдерхерст умер прошлой ночью, Уолдерхерст умер прошлой ночью!» Всегда одни и те же слова: «Уолдерхерст умер прошлой ночью!» И я просыпаюсь с дрожащими руками и в холодном поту от радости, от того, что мне наконец привалило счастье!
Эстер издала негромкий стон и уронила голову на руки, прямо среди чашек и блюдец.
– Она родит сына! Она родит сына! И тогда не будет иметь значения, умер Уолдерхерст или нет!
– О-о-о! – в бешенстве простонал Осборн. – Наш сын мог бы стать наследником! Наш сын мог бы иметь все! Черт, черт!
– Он не станет наследником – теперь уже не станет, даже если он у нас родится, – зарыдала Эстер, комкая маленькими худыми руками грязную скатерть.
Как жестоко! Муж не знал, что видела она в тысячах горячечных снов. Ночью она часами лежала и смотрела во тьму широко открытыми глазами, рисуя в уме богатство и роскошь, которые будут принадлежать ей как утешение за минувшие невзгоды, как реванш за прошлые обиды – и все это станет явью через час после того, как Осборн произнесет: «Уолдерхерст умер прошлой ночью!» О, если бы удача была на их стороне! Если бы заклинания, которым ее тайно учила няня, сработали правильно! Как-то Амира привела в действие одно заклинание. На реализацию потребовалось десять недель. Тот человек умер. Умер! Эстер сама, своими глазами видела, как он теряет силы, слышала, что у него жар и боли, и наконец узнала о его смерти. Он умер! Сейчас она попыталась наложить заклинание сама, тайно. На пятой неделе до нее дошли слухи, что Уолдерхерст заболел – в тот же срок, что индиец, который потом умер. Последующие четыре недели она провела в напряжении, испытывая одновременно ужас и восхищение. Однако на десятой неделе Уолдерхерст не умер. Поговаривали, он отправился в Танжер с группой известных людей; «легкое недомогание» прошло, и теперь он пребывал в добром здравии и отличном расположении духа.
Муж ничего не знал о ее безумном поступке, она не отважилась ему рассказать. Она вообще много чего ему не рассказывала. Обычно Осборн высмеивал ее истории о сверхъестественных силах, хотя, как и многие иностранцы, был свидетелем необычных явлений. Он терпеть не мог, когда жена демонстрировала веру в «туземные фокусы», как он их называл. «Будешь слишком легковерной, – говорил он, – и тебя примут за дурочку».
В последние месяцы у Эстер появился новый источник дурного настроения. Пробудились ощущения, ранее незнакомые, и мысли, которые до сих пор никогда ее не посещали. Она не любила детей и не подозревала у себя наличия материнских инстинктов, однако природа обошлась с ней весьма странным образом. Теперь какие-то вещи стали значить меньше, а другие, наоборот, больше. Ее перестало заботить настроение Осборна; она приобрела способность его игнорировать. Муж начал побаиваться ее норова, а ей порой нравилось бросать ему вызов. Между супругами произошло несколько серьезных стычек, и муж обнаружил, что она и сама способна употреблять бранные слова, перед которыми раньше пасовала. Однажды он с грубым презрением высказался об «эгоистичном, требующем забот звереныше», имея в виду ожидаемое в семье событие. Дважды ему повторить не дали.
Эстер встала перед ним и ткнула прямо в лицо сжатый кулак, да так резко, что Осборн отшатнулся.
– Ни слова больше! – выкрикнула она. – Не смей! Не смей, кому сказано, или я убью тебя!
Во время вспышки агрессии Осборн увидел жену в совершенно новом свете. И сделал открытие. Она будет защищать свое потомство подобно тигрице. В душе Эстер кипели неведомые ему страсти. Алек в жизни не подозревал, на что она способна, считая, что его жена из тех, для кого важнее всего шикарные наряды, общественное признание и житейские удобства.
В то утро, когда пришло письмо, он увидел, как жена рыдает и комкает скатерть, и задумался. Затем принялся расхаживать взад и вперед, не переставая размышлять. А подумать было о чем.
– Мы должны немедленно принять их предложение, – заявил он. – Если сможешь, пресмыкайся перед ними, лижи руки. И чем больше, тем лучше. Они это любят.
Глава 11
Осборны прибыли в Кеннел-Фарм прекрасным дождливым утром. Трава, деревья и живые изгороди пропитались живительной влагой, и на цветках засверкали капли – это солнце прорывалось из-за облаков и выискивало сокрытый среди их лепестков свет. Присланный из Полстри экипаж встретил гостей и доставил к месту назначения.
Карета свернула на аллею. Осборн высмотрел за деревьями красные крыши и произнес:
– Тот самый старинный дом, о котором я рассказывал. И правда чудесное местечко.
Миссис Осборн жадно вдохнула в себя чистейший воздух, и ее душа наполнилась блаженством. Она никогда раньше не видела ничего подобного. В Лондоне Эстер потеряла надежду на лучшее и упала духом. Ей опротивели комнаты на Дьюк-стрит, пикша и яйца сомнительного качества на завтрак, неоплаченные счета. Она дошла до предела и понимала, что больше не в силах выносить мытарства. Здесь по крайней мере есть зеленые деревья и свежий воздух, и никаких хозяек пансиона. Свобода! И не нужно платить за аренду – хотя бы одним источником неприятностей меньше.
Впрочем, велика вероятность, что в старинном фермерском доме отыщутся недостатки иного рода, раз уж в него поселили бедных родственников.
Однако еще прежде, чем они переступили порог, Эстер стало ясно – по какой-то причине им предоставили больше, чем просто жилье. Старый сад привели в порядок – вернее, в живописный и чудесный беспорядок; вьющимся растениям позволили выбрасывать побеги и расползаться по территории, цветы тянулись изо всех щелей, а кустарники образовали густые заросли.
Несчастное женское сердце подпрыгнуло, когда карета подъехала к старинному кирпичному крыльцу, выглядевшему как церковная паперть. Сквозь приоткрытую дверь на Эстер пахнуло необыкновенным уютом, о котором она и не мечтала. Хотя Эстер ничего не знала о том, какое чудо сотворила Эмили с домом, она заметила, что все предметы мебели прекрасно гармонируют между собой. Тяжелые стулья и скамейки со спинками, казалось, не одно столетие были частью фермерского уклада и принадлежали дому наравне с массивными дверями и потолочными балками.
Эстер встала в центре прихожей и огляделась. Толстые стены, углубленные низкие окна; стены частично обиты дубовыми панелями, а частично побелены.
– Никогда не видела ничего похожего, – произнесла она.
– В Индии, само собой, ничего подобного и не увидишь, – сказал супруг. – Однако и в Англии отыщется немного таких домов. А сейчас мне хочется взглянуть на конюшни.
Он почти сразу вышел и направился в нужном направлении. Результат его неожиданно удовлетворил. Уолдерхерст выделил им в пользование неплохую лошадь, чтобы ездить верхом, и вполне приличную маленькую коляску для Эстер. В общем, они получили намного больше, чем Осборн мог ожидать. Он понимал, что подобное гостеприимство ему не оказали бы, явись он в Англию холостяком. А следовательно, удача стала результатом появления в его жизни Эстер. И одновременно в голове капитана зародилась другая мысль: Эстер сама по себе не могла являться причиной такого эффекта; в ситуации были задействованы две составляющих, и вторая предстала в лице другой женщины, которая сочувствовала Осборнам и обладала определенной властью. Новая леди Уолдерхерст…
– Вот еще! Да пошла она подальше! – выругался Осборн и направился в просторное стойло, чтобы получше рассмотреть кобылу и погладить ее лоснящуюся шерсть.
Между Полстри и Кеннел-Фарм выстроились отношения, имевшие два характерных свойства. Лорд Уолдерхерст так и не воспылал интересом к Осборнам, в то время как леди Уолдерхерст им симпатизировала. Пойдя навстречу пожеланиям Эмили и проявив истинную щедрость к своему возможному наследнику и его супруге, лорд Уолдерхерст не ощущал стимула к дополнительной демонстрации родственных чувств.
– Он не стал мне нравиться больше, чем раньше, – объяснял маркиз Эмили. – Да и миссис Осборн меня особо не восхищает. Конечно, имеется причина, по которой женщина с добрым сердцем, такая как ты, опекает ее именно сейчас. Делай для них все, что хочешь, пока они живут по соседству. Что же касается меня… Одного факта, что мужчина является моим предполагаемым наследником, недостаточно, чтобы внушить к нему любовь. Скорее наоборот.
Между ними явно существовала взаимная неприязнь, которую не умалял тот факт, что она оставалась невысказанной и таилась в глубине души. Уолдерхерст не смог бы объяснить и самому себе, что именно он главным образом не любил в этом крепко сбитом и полнокровном молодом человеке, но когда он встретил его гуляющим по окрестностям с ружьем за плечами и в сопровождении егеря, ему почти неосознанно открылась неприятная истина – а ведь Осборн разгуливает по земле, которая вполне может оказаться в его собственности, и стреляет по птицам, которых в будущем будет иметь право оберегать; он сможет приглашать других людей на охоту, а менее привилегированным персонам запрещать отстрел дичи, причем уже как владелец поместья. И эта истина существенно усугубляла все недостатки характера и воспитания родственника.