В конце концов, величие не само приходит к тебе – это ты идешь к нему. И это вечное движение.
Ты притормаживаешь – и величие отодвигается дальше. Ты останавливаешься – и оно исчезает за горизонтом.
За годы, прошедшие с тех дней в крохотных джаз-клубах и на безымянных фестивалях, Крис объехал с гастролями весь мир, появлялся на обложках журналов, играл в Линкольн-центре и Карнеги-холле и сотрудничал с такими великими музыкантами, как Лес Пол, Грег Озби, Ди Ди Джексон и группа Spyro Gyra. Список людей, с которыми он сотрудничал, и его клиентов без преувеличения длиннее моей руки. Он преподавал в престижном музыкальном колледже Беркли и основал очень успешный джазовый скрипичный лагерь, куда со всего мира съезжаются профессиональные скрипачи, чтобы учиться у него. Все это должно было бы удивлять меня, но никогда не удивляло, потому что Крис понимал важность бешеной деятельности в стремлении к величию.
Встань и иди
В те годы, что Крис провел в тюрьме, я не был счастливым ребенком. Я никогда не был самым умным в классе. Все было совсем наоборот. Я был некрасивым и неловким (по крайней мере, до старшей школы). Я был одинок. У меня не было друзей. Какое бы дело ни намечалось, меня приглашали в него последним. Помню, как я не раз говорил своему учителю: «Жаль, что я не умер». Однажды в начальных классах меня вызвали к директору, потому что я впутался в неприятности. Я и ему сказал, прямо в кабинете: «Не понимаю, какой в этом всем смысл. Наверное, мне не следовало бы жить». Мне казалось, что я никогда не буду ничего значить.
Мне было 12 лет (самая середина худшего периода жизни для многих ребят, средние классы), когда Криса наконец выпустили из тюрьмы. Это был лучший день в моей жизни. Брат позвонил нам на папин автомобильный телефон, стоявший в «олдсмобиле» 1988 года. «Закажи нам парочку больших пицц, бро! – сказал он. – Я еду домой!» Войдя в дом, он крепко обнял меня, и мне больше ничего не было нужно. Я был переполнен всевозможными разочарованиями и болезненными, смущающими чувствами! И вот наконец-то рядом появился человек, на которого я равнялся, которым я восхищался, который тоже прошел через боль и невзгоды.
Но вовсе не совместное оплакивание наших бед было так важно для меня, а то, как Крис реагировал на негативные обстоятельства, и его способность вытащить меня из ямы, в которую я провалился. Он не падал на пол и не рыдал, как часто хотелось сделать мне в детстве (и что я часто делал). Он поднимался и развивал бешеную деятельность. Как-то раз он сказал мне: «Дальше падать некуда. Я и так на самом дне. Я опозорился сам, опозорил родителей и всех разочаровал. Теперь я ничего не боюсь, и меньше всего боюсь плохо выглядеть». В те первые дни, когда Крис бесплатно играл в ресторанах, он не планировал обеспечить себе таким образом знакомство с агентами. Он просто заявлял о себе. Он ходил от двери к двери до тех пор, пока кто-то не соглашался его впустить. Он создавал что-то из ничего. Он должен был это делать. Он был зажат в угол. Он был предан своему ви́дению – быть лучшим джазовым скрипачом, каким только возможно, – и никакие невзгоды не смогли бы встать между ним и его способностью жить своей страстью.
Наблюдать за тем, как он это делает, – быть рядом с ним, когда он определял свою мечту, сшибал все до единого препятствия на своем пути, а потом упрямо гнался за величием, – стало для меня трансформирующим опытом. Сегодня я понимаю, насколько это был уникальный случай.
Страсть Криса к музыке и бешеная деятельность, которую он развил, контактируя с имеющимися поклонниками и приобретая новых, – вот что годы спустя вдохновило меня слезть с дивана сестры в Коламбусе. Больше года я спал на этом диване, проведя шесть месяцев с целиком загипсованной рукой после прикончившей мою карьеру травмы кисти, которая привела к болезненной операции во время моего первого сезона в профессиональном футболе. Не имея денег для выплаты долгов по кредитке и студенческих ссуд, мне оставалось только гадать, есть ли у меня хоть какая-то надежда перестроиться и понять, зачем я оказался на этой земле, не говоря уже о том, чтобы выявить величие внутри себя и реализовать его. Все мое прежнее существование было выстроено на одном фундаменте – желании стать первоклассным спортсменом, и несмотря на то, что я осуществил свою детскую мечту стать «всеамериканцем», теперь я упивался жалостью к себе, потому что оказался выкинут из профессионального спорта. Мое ви́дение было разбито; я был удручен и потерян.
Бешеная деятельность Криса после тюрьмы заставила меня осознать, что депрессия у меня была не оттого, что мое ви́дение умерло. Я купался в унынии потому, что не выполнил задачу – подобраться, встряхнуться и рассчитать, что делать дальше. Бешеная деятельность не закончилась; она просто стала другой и переключилась на иное направление.
Вскоре после этого откровения я обратился за советом к ряду людей – друзьям отца, тренерам, своему брату (еще бы! почему бы не пойти прямо к источнику?), даже к ректору своего университета, человеку по имени Стюарт Дженкинс. Я восхищался его мудростью и моральным мужеством. Стюарта взяли на этот пост, чтобы он осуществил перемены и сделал университет лучше, и его решение отсеивать не соответствовавших должностям членов профессорско-преподавательского состава было непопулярным. Но его усилия радикально улучшили академические стандарты университета, и он показал себя эффективным руководителем. Он часто спрашивал меня: «А это тебе на пользу?» – вместо того чтобы указывать, что правильно, а что нет.
В тот период неопределенности Стюарт предложил мне заглянуть на LinkedIn.com, вебсайт социальной сети интернета, которая в те времена только начинала набирать серьезную известность среди профессионалов бизнеса. Я увидел массу потенциальных возможностей связываться с высокоранговыми собственниками бизнеса и другими профессионалами и начал активно заводить знакомства. Прежде всего я обращался к людям, работавшим в спортивном бизнесе, потому что сам только что перестал выступать в профессиональном футболе и полагал, что это будет хорошей отправной точкой для контакта с людьми, о большинстве которых я слышал лишь краем уха и уж точно никогда не встречался лично. К счастью для меня, я оказался прав и добился высокого уровня принятия.
В первый год я создал 10 000 контактов! Это был совершенно безумный, но невероятно воодушевляющий опыт.
Я стал, по выражению Малкольма Гладуэлла из его книги-бестселлера «Переломный момент», объединителем. Это случилось не сразу, я выстраивал эти связи одну за другой, увлеченно и энергично. Я встречался с людьми лично, разговаривал с ними по телефону, знакомил их с другими, которым требовались их навыки.
Примерно в это же время, после того как моя карьера в профессиональном спорте завершилась и я стал никому не нужен, я начал понемногу зарабатывать деньги в качестве ведущего мероприятий для налаживания контактов, которые LinkedIn организовывала по всем США. За следующий год я провел 20 мероприятий в крупных городах, на каждом из которых присутствовали от 300 до 500 человек. Люди только дивились тому, как 24-летний бывший спортсмен без всякого образования сумел заставить стольких участников являться на эти профессиональные сетевые мероприятия. Они даже не догадывались, что я буквально писал письма своим контактам в LinkedIn, одному за другим, и приглашал их поприсутствовать на каком-нибудь мероприятии или присоединиться к одной из групп, которые я создал, чтобы сводить их всех вместе. Я усвоил подход, который взял на вооружение Крис сразу после освобождения из тюрьмы: «Нет ничего такого, что я не готов делать». Я уже достиг самого дна, так что единственное направление, которое мне оставалось, – это наверх. Личные письма каждому, естественно, были нежизнеспособным методом, учитывая скорость, с которой рос мой круг контактов, но это задало хороший старт всему, что я делаю сейчас, и преподало мне ценные уроки насчет бешеной деятельности: в первую очередь, что нужно быть готовым делать работу, за которую другие не желают браться, если хочешь преуспеть, когда стартуешь с невыгодной позиции.
Со временем я превратил это присутствие на LinkedIn в невероятно прибыльный онлайн-бизнес. У меня не было никакой подготовки в создании бизнеса, но я тянул себя за шиворот, полагался на интуицию, пользовался советами наставников и работал как проклятый. Ни выходных, ни кофе-брейков. Я применил стратегии бешеной деятельности Криса к запуску бизнеса, приспособил проверенные им методы к практической реальности создания иного рода бизнеса с нуля. Конечный результат: начали поступать деньги, в то время как всего парой лет раньше я не имел четкого представления о том, как буду их зарабатывать и смогу ли это делать вообще.
Мои внутренние разочарования и детские страхи – вот что толкало меня к бешеной деятельности. Я не хотел быть неудачником. Я не хотел оставаться невидимкой.
Я собирался трудиться не покладая рук и вытерпеть столько боли, сколько придется. Отчасти именно это придает мне сил во время неудачной встречи или просто неудачи – даже сегодня. Сегодня в еще большей степени мною движет ви́дение – вдохновлять других, чтобы они стремились к собственному величию, и именно это позволяет мне не терять энергичности даже в самые темные, самые трудные дни.
Проклятие Давида: работать усерднее и умнее
Лучшие энергичные труженики – сплошь андердоги. Причем они сами считают себя андердогами, даже если это не так. Они лезут в бутылку или гонятся за чем-то бо́льшим, чем они сами, потому что труднее развивать бешеную деятельность – отдавать ей всего себя, – когда круче тебя никого нет. Тебе не с кем себя сравнивать и не за чем гнаться, кроме финишной черты. Человек всегда продуктивнее, когда он андердог, когда он Давид, а не Голиаф.
Спросите хоть Тома Брэди! Брэди считается лучшим квотербеком в НФЛ. Он, безусловно, входит в Зал славы; он обладатель четырех перстней Суперкубка, трижды был назван «самым ценным игроком» Суперкубка, у него двое детей и прекрасная жена-супермодель. Однако в каждом матче он играет с пламенной страстью и хваткой цепного пса, андердога Давидова типа, потому что пресловутая «бутылка» у него воистину голиафск