Каждый писатель задает собственные вопросы и по-своему выделяет ключевые моменты. Когда вы прочтете несколько книг — и для извлечения максимальной пользы обязательно нужно будет сделать это дважды, — то вы обнаружите, что научились совмещать приятное с полезным и перечитывание теперь требуется лишь для особо удавшихся или, напротив, неудачных мест.
Глава 10. О подражании
Теперь поговорим о подражании как учебном приеме. Научившись находить в чужих работах ценный материал для собственного творчества, вы сможете заняться подражанием в том единственном смысле, в каком оно бывает полезно. Не следует прямо подражать идеям, мировоззрению или драматическим принципам других авторов. Если они вам близки, постарайтесь найти источники, из которых эти идеи были почерпнуты. Изучите первоисточник и заимствуйте из него только то, что действительно находит отклик в вашей душе, — а не то, что успешно позаимствовал другой писатель. Чтобы с полным правом пользоваться идеями, нужно до конца усвоить и воспринять их суть.
Однако художественной технике можно подражать, и с большой пользой. Наткнувшись на длинный или короткий пассаж, который представляется намного лучше всего, что выходит у вас, садитесь и учитесь.
Изучите его еще внимательнее, чем всю книгу. Разберите его буквально по кирпичикам, то есть по словам. Если сможете, найдите среди своих текстов материал для сопоставления. Допустим, вам, как и многим начинающим авторам, тяжело даются переходы от сцены к сцене. Вы либо затягиваете историю, заставляя героя совершить множество лишних действий и телодвижений, либо просто бросаете его в одном абзаце и подхватываете в другом. А в рассказе, который вы только что прочли, — по объему примерно таком же, как и задуманный вами текст, — автор блестяще справился с переходами: написал ровно столько, сколько нужно, чтобы передать течение времени, но ни словом больше. Итак, давайте думать: как это сделано? Сколько слов он использует для каждого перехода? Поначалу такой подсчет слов кажется нелепым, но скоро вы поймете: настоящему автору свойственно чувство пропорции и масштаба. Художник понимает, сколько места нужно, чтобы извлечь персонажа из одной ситуации и перенести в другую.
Скажем, из пяти тысяч слов в рассказе писатель потратил сто пятьдесят, чтобы обозначить прошедшие ночь и день, не очень важные в жизни главного героя. А что у вас? Наверное, три слова; может быть, одно полное предложение. «На следующий день Конрад…» — и так далее[6]. Явно маловато. А может быть, наоборот: в эту ночь и утро с Конрадом не произошло ничего важного с точки зрения сюжета, а вы и так уже немало слов извели на описание этого героя, но теперь все никак не можете от него отвлечься и по инерции тратите еще шестьсот, а то и тысячу слов на рассказ о совершенно лишних действиях и событиях.
На что и как другой автор расходует слова, которые вы насчитали? Возможно, переключается на рассуждение, хотя до сих пор показывал действие во всех подробностях? Может быть, он выбирает активные, энергичные глаголы, показывая, что герой живет полноценной жизнью, хоть и на время сошел со сцены? Какие намеки и зацепки он вставляет в заключительное предложение, чтобы можно было вновь перейти в режим полноценного действия? Когда уясните для себя все, что сможете, напишите подобный пассаж, воспроизводя образец предложение за предложением.
Не исключено, что собственные тексты кажутся вам монотонными. За существительным следует глагол, за глаголом идет наречие, и так страница за страницей — убийственное однообразие, в то время как чужие тексты поражают вас сменой ритма и структуры предложений. Итак, учимся повторять за другими плодотворно: в первом предложении двенадцать слов, значит, и вам надо написать предложение из двенадцати слов. Начинается оно двумя односложными словами, третье — двусложное существительное, за ним идет прилагательное из четырех слогов, потом — наречие из трех и так далее. Придумайте ровно такое же предложение: с теми же частями речи, в том же порядке, с тем же количеством слогов; постарайтесь, чтобы и ударения падали на те же слоги, что и в примере. Выбрав автора, чей стиль заметно отличается от вашего собственного, можно многое узнать о строении фразы и ритме текста. Не нужно делать это упражнение слишком часто, но время от времени оно бывает весьма полезно. Вы начнете подмечать вариации тона у других авторов, и чтение вскоре принесет богатые плоды. Однажды разобрав предложение на составные части и самостоятельно написав подобное, вы обнаружите, что стали улавливать тонкости и нюансы, которые раньше ускользали от вашего внимания.
Будьте внимательны и ищите подходящие слова буквально везде, что бы вы ни читали; при этом не забывайте, что они должны быть органичными для вашего вокабуляра. Штудировать словари в поисках того, что один из моих преподавателей называл «живым глаголом», не так полезно, как найти яркое слово в гуще повествования; хотя и толковый словарь — ценный инструмент при надлежащем использовании.
Наконец, вернитесь к написанному вами и взгляните на свой текст свежим взглядом. Читайте его так, будто завтра ваша книга пойдет в печать. Какие изменения вы внесли бы, чтобы получить эффектный, разнообразный, выразительный текст?
Глава 11. Учимся видеть заново
Гениальный художник на всю жизнь сохраняет ту остроту и яркость восприятия, с которой любознательный ребенок открывает для себя мир. Многим из нас удается пронести это чувство новизны через юные годы; увы, редкие счастливцы и счастливицы могут похвастать тем, что сохранили его в зрелом возрасте. Даже и в юности мы замечаем мир лишь время от времени, а случаи, когда взрослый человек остро, буквально всеми органами чувств, ощущает окружающую действительность, с годами становятся реже и реже. Мы с головой уходим в личные заботы и слепо бредем по жизни, поглощенные малозначительными материями. Неврастеники подчас одержимы проблемами, которые залегают так глубоко в подсознании, что они и сами едва ли могут объяснить, отчего им так тревожно; верный признак болезни — неспособность к плодотворному взаимодействию с реальностью. Но и самые здоровые из нас позволяют себе отгородиться от мира стеной привычки; чтобы прорваться сквозь пелену обыденности, нужно поистине ошеломительное событие — катастрофа, происходящая у нас на глазах; триумфальное шествие, вдруг преграждающее нам путь. Словом, для пробуждения требуется нечто из ряда вон выходящее.
Любой из нас, подумав, назовет писателя, который раз за разом рассказывает, кажется, одну и ту же историю. У персонажей могут быть разные имена, они могут представать перед нами в разных (на первый взгляд) обстоятельствах, конец повествования может быть счастливым или трагическим. Тем не менее, открыв новую книгу этого автора, мы неизменно чувствуем, что где-то уже это видели. Как бы ни звалась героиня, можно не сомневаться: у нее на ресницах обязательно растают снежинки, а во время прогулки по лесу ее волосы непременно зацепятся за сучок. Герои Дэвида Герберта Лоуренса в минуту сильного волнения то и дело переходят на ланкаширский диалект. Героини Сторм Джеймсон все, как на подбор, рождаются в семье судовладельцев и делают блестящую карьеру в журналистике. У Кэтлин Норрис едва ли не в каждой книге возникает синяя миска в залитой солнцем кухне — и так далее до бесконечности. Искушение снова и снова переработать материал, с которым у нас связаны сильные эмоции, так велико, что устоять почти невозможно — да, в общем, и не нужно, если переработка хорошо выполнена. Но зачастую складывается впечатление, что одна и та же деталь используется бездумно, механически, и что при небольшом усилии автор мог бы придумать и другие штрихи — столь же яркие и эмоциональные, но куда более свежие. Истина в том, что все мы склонны помнить увиденное в ясном и теплом свете детства и возвращаться к нему всякий раз, когда нужно придать сцене жизнеподобие. Но если вечно использовать одни и те же эпизоды и детали, эффект выйдет противоположным.
При желании вполне можно заставить себя выплыть из тумана повседневности и отказаться бродить по жизни в полузабытьи; но вернуться к созерцанию мира после многих лет созерцания себя не так легко, как кажется. Мало просто решить, что отныне вы будете внимательны и любопытны, хотя каждому писателю следовало бы заучить совет Генри Джеймса и твердить его как мантру: «Постарайтесь быть одним из тех людей, от которых ничто не ускользает»[7]. Чтобы прийти в такое состояние ума и души, ежедневно выделяйте немного времени на неторопливое созерцательное размышление, которое поможет вам вернуть детскую свежесть взгляда. На полчаса в день постарайтесь войти в то состояние, которое было для вас привычным в пять лет — когда вы широко открытыми глазами смотрели на мир. Поначалу вам, наверное, будет стыдно и неловко делать то, что прежде казалось таким же естественным, как дыхание, но вскоре вы обнаружите, что накопили изрядный запас нового материала. Не используйте его сразу: пусть над ним поколдует бессознательное, иначе вы рискуете получить сухой аналитический репортаж. Но постарайтесь увидеть знакомые и привычные вам места глазами чужестранца.
Помните, как остро и ярко воспринимается чужой город или страна при первом знакомстве? Огромные красные автобусы, которые почему-то катятся по «неправильной» стороне дороги, удивляют любого американца, попавшего в Лондон, — но вскоре становятся столь же привычны, как зеленые автобусы Нью-Йорка, и столь же обыденны, как витрина аптеки, мимо которой вы проходите каждый день. Однако и аптечная витрина, и автобус, который везет вас на работу, могут быть загадочными, как пещера Аладдина, если отказаться принимать их как должное. Заходя в автобус или сворачивая на улицу, дайте себе слово, что в следующие п