Драматических ситуаций, в которых может оказаться персонаж, не так уж много — тридцать шесть, если верить Жоржу Польти[10], — и, чтобы сделать вашу историю неотразимо притягательной, вовсе не нужно помещать героя в центр такого конфликта, о котором до вас никто не мог даже помыслить. Если вы и сумеете придумать совершенно беспрецедентную ситуацию, изобразить ее будет невероятно сложно: ведь читатель должен в любой истории найти нечто близкое и узнаваемое, иначе как же он разберется в происходящем? Как ваш герой подходит к своей дилемме; что вы думаете о возможном решении — вот что делает вашу историю особенной, уникальной. Именно ваш неповторимый характер, который сквозит в любой написанной вами фразе, приносит успех или неудачу. Я даже готова сказать, что банальных и заурядных сюжетов не бывает; бывают лишь скучные, лишенные воображения или плохо владеющие словом авторы. Ни одно испытание, которому подвергается человек, не оставит безучастным его собратьев, если изображено во всей художественной полноте. К примеру, между романами «Путь всякой плоти» Сэмюэла Батлера, «Клеэхенгер» Арнольда Беннетта и «Бремя страстей человеческих» Сомерсета Моэма есть несомненное сходство на уровне тем и мотивов; но какое же из этих произведений можно назвать банальным?
В книге «Литературный процесс» Агнес Мур Мак-Кензи[11] говорит: «Ваша любовь и моя любовь, ваш гнев и мой гнев достаточно похожи, чтобы называться одними и теми же именами; однако опыт переживания этих чувств у вас, у меня и у любого другого человека уникален». В противном случае искусство не имело бы фундамента, да и в целом было бы невозможно. Некоторое время назад в журнале «Атлантик мансли» была опубликована статья Эдит Уортон под названием «Исповедь прозаика», где писательница заявляет: «В сущности, есть лишь два принципиально важных правила. Во-первых, писать нужно только о том, что тебе доступно — в прямом и переносном смысле, которые обычно совпадают. Во-вторых, ценность любой темы зависит исключительно от того, что автор в ней находит и насколько полно способен ее раскрыть».
Возвращайтесь время от времени к этим двум цитатам. Возможно, они наконец убедят вас, что именно ваше уникальное мироощущение и придает ценность написанному и что усердие, искренность и ясность ума — лучшая защита от банальности.
На одном из первых занятий я неизменно стараюсь донести до учеников эту мысль путем наглядной демонстрации. Я прошу их задумать какой-нибудь сюжет и пересказать его буквально в одном предложении. Из всех собранных вариантов я выбираю самый «заезженный». В одной из групп мне предложили такой: «Избалованная девушка выходит замуж и едва не губит супруга своим отношением к деньгам». Сознаю́сь: когда я зачитывала это ученикам, меня кольнуло недоброе предчувствие. Лично мне представлялся всего один возможный подход к такой теме — и только один дополнительный вариант, для которого требовалось проделать сложный умственный трюк под названием «диссоциация», то есть подметить свою первую реакцию на идею и сознательно пойти в противоположном направлении. Я велела ученикам поработать десять минут и развернуть предложение в два-три абзаца, как будто они собираются написать рассказ на эту тему. В результате двенадцать человек сдали настолько разные версии, что любой издатель мог бы прочесть их друг за другом, не догадавшись, что отправная точка у всех была одна.
Я получила историю об одаренной спортсменке-любительнице, что едва не разорила мужа, катаясь по разным чемпионатам. Я получила историю о дочери политика, привыкшей устраивать приемы для возможных сторонников отца и в результате организовавшей слишком пышный прием для начальника мужа, отчего тот решил, что его молодой помощник чересчур уверен в продвижении по службе. Еще один синопсис был о девушке, которой кто-то сказал, что молодые жены часто слишком расточительны, и она так рьяно взялась экономить буквально на всем, что довела мужа до белого каления. Я еще и половины версий не озвучила, а вся группа уже каталась со смеху. Каждый ученик понял, что подошел к заданию с сугубо личных позиций, а то, что ему представлялось совершенно очевидным, для других оказалось свежим и неожиданным. Хотелось бы сказать, что после этого случая я больше не слышала от них ни единой жалобы на банальности, которые лезут в голову, — но, увы, тогда я солгала бы.
Тем не менее можно с уверенностью утверждать, что даже близнецы будут рассматривать одну и ту же тему под разными углами. Каждый по-своему расставит акценты, сформулирует дилемму, предложит способ ее разрешения. Поверьте в это — и вы сможете незамедлительно воспользоваться любой идеей, которая вызывает у вас эмоциональный отклик. Если поиски материала зашли в тупик, могу дать очень простой, но действенный совет: пишите на любую тему, которая задевает вас достаточно глубоко, чтобы обсуждать ее в разговорах. Если некий предмет привлекает ваше внимание до такой степени, он имеет для вас значение. Сформулируйте это значение — и у вас появится основа для истории.
Любой текст, который предназначен не просто для передачи конкретной информации (как, например, формула или рецепт), — это, в сущности, попытка убеждения. Завладев вниманием читателя, вы приглашаете его взглянуть на мир вашими глазами, согласиться с тем, что некая тема интересна, что одна ситуация трагична, а другая, напротив, невероятно смешна. В этом смысле убеждение — главная задача всей литературы. За художественным вымыслом любого толка и уровня всегда кроются воззрения автора.
Вот почему вам обязательно нужно знать собственное отношение к фундаментальным вопросам мироустройства и к тем частным проблемам, о которых вы будете писать.
Рекомендую задать себе несколько вопросов, которые, вероятно, наведут вас на дальнейшие размышления. Их список далеко не полон, но, задумавшись об этих — и связанных с ними — материях, вы должны неплохо разобраться в своей жизненной философии.
• Верите ли вы в Бога? Если да, то в каком обличии? (Это «глава бессмертных» Томаса Харди[12] или «вездесущий Бог» Герберта Уэллса?)
• Верите ли вы в свободу воли или же стоите на позициях детерминизма? (Хотя художник-детерминист — это такой ходячий парадокс, что вообразить его сложно.)
• Чувствуете ли вы любовь к людям? Кто вызывает у вас наибольшую симпатию — мужчины? женщины? дети?
• Считаете ли вы романтическую любовь заблуждением и притворством?
• Как вы расцениваете высказывание: «Через сто лет на Земле все будет по-прежнему»? С вашей точки зрения, это глубокое суждение? Поверхностное? Верное? Ошибочное?
• Как вы представляете себе величайшее счастье? А величайшее несчастье?
И так далее. Если вы обнаружите, что затрудняетесь дать осознанный ответ на «вечные вопросы», — значит, вы пока не готовы работать с большими и серьезными темами. Для начала нужно искать такие, о которых вы можете высказать определенное мнение. Лучшие книги рождаются из твердых убеждений — доказательства тому стоят на любой книжной полке.
Глава 13. Писатель на отдыхе
Литераторы чаще представителей других профессий склонны продолжать работать, будучи на отдыхе. В свободные часы писатель обыкновенно сидит, уткнувшись носом в книгу, или же разговаривает о книгах с собратьями по перу. В малых дозах общение с коллегами полезно, но чересчур интенсивная коммуникация распыляет энергию и вдохновение. А слишком много читать — определенно вредно.
Все мы — даже те, кто не имеет отношения к литературному творчеству, — до того привыкли к словам, что не можем без них обойтись. Если оставить нас в одиночестве и запретить читать, мы вскоре начнем разговаривать сами с собой — психологи называют такую речь субвокальной[13]. Доказать это весьма просто: устройте себе «словесную голодовку». Запритесь дома и не поддавайтесь соблазну открыть книгу или журнал и вообще взять в руки клочок бумаги. Держитесь подальше от телефона: как только молчаливое одиночество начнет действовать вам на нервы, бессознательное непременно захочет занять вас чтением или разговором. Некоторое время спустя вы обнаружите, что буквально захлебываетесь словами: сочиняете отповедь надоедливому знакомому, вопрошаете собственную совесть и даете себе советы, пытаетесь вспомнить припев старой песенки, складываете в уме очередной сюжет. Безмолвная пустота без промедления заполняется словами.
Заключенные, которые ни слова не написали за всю жизнь на свободе, готовы царапать что угодно на любом подвернувшемся клочке бумаги. Множество книг было задумано и начато на больничной койке (последняя, о которой я слышала, — «Годы милосердия» Маргарет Эйер Барнс). Когда-то давно я читала, что идея романа «Жизнь одного богача» возникла у Уильяма Аллена Уайта во время вынужденного отпуска, когда он «молча кидал камешки в море». Двухлетний ребенок рассказывает себе истории; фермер разговаривает с коровой. Едва научившись пользоваться словами, мы начинаем испытывать в них потребность.
Вывод кажется вполне очевидным. Если хотите, чтобы слова полились потоком, предавайтесь бессловесным занятиям. Вместо того чтобы смотреть спектакль, послушайте симфонический оркестр или в одиночестве посетите музей. Подолгу гуляйте или катайтесь на автобусе — и никого не берите с собой за компанию. Сознательно отказавшись от чтения и разговоров, вы начнете компенсировать нехватку слов самым плодотворным образом.
Один весьма известный автор — мой добрый приятель — каждый день по два часа сидит на скамейке в парке. Он рассказывает, что раньше любил полежать на траве у себя в саду, но кто-нибудь из членов семейства, увидев его в одиночестве и ничем не занятого, непременно пользовался случаем подойти и завести приятную беседу. Рано или поздно разговор заходил о замысле, который писатель вынашивал в тот момент. К своему удивлению, он всякий раз обнаруживал, что желание написать историю бесследно пропадает, если проговорить ее вслух. И вот теперь он