Лучший способ отделаться от тяги к подражанию — как можно скорее открыть собственные вкусы и предпочтения. Те странички, что вы исчеркали, пока вырабатывали у себя привычку писать, теперь станут драгоценным исследовательским материалом. Задумайтесь: что именно вы пишете, когда вольно набрасываете пришедшие в голову идеи? Постарайтесь читать так, будто у вас в руках чужой текст. Каковы вкусы этого незнакомого автора, что дается ему лучше всего? Не отвлекайтесь на собственные комплексы. На время забудьте о своих чаяниях, страхах и надеждах и подумайте: какой совет вы дали бы этому незнакомцу, если бы он спросил, о чем ему стоит писать? Повторы, часто возникающие идеи, любимые повествовательные формы подскажут вам ответ. Они намекнут, где кроется ваш природный дар, а дальше вы уже сами решите, нужно ли сосредоточиться на этой сфере. Нет никаких оснований полагать, что вы можете писать лишь в одном жанре и не добьетесь успеха в других литературных формах. Однако это исследование направит вас туда, где залегает самая доступная и самая богатая жила.
По моему опыту, ученик, который излагает ночные сны или вчерашние события, который использует утреннюю «разминку», чтобы записать отдельный случай из жизни или яркий диалог, проявляет склонность к малым повествовательным формам — очерку, рассказу. О том же говорят краткие зарисовки характеров, где намечены самые общие (и даже очевидные) черты и свойства. Тщательный разбор действий и мотивов, глубокий самоанализ (без романтического приукрашивания собственных поступков), сопоставление различных откликов на сходные ситуации, как правило, свойственны будущим романистам. Эссеист тяготеет к наброскам и рассуждениям; если же характеры и действия служат тому, чтобы донести некую идею или проблему, перед нами будущий автор психологической прозы.
Дойдя до этой стадии процесса, мои ученики обыкновенно развивают бурную творческую деятельность. Увидев определенный потенциал в набросках, которые дались без особого труда, они начинают экспериментировать и писать для удовольствия, а над серьезными проблемами и недочетами корпят в «рабочее» время. Эти спонтанные наброски бывают весьма неплохи, и при некоторой шлифовке их зачастую удается превратить в полноценные, законченные тексты. Они могут быть рыхловатыми и хаотичными, но в них уже слышится свежий, естественный голос, что само по себе прекрасно.
На этом этапе вы, вероятно, заметите, что ваши тексты уже не так обрывочны и сумбурны, как прежде. Теперь вы понемногу начинаете сами задавать себе темп и ритм и открываете темы, которые по-настоящему вам интересны.
Здесь мне хотелось бы добавить небольшое примечание для других преподавателей литературного мастерства. Я нахожу, что подробный разбор ученических работ на занятиях — губительная затея, и то, что авторство в этих случаях остается в тайне, нисколько не умаляет ее вреда. Процедура эта слишком болезненна, чтобы вытерпеть ее с философским спокойствием, и может надолго выбить из колеи человека с тонкой душевной организацией, даже если критики будут в целом благосклонны. Однако писатели-новички крайне редко бывают благосклонны к своим собратьям. Куда чаще у них возникает потребность доказать, что хоть сами они пока не достигли высот мастерства, но уже разбираются в недостатках прочитанного текста. Поэтому они и набрасываются на каждую работу, готовые растерзать ее в пух и прах. Пока ученик не поверит в собственные силы и не попросит вынести его труды на суд товарищей, видеть его тексты должен только преподаватель. У каждого свой темп роста. Развитие пойдет естественным путем лишь в том случае, если ему не грозят срывы и задержки, вызванные смущением и неуверенностью в себе. Я всегда советую ученикам держать в тайне все, над чем они работают в данный момент. Бывает, что я неделями не вижу ни единого текста от подлинных звезд класса — и вдруг, после затяжного периода молчания, разом получаю три-четыре готовые рукописи. Поэтому я настаиваю лишь на том, чтобы ученики планомерно и добросовестно выполняли упражнения, но других заданий не даю — даже если мне не показывают промежуточные результаты.
Глава 8. Внутренний критик за работой
Вероятно, теперь у вас уже есть общее представление о себе как о писателе. Пока оно остается приблизительным и частично искажено робостью в одних сферах и чрезмерной самоуверенностью в других. Но, по крайней мере, это представление уже достаточно близко к вашему истинному профессиональному «я», чтобы работать с ним дальше. Даже и в таком промежуточном состоянии вы обнаружите, что способны принять вполне конкретные и действенные меры, чтобы улучшить качество текстов, найти ценное творческое сырье или обеспечить легкую, бесперебойную работу собственного воображения. Настало время пробудить рациональную и прозаическую часть вашей натуры и воспользоваться ее услугами. (В действительности она уже подключалась к оценке накопившегося у вас материала и поиску природных талантов, но это была лишь небольшая разминка.) Она окажет вам неоценимую помощь, когда будет над чем поработать. Но если вы призовете ее слишком рано, вреда может оказаться больше, чем пользы.
Итак, у вас накопились очерки, зарисовки, заметки и наброски. Пора дать их на оценку практичному и трезвому внутреннему критику. После беглого просмотра, рекомендованного в прошлой главе, вы уже знакомы с основными тенденциями собственного творчества. Пришла пора конкретизировать наблюдения и перейти к детальному разбору. Пока вы учили свое бессознательное включаться при первой необходимости, внутренний критик скромно стоял в сторонке. Теперь же вы обнаружите, что все это время он внимательно наблюдал за творческим процессом, подмечая успехи и неудачи, готовя замечания и предложения.
Ниже приведена наивная и прямолинейная версия писательской беседы с самим собой. В действительности, конечно, подобный диалог устроен намного сложнее; тем не менее две половины вашего творческого «я» должны взаимодействовать и обмениваться мнениями.
— Знаешь, мне кажется, что ты очень неплохо пишешь диалог; очевидно, у тебя тонкий слух. Но описания у тебя неудачные, скомканные.
Обвиняемый, скорее всего, пробубнит, что любит писать диалог, но глупо себя чувствует, когда приходится рассказывать о чем-то без помощи реплик.
— Конечно, ты любишь писать диалог! — должен ответить сознательный критик. — Именно потому, что у тебя это хорошо получается. Но пойми, без описаний, связок и переходов история рассыплется. Останутся только фрагменты и клочки. Ты уж определись, что хочешь писать — книги или сценарии? В любом случае тебе еще работать и работать.
— А ты что скажешь? Это ведь и по твоей части тоже.
— Ну, пожалуй, все-таки книги. Ты пока не проявляешь интереса к драматическим эффектам и визуальным приемам. Характеры и образы ты раскрываешь медленно, при помощи диалога. Если бы в твоем распоряжении было все время и вся бумага в мире, ты, конечно, запросто сочинил бы роман в диалогах. Но ведь нужно думать про сроки и объем! Придется осваивать повествовательную форму, без нее никак не обойтись. Нет-нет, нам надо поработать над недостатками. Почитай-ка на досуге Эдварда Форстера. У него прекрасные переходы между сценами. А пока вот тебе материал для размышлений. Это из «Искусства прозы» Эдит Уортон[5]:
Использование диалога в художественной прозе — пожалуй, один из немногих приемов, относительно которых можно вывести вполне определенные правила. Диалог следует оставлять для кульминационных моментов и воспринимать как тот фонтан пены, с которым разбивается, дойдя до пика, мощная волна повествования. Подъем и обрушение волны, искрящиеся брызги, даже сам вид текста, разбитого на короткие, неравномерные строки, — все это обостряет контраст между подобными пиками и размеренным повествовательным ритмом в промежутках. За счет такого контраста усиливается чувство хода времени, которое возможно создать лишь с помощью повествовательных пассажей. Итак, экономное использование диалога позволяет не только выделить пики драматического напряжения, но и создать эффект непрерывного, поступательного развития сюжета.
Порой наставления внутреннего критика касаются отдельных стилистических моментов, которым нужно будет уделить больше внимания. Например:
— Между прочим, ты заметил, что злоупотребляешь словом «красочный»? Каждый раз, когда ты слишком торопишься или ленишься подбирать синоним, ты пишешь это слово. Оно у тебя везде. Что за небрежность! Во-первых, это слово слишком общее и расплывчатое, оно не передает тонких смысловых оттенков. А во-вторых, его вовсю используют рекламщики. Забудь про него хоть ненадолго!
Возможно, ваши разговоры с самим собой и не будут столь прямолинейными, но вам все же нужно непосредственно обращаться к каждой проблеме, формулировать конкретные претензии и по возможности предлагать конкретные меры. Тогда вы легче запомните слабые места и так ясно выразите недовольство тем или иным недочетом своей писательской манеры, что останется либо исправить упущение, либо признать, что вы не слишком серьезно относитесь к выбранной профессии. Везде, где только сможете, укажите себе пальцем на огрехи; если подозреваете, что по какой-то причине не видите всех недостатков, покажите свою работу человеку, чьему вкусу и суждению доверяете. Нередко обнаруживается, что читатель, нисколько не претендующий на литературную эрудицию, подмечает стилистические грешки ничуть не хуже писателя, редактора или преподавателя. И все же за сторонним мнением следует обращаться лишь после того, как вы сами сделаете для себя все возможное. В конце концов, именно ваш вкус и ваше суждение должны вытаскивать вас из ям и ловушек. Чем скорее вы научитесь быть собственным судьей, тем больше у вас шансов на успех.