Чесночный запах тянулся из-за двери Каро. Я повернул ключ в замке. Дверь не открывалась — была заперта изнутри. Я забарабанил в дверь кулаком.
— Каро! — орал я. — Этот библейский подонок с тобой?!
Через несколько минут она ответила:
— Марк, уходи. Я прошу.
— Ты моя жена! — не унимался я. — Что ты делаешь?
— Пытаюсь сохранить нам жизнь.
— Ты с ним трахаешься? Трахаешься, да? Отвечай! — Я со всей силы пнул дверь, но она не поддалась. — Ты же моя жена, сучка сраная!
— Марк… — умоляла Каро с той стороны двери. — Марк, прошу тебя… Не делай хуже…
Я хотел было спросить, что может быть хуже, когда вспомнил про пистолет и стремглав вылетел на улицу.
Вдоль дома вела небольшая тропка — к воротам, за которыми скрывался сад. Я прошел через ворота и очутился среди неухоженных зарослей. В окне спальни горел свет. Меня затошнило от ревности. Я вытащил пистолет и прицелился в окно. Первого выстрела я не услышал, потому что в это время над домом пролетал самолет — посадочные огни с плошки величиной. Вторая пуля пробила раму и оставила в стекле зияющую дыру.
Меня захлестнул ужас: вдруг я попал в Каро? Я опустил оружие.
Минут через пять ворота заскрипели. В сад кто-то вошел.
— Киллер? — спросил меня мужской голос.
— Что?
— Ты как? — Голос звучал участливо, почти ласково. Ласковый Иисус.
Он подошел ближе, выставив перед собой руки.
— Слушай, если хочешь меня убить — стреляй. Но лучше выслушай. Ладно?
Я молчал. Было темно, так что вряд ли он видел выражение моего лица или куда я целился. И все же он бесстрашно подошел и положил руку мне на плечо.
— Послушай, я должен извиниться. До сих пор я понятия не имел, что Каро вышла за тебя замуж. Она же кольца не носит… Я думал, ты очередной придурок — у Каро сотни придурков, которые лезут ей под юбку. Когда я посылал своих ребят к тебе, я не недооценил ваши отношения.
— Значит, признаешь, что ты хотел меня покалечить?
— Да откуда мне было знать, что ты ей так дорог? К тому же все вышло совсем не так, как я рассчитывал. Ты сам избил моих ребят. Так что ты дергаешься?
— Ты трахнул мою жену.
— Извини.
— Да уж, — хмыкнул я. — Спорим, у тебя сердце кровью обливается?
— Нет. — Плохой Иисус убрал руку. — У меня сердце кровью давно не обливается. Но к браку я отношусь с уважением. Я как-то был женат. Жена изменила мне прямо при сынишке, сидевшем дома, так что я знаю, каково тебе. Я знаю, как это больно. Давай. Пойдем прокатимся. — Что?
— Ты когда-нибудь ездил на «порше»? Поехали! И поговорим заодно. Пушка тебе не понадобится. Опасная штука!
Иисус взял у меня из рук пистолет. В фундаменте сарая виднелась дыра. Наверное, ее проделали крысы. Иисус наклонился и затолкал туда пистолет.
— Пошли.
— Надо Каро предупредить.
— Я уже предупредил.
— И что она сказала?
— Не поверила. Думает, я тебе яйца струной откромсаю, — рассмеялся он.
Дорогущий «порше» оказался тесным и неудобным. Внутри помещалось всего два кресла. Толстяк бы в эту машину не влез.
— Значит, теперь, по логике вещей, ты должен отвезти меня на заброшенный склад и насадить на крюк для туши? — предположил я.
— Нет, — ответил Иисус. — Ты застал главаря преступников врасплох и столкнулся с его человеческой стороной, и теперь главарь демонстрирует положительные черты характера — а ты о них и не подозревал.
— Скажи-ка, — начал я, — тогда, в ботаническом саду, ты меня узнал?
— Конечно. Я ведь сжег твою книгу.
— Так это было просто совпадение?
— Нет. Я попросил эту сучку составить список всех ее хахалей. Длиннющая писулька вышла. Я вас всех навестил и унизил.
— К чему такие хлопоты?
— До сегодняшнего дня я думал, что она принадлежит мне, — вздохнул Иисус. — Нет, правда, черт возьми.
Он завел машину, снял с ручника и вынырнул на дорогу прямо перед черной машиной. Автомобильчик замер как вкопанный. Иисус вдавил педаль газа в пол, и мы понеслись вдоль палисадников. Я вдыхал аромат его одеколона — хвойный, пряный, пахнущий первой любовью, красотой и богатством. Машина сияла безупречной чистотой. Я внезапно понял, что мне нравится ехать в дорогушей тачке с опасным Иисусом-преступником в качестве шофера.
— Хреново тебе? — спросил Иисус. Он не издевался, ему правда было интересно.
— А ты как думаешь?
— Конечно, хреново. — Он порылся в «бардачке» и передал мне серебряную фляжку. — А все женщины… Если принимать женщину всерьез, не успеешь оглянуться, как она тебе полчлена отхватит. Решит, что тебя можно использовать.
Я открыл фляжку и понюхал содержимое. Коньяк. Я сделал большой глоток и почувствовал, как алкоголь обжигает внутренности.
— Я стрелял… Почему ты не выстрелил в ответ? Иисус пожал плечами.
— Насилие привлекает меня не настолько, как ты думаешь. Понимаешь, Киллер, во мне много от актера. Я играю на публику. Мне надо, чтобы мои парни меня боялись, вот я их и запугиваю. Без страха в нашем деле далеко не уедешь. Странная работа — преступник.
— Так почему ты этим занимаешься?
— Скучно. Нет, правда. Все заурядное меня с ума сводит.
— Например?
— Луна.
Мы ехали к центру вдоль Темзы. За нами неуклонно следовала большая полная луна: то она играла бликами на воде, то просвечивала сквозь ветви деревьев.
— Красиво, как думаешь?
— Давным-давно я бы ответил «да», — сказал Иисус. — Но я слишком много раз это видел. Всегда одно и то же. Луна угнетающе предсказуема. — Он вытянул из пачки сигарету. — Я был способным ребенком. Ты слышал про школу Мэри Суоллоу для одаренных детей?
— Нет.
— Нет? Нуты и невежда. Известная школа, я выиграл стипендию на образование. Только меня оттуда вышибли. Сказали, я неуправляемый.
— С чего ты мне это рассказываешь?
— Пытаюсь объяснить. Я был гиперактивным мальчишкой — еще до того, как придумали это слово. Я непоседа. Поэтому и крушу все вокруг. Даже когда мне совсем не хочется.
— Ты не читал рассказ «Бес противоречия» Эдгара Аллана По? — спросил я.
— Я что, похож на человека, который станет читать рассказ «Бес противоречия» Эдгара Аллана По?
— Нет. Но на человека, который посещал школу для одаренных детей, ты тоже не похож.
Впереди дорогу переходил парень лет двадцати. Он шел нарочито неторопливо, всем своим видом показывая, что на приближающуюся машину ему решительно плевать. Иисус оглянулся на дорогу. Никого.
Надо было затормозить, чтобы избежать столкновения. Вместо этого Иисус поддал газу и сбил пешехода. Капот врезался ему под ноги, и парень отлетел в сторону, подскакивая на асфальте, как резиновый мяч. Иисус рассмеялся, но так и не затормозил. Я обернулся. Пешеход, дергая конечностями, лежал на обочине.
— Ты его сбил, — промямлил я.
— Верно, — кивнул Иисус. — А ты видел, как он полз? Сам напросился. Червяк. Ничтожество. Не на того напал! Хорошо жить! — Он снова рассмеялся — громко и от души.
— Может, вернемся?
— Да. Точно, он ведь пока не окочурился. Вернемся и еще разок его переедем!.. — загорелся Иисус. — Ты в каком мире живешь, Киллер?
— В паршивом.
— Вот-вот. Людям друг на друга плевать. Я люблю сына, но дальше дело не идет — слишком редко я его вижу. На самом деле я люблю только двоих: младшего брата и себя. Прошу заметить, я не исключение.
— По-твоему, сбить человека и не остановиться — тоже не исключение?
— Не исключение. И не говори, что ты так никогда не делал.
— Ты сжег мой магазин?
— Что?
— Я просто спросил. Кто-то поджег мой магазин. Ты?
— Нет. Я же сказал, я послал парней тебе наподдать, и только.
Слева промелькнула набережная Виктории. Настоящий лондонский полисмен что-то объяснял туристам.
— Смотри-ка, прямо как на картинке, — хмыкнул Иисус. — Для полноты не хватает красного автобуса.
Как по мановению руки мимо проехал красный автобус.
Иисус довольно хохотнул:
— Ну, что я говорил? Теперь мимо должен пробежать Хью Грант, спешащий признаться Джулии Роберте, что жить без нее не может. Знаешь, какой фильм я посмотрел бы? Фильм, в котором Хью Грант догоняет Джулию, а она плещет ему в лицо кислотой.
— Не очень кассовая идея.
— Я бы за такое зрелище заплатил.
Я отхлебнул коньяка из фляжки. Перед глазами встала картина: Иисус трахает Каро. Я закрыл лицо руками и вздохнул, словно призрак Хэмптон Корта.
— Да ладно тебе по жене вздыхать, — попросил Иисус. — Я уже извинился.
— Ладно, — кивнул я, не отрывая рук от лица.
— Ас тобой я так резко обошелся, потому что не люблю, когда кто-то крутится вокруг моей бабы. Правило у меня такое. Если бы я знал, что вы женаты, пальцем бы ее не тронул. Я разумный человек.
— А деньги? Каро заняла у тебя двадцать тысяч, а ты с нее сто тридцать требуешь! Это тоже разумно?
Иисус вздохнул.
— Давай вполовину долг урежу. Идет? Шестьдесят пять тысяч.
— Тридцать.
— Восемьдесят пять, — сказал Иисус. Я удивленно глянул на него.
— Ставки взлетели. С какой стати?
— С такой, что ты, друг мой, попытался на меня давить. Ошибочка. Никогда не дави на маньяка, который решил сделать тебе одолжение.
— Просто вряд ли мы достанем шестьдесят пять тысяч.
— Еще как достанете. Заплатите в пятницу, усек?
— Я думал, мы друзья.
— Друзья? Просто потому, что я прокатил тебя на машине?
— Ты ведешь себя по-дружески.
— Ах, я себя веду… Да, это я умею. Только дружба тут ни при чем. И ты тут ни при чем. Ты мог бы быть самым клевым парнем на свете — не важно. Я не чувствую того, что чувствуют остальные. Поэтому я богат. Не льсти себе. Узнаешь меня с другой стороны — сразу все поймешь про мое дружелюбие.
Наверное, я очень расстроился, потому что Иисус поспешно добавил:
— Слушай, если тебе от этого станет легче, признаюсь: мы с ней сегодня не трахались, не хотел ее вопли слушать. Так что она просто подрочила мне, пока я ужинал.
На площади Виктории Иисус припарковался и велел мне выйти.