– Я мерзну, – сказал он. – Я так замерз… И кажется, я простыл.
– Могу порекомендовать вам хорошего доктора.
Мистер Грей скривился и поднялся на ноги.
– Не подведите меня, Блохх.
Великан развернулся и пошагал к выходу, возле ширмы он столкнулся с еще одним мистером Греем, решившим посетить «Злобб» накануне Нового года.
Мистер Блохх вздохнул: это была самая утомительная часть его работы – убеждать, уговаривать, увещевать своих нанимателей, чтобы они продолжали следовать его плану. Разумеется, он мог все им объяснить, раскрыть все карты, но дело в том, что он не доверял ни одному из них.
Вошедший в общий зал мистер Грей был полной противоположностью своего предшественника. Щуплый, с торчащими в стороны локтями и жуликовато бегающими глазками – настоящий хитрец и проныра.
Подойдя к мистеру Блохху, он уселся на стул и кивнул на газету в руках консьержа преступного мира.
– Что пишут?
– «Снежное происшествие на главпочтамте», – озвучил мистер Блохх. – Часовщика Блюмма ограбили, а еще кондитерскую «Промеллад». Свидетели утверждают, что видели целую армию вооруженных до зубов снеговиков.
Мистер Грей рассмеялся.
– Ну надо же! Впрочем, ничего удивительного: это ведь «Сплетня» – тамошние писаки все переврут.
Мистер Блохх оставил его замечание без внимания.
– Ходят слухи, что в городе появилась новая злодейка, – сказал он, перевернув страницу.
– Думаете она сможет ободрать крылышки Зубной Фее?
– На данный момент я уверен, что нет, – ответил Блохх. – Но, насколько я могу судить, изобретательности и злости ей не занимать.
Мистер Грей огляделся по сторонам и едва слышно спросил:
– Что с нашим делом, мистер Блохх?
– Оно продвигается. И спешу вас заверить, оно продвигается с той скоростью, с какой и запланировано.
Мистер Грей нахмурился. Консьерж преступного мира был готов к этому: эти Греи все одинаковые.
– Вероятно, сейчас вы начнете выражать накопившиеся у вас сомнения касательно моей работы, мистер Грей, – утомленным голосом проговорил он.
Собеседник покачал головой, чем удивил мистера Блохха:
– Напротив. Я всецело вам доверяю.
– Тогда в чем дело?
Мистер Грей нехотя признался:
– Это очень рискованное предприятие и…
– Только не говорите, что вы решили все отменить…
– Ни в коем случае, но…
– Вы боитесь.
– Разумеется, – прошипел мистер Грей. – Это безжалостные люди, и если они прознают о моем участии…
Мистер Блохх прервал его:
– Следуйте плану, и, когда все свершится, ваше участие будет последним, о чем они станут думать.
Собеседник будто не услышал:
– Представить страшно. То, что мы задумали…
Мистер Блохх приспустил шарф на шею и сделал глоток из чашки. Его клиент поморщился, отметив почти полное отсутствие как подбородка, так и губ на выбеленном, без единой кровинки, лице.
– Хладнокровие, мистер Грей, – сказал консьерж преступного мира, поставив чашку на стол. – Все идет своим чередом: скоро все фигуры займут свои места на доске. Скоро все нужные мысли поселятся в определенной голове. Как мы и задумали…
– Мне кажется, разбросанных нами намеков недостаточно, – задумчиво проронил мистер Грей.
– Будет еще один, – уверил его мистер Блохх. – Самый главный. Те, что мы уже посеяли, уже прорастают – благодатная почва приняла их. Осталось лишь немного подождать, и тогда росток идеи прорастет. Ждите, мистер Грей. Ждите и продолжайте следовать плану. И постарайтесь не выдать себя.
Мистер Грей закивал.
– Все идет своим чередом… – продолжил Блохх, и его голова затряслась, белая кожа будто бы начала усыхать, уголки рта расширились и поползли черными трещинами к гладким впалым щекам. – Все… идет… следовать… плану… и ни один кукольный театр больше не сгорит… Шапиро нам не помешает…
– Что? – Мистер Грей ничего не понимал – его собеседника вдруг будто охватило какое-то помешательство.
– Нужно следовать плану… следовать… маятники…
– Какой еще кукольный театр? – опасливо отстранившись, спросил Грей. – Что за Шапиро?
Мистер Блохх вздрогнул: «Откуда он узнал?»
Приступ улегся. Так же внезапно, как и начался.
– Вы о чем? – спросил он, вернув шарф на место.
– Вы сказали, что ни один кукольный театр больше не сгорит, – недоуменно пояснил Грей. – И упомянули какого-то Шапиро. Не припомню, чтобы это имя звучало прежде, когда мы разрабатывали план.
Мистер Блохх застыл. Он не помнил, чтобы говорил такое.
– Так, мысли вслух. Не обращайте внимания.
Мистер Грей поверил. Или сделал вид, что поверил. Он поднялся.
– Мне пора. Час до полуночи?
– Час до полуночи.
Мистер Грей направился к выходу. Блохх задумчиво глядел ему вслед.
«Что это было? Почему я сказал о кукольном театре? Почему упомянул этого треклятого Шапиро?»
Он отложил газету и потер виски. И тут почувствовал странное недомогание. Защитные очки сдавили голову. На миг консьерж преступного мира позабыл обо всех своих планах.
– Тише… тише… – Мистер Блохх сделал несколько глубоких вдохов – воздух едва проникал через шарф, и он снова его опустил.
«Кукольный театр… Шапиро… Как они пролезли? Как они смогли выбраться из глубин моих мыслей наружу?»
Он достал из кармана куклу Человека-в-красном, усадил ее на стол перед собой.
Думая о произошедшем в Заплатном переулке, мистер Блохх распалялся все сильнее. Почему он вообще так отреагировал на этого кукольника? Ведь дело вовсе не в зависти. Что же тогда заставило его преподать Шапиро урок?
Это на него было непохоже, почему он вышел из себя? Зачем он подкараулил Шапиро? Зачем сжег его театр и убил его кукол?
– Что произошло в Заплатном переулке на самом деле? – прошептал он, не сводя глаз с марионетки Человека-в-красном.
Кукла промолчала.
– Почему этот бездарь вдруг всплыл в разговоре с Греем? Почему он все еще не забыт, как устаревшая сплетня? Что я упустил?
Преисполненный высокомерия и фанаберии Шапиро! Как он вел представление, как он демонстрировал зрителю свое выдуманное великолепие, как наслаждался собой…
Манерник – что с него взять. Настоящий кукловод должен быть скрытником, и никак иначе: лучшее представление, лучшая постановка – та, которую нипочем не отличишь от реальной жизни. Нельзя выдавать зрителю движения пальцев, нельзя демонстрировать механизмы контроля и управления, и ни за что, ни при каких обстоятельствах нельзя участвовать в своем представлении, иначе манипулятор и комбинатор станет всего лишь очередным актеришкой на деревянной сцене. Настоящее мастерство в том, чтобы куклы не просто казались живыми, но жили по-настоящему. А манерники – эти презренные ничтожества с амбициями непризнанных актеров – занимаются тем, что день за днем выдают всем вокруг секреты ремесла. «Эй! Я ведь тоже тут! Глядите, как я отыгрываю! Правда, я тоже талантливый лицедей?! Ну же… ну! Еще ужимок? Больше кривляний?»
Жалкое зрелище. И хуже всего то, что некоторые из них убеждены в своем гении, они просто без ума от себя самих, от своей позы, своих движений.
Мистер Блохх считал, что гордыня – это худший из пороков, и при случае старался безжалостно наказывать тех, кто ей поддается. В этом и заключался его урок: если ты задираешь нос, кто-то непременно оторвет его. Он все сделал правильно и несомненно сделал бы это еще раз.
И все же… почему произошедшее не отпускает его? Почему он все еще думает о Шапиро? Почему он…
И тут его посетила догадка. Неприятная, мерзкая, как мокрица за шиворотом, догадка. Глядя на куклу, он вдруг понял: «Потому что я точно такой же? Потому что кукольник Гудвин – вовсе не скрытник, которым он хотел себя видеть?»
Мистер Блохх заскрипел зубами. Это правда. Он не просто манерник, который принимает непосредственное участие в своих спектаклях, прикидываясь одной из кукол, он – ярчайший пример манерника. Да если задуматься, Шапиро со своими амбициями ему и в подметки не годится: все лица Блохха, все его роли – он не может не присутствовать в гуще событий, он сам бродит по авансцене в шутовском колпаке с деревянным мечом!
«Это слабость… Это моя собственная спесь… моя манерность. Как же я ненавижу это… как же я ненавижу… себя».
Все встало на свои места. По сути он велел избить не Шапиро, он велел избить в его лице презираемого себя.
– Что смотришь, маленькая дрянь? – прорычал он и схватил куклу Человека-в-красном.
«Зачем я тебя забрал?» – подумал мистер Блохх – он и правда не знал. Это был сиюминутный порыв или за ним скрывалось нечто большее?
Глядя на куклу, он не мог не признать, что она сделана чрезвычайно искусно, костюмчик пошит так умело, что болванчик похож на маленького человека. Ткань камзола и колпачка, если приглядеться, не просто однотонная, но покрыта тончайшей вышивкой-узором, что прибавляет кукле «объема». Деревянные детали выточены и прилажены по технике доктора кукольных наук Дапертутто – Гудвин и сам когда-то давно такой пользовался. Что там с шарнирами?
Мистер Блохх задрал штанинку Человека-в-красном.
– Пружинный метод Полетто, – пробормотал он, нахмурившись. – Медная проволока и крючки-восьмерки. Прямо, как у моих чемоданных кукол.
Чем дольше мистер Блохх разглядывал марионетку, тем сильнее она ему не нравилась. Что-то с ней было не так. Такое ощущение, что…
– Я уже когда-то видел этого болванчика…
Он перевернул куклу и принялся разглядывать крепления нитей. Провел пальцем по крестовине-ваге, отдельное внимание уделил подвижному коромыслу для управления ногами деревянного актера – подумать только, он и сам крепит нити таким образом: с петлями для мизинцев.
– Гм… этого не может быть…
Он провел пальцем по узелку на спинной нити. Благодаря этому узлу, баланс во время хождения улучшается.
– Это мой личный секрет! Откуда проклятый Шапиро вызнал его? Он не просто заявился в Габен без разрешения, так еще и украл мою технологию?!
Мистер Блохх был в ярости. Он уже ничего не понимал. Шапиро. Кто он такой? Откуда взялся? Как он смог выкрасть секрет? И самое главное…