Данли возмутился. Старик частенько намекал на то, что он работает чуть ли не из рук вон плохо. И это притом, что настройщик делал буквально всю работу в башне в то время, как сам смотритель лишь раз в день заводил часы главным ключом.
– Никаких гремлинов в башне нет, – сказал он, не отрывая уха от стены. – Я еще вчера все «Мотом» обсыпал – если бы там и был гремлин, то только лишь дохлый, с языком наружу. Уж не сомневайтесь. Так что, вот хотите смейтесь, но я уверен, что там сейчас бродит…
Старик последовал «совету» и расхохотался.
Данли раздраженно глянул на него. Он уже раскрыл было рот, собираясь ответить этому замшелому хрычу, что думает, как тут снова что-то услышал.
Часовщик-настройщик затаил дыхание и даже закрыл глаза, вслушиваясь. Казалось, прямо за стеной кто-то ходит. Вот только там, насколько он знал, ничего не было: ни комнаты, ни даже лестницы.
И тут ему в нос ударил резкий удушающий запах ваксы для обуви, тухлой рыбы и собачьей шерсти.
Он открыл глаза и увидел прямо перед собой морщинистое лицо мистера Бэккерфора. Тот также приставил ухо к стене и изо всех сил пытался услышать то же, что слышал и его помощник.
– Вы слышите? – шепотом спросил Данли, и как назло звук шагов за стеной тут же стих.
Мистер Бэккерфор поджал губы, выражая сомнение не только в слухе, но и в самом здравомыслии часовщика-настройщика.
– Там никого нет, – проворчал он. – Там вообще ничего нет. Если только кто-то не замурован в стене…
Данли горячо закивал и тут же поморщился – забывшись, он едва не стер ухо о шершавый камень кладки.
– Вот и я о том. Если это не крыса и не гремлин…
– Не продолжай. – Старик уже знал, что Данли скажет, ведь тот приставал к нему с этим едва ли не по три раза за неделю.
– Это призрак старого смотрителя башни!
– Выдумки! – в который раз испустил тяжкий вздох мистер Бэккерфор. – Я служу смотрителем при башне уже пять десятков лет, но я его ни разу не видел!
– Так это из-за вашего характера недружелюбного, – отбрил Данли. – Вы вечно ворчите, вот призрак часовой башни вам и не является.
– Призрак есть только один, не устану тебе повторять.
Часовщик-настройщик закатил глаза.
– Да-да, призрак вашей женушки, который вызывает у вас икоту, я помню. Но кто тогда там бродит, если не старый Хортон?
– А мне почем знать? Да и вообще, если хочешь знать, тебе мерещится все. Вы, молодые, – уж больно пугливые, что крольчата. Вот, помню, когда я только получил ключи помощника смотрителя, была война и город бомбили. Но бомбежка – это не повод не вести время. А тут шорох какой – и уже поджилки трясутся, призраки разные мерещатся… Тащи печку.
Данли будто не услышал и снова приставил ухо к стене. И сейчас он мог бы поклясться, что различил чей-то голос. Женский. Или детский… Почему призрак старого Хортона говорит таким голосом?..
Все снова стихло.
– Ты слышишь меня, парень? – прикрикнул смотритель. – Печка сама себя не притащит.
Данли вынужденно отлип от стены и бросил раздраженный взгляд на смотрителя. Старик поплатится за свои насмешки: когда ему будет предоставлен призрак часовой башни, у него глаза на лоб вылезут. Ему придется признать, что он, Роджер Данли, все это время был прав.
На самом деле часовщик-настройщик считал, что Бэккерфор и сам верит в призрака старого смотрителя Хортона, только боится признаться в этом и отрицает все сугубо из вредности.
Данли подошел к пустому камину, схватился за две торчащие из рамы над ним ручки и повернул их. После чего со скрежетом вытащил короб-топку из стены и поволок его к большому циферблату, у которого уже стояли два кресла. Следом за ним, скрипя и лязгая, разворачивался жестяной рукав переносного дымохода.
Подтащив короб к креслам, часовщик-настройщик установил его на кованую подставку и принялся забрасывать внутрь заранее заготовленные хворост и старые газеты. Вскоре в печке уже весело горел огонь.
Смотритель Бэккерфор между тем подкатил к своему креслу тумбочку на колесиках, на которой стоял радиофор; на медном раструбе заплясали блики от огня в печке.
– Скоро начнется аудиодрама, – сказал смотритель. – Не хотелось бы прерываться.
Данли вздохнул.
– Я настроил часы. Все смазано, все проверено.
– И?..
– И перепроверено. Стрелки в порядке. Маятник в порядке. Механические пауки-настройщики выключены и спрятаны в ящики. В этом городе, кажется, только мы остались на своем посту.
– А как иначе? – со значением вскинул палец Бэккерфор. – Без нас жители Тремпл-Толл не узнают, что наступил Новый год.
Данли хотелось возразить, что жители узнают о наступлении Нового года из вещания по радиофору, но, ожидая очередную порцию ворчания, промолчал.
– Не хмурься, парень, – усмехнулся старик. – У нас тоже будет праздник.
Бэккерфор откинул край лежавшего на кресле пледа, и Данли увидел темно-красную бутылку ежевичной настойки «Краснуха мадам Биллз».
– А это еще откуда?
– Каминник под елочкой оставил, – отшутился старик. – Откуда-откуда. От хорошего друга.
– Что? У вас же отродясь друзей не водилось. И уж не от того ли это друга, который подарил вам новенькие часики?
Старик на это лишь погладил сухой рукой жилетный кармашек, через дырки в котором поблескивала полированная крышка «Шнифферс» и осклабился, демонстрируя помощнику черноту пустого беззубого рта.
– Будешь любопытствовать или за кружками пойдешь?
Данли вздохнул и отправился в комнатушку, где хранились запасные часовые стрелки, машинное масло в жестяных банках, щетки и ветошь для чистки и полировки механизмов – там же были и кружки.
Вскоре он вернулся.
Радиофор уже был включен. Из рога раздавалось:
«Дамы и господа! Вы слушаете вещание Тремпл-Толл. Аудиодрама “Мешок Крампуса” начнется через пять минут, а пока мы рекомендуем вам обратить внимание на щетинистые щетки для котлов миссис Прюитт. “Щетинистые щетки для котлов миссис Прюитт. Очистят любую не только накипь, но и совесть”. Также если вы еще не купили праздничный подарок, советуем вам зайти в лавку “Снежные шары Тоббсона”. Бремроук, 24. Лавка “Снежные шары Тоббсона” работают все предпраздничные дни до полуночи! А если вы все еще не купили гуся, то загляните в “Мисс Гусыню” по адресу улица Почтовая, 17…».
Старый смотритель и его помощник уселись в кресла. Бэккерфор принялся возиться с бутылочной пробкой, а Данли, не в силах успокоиться, бросил встревоженный взгляд на стену, за которой, как он считал, жил призрак.
«Нужно изловить призрака старого Хортона… – посетила его мысль. – Жаль, в Габене нет специальной службы по отлову привидений. Придется самому придумать ловушку…»
Стрелки на большом циферблате сдвинулись. Диктор объявил: «Мешок Крампуса». Аудиодрама началась, а за большим витражом циферблата медленно опускались хлопья снега. Новый год приближался…
… «Эта история началась одной холодной зимой, накануне Нового года…» – доносилось из-за стены, но призрак будто ничего не слышал.
Он стоял в углу темной каморки, все полки которой были заставлены сломанными и ржавыми шестеренками. Сквозь его полупрозрачную фигуру можно было разобрать грубую кладку стены.
Призрак медленно качал головой, осуждающе глядя на Зои Гримм. А сама Зои Гримм застыла без движения, боясь моргнуть.
Призрак этот, несмотря на все теории и догадки часовщика Данли, не был стариком Хортоном. Судя по его сероватому лицу, будто бы собранному из паутины и пыли, это был мужчина лет тридцати пяти-сорока. Короткие аккуратные бакенбарды, чуть провисшие щеки, прямой нос и глаза – две светящиеся точки.
– Ты не должна этого делать, кроха, – прошептал призрак, и от этого легкого движения губ паутина, обволокшая лицо, натянулась и зашевелилась.
– Это все ради тебя, – ответила Зои. – Я все это делаю ради тебя.
– Меня уже давно нет. И мне не станет легче.
– Зато мне станет.
– Нет.
Призрак отвернулся и уставился в стену.
– Ты привела меня сюда… Мне здесь не нравится.
«Потому что ты умер здесь», – подумала Зои, а вслух сказала:
– Мне тоже.
Призрак отца вновь поглядел на Зои.
– Ты не должна этого делать, кроха, – повторил он. – Это очень опасно.
– Мне все равно.
– Ты всегда была упрямой. Ты всегда хотела, как лучше, но выходило, как в тот раз с…
– Только не вспоминай того проклятого кобольда! – проворчала Зои, злясь в первую очередь именно на себя: он вспомнил про кобольда только потому, что она о нем вспомнила.
Зои тогда было девять лет. Отец взял ее с собой в Гарь, где на одной из тамошних фабрик, по словам кочегаров, завелся угольный кобольд.
Растопники и углежоги – народ суеверный. В то же время богатый хозяин фабрики верил лишь в одну вещь – в прибыль, и ему не было дела до каких-то стариковских сказочек, на которые ссылались рабочие, чтобы оправдать пропажу угля со склада. Разумеется, он обвинял в краже растопников – кто в здравом уме поверит в то, что в цехах завелся кобольд, который каждую ночь, когда на ворота фабрики вешают замок, выбирается из своей норы и начинает набивать свое брюхо углем. Ладно бы еще гремлины – гремлинов в Гари многие видели, но кобольд? Само собой, хозяин фабрики был взбешен: его подчиненные не только его обворовывали, но и вздумали потешаться над ним! Он сократил жалованье рабочим, а всех мастеров вышвырнули на улицу. Что было дальше? То, чего и следовало ожидать: в дело вступил профсоюз. Грозила начаться забастовка, и, когда хозяин фабрики заявил: «Я поверю в кобольда только когда увижу его собственными глазами!», из Тремпл-Толл вызвали того, кто считался знатоком в подобного рода вещах.
Профессор Гримм и его дочь Зои собрали сведения у рабочих, выслушали насмешки фабриканта, получили уверения в любом содействии от профсоюза и приступили к охоте на то, что кто-то назвал бы «не более, чем глупым вымыслом и сказочным существом», и был бы прав.
И все же угольный кобольд не был вымыслом. Профессор Гримм изучил место происшествия, как самый настоящий сыщик. Он обнаружил следы, улики, а затем и нору воришки-обжоры.