– Еще чего! Мистер Уиггинс разве вам не сказал? Какая-то девчушка видела, как беднягу Джима столкнули под трамвай-то. Эх, добраться бы мне до этого ублюдка, я бы ему шляпу прямо к голове пришил…
Полли покивала. Свидетельница, дочь пекаря, уверяла всех, что видела, как мистера Комбса толкнул под трамвай некий господин в пальто, котелке и очках. А после того, что сделал, он просто сел в ожидавший его экипаж и уехал. Но ей почти никто не поверил, и все списали на бурную детскую фантазию. В любом случае описание предполагаемого убийцы подходило к половине жителей Тремпл-Толл.
– Вы сказали, что мистер Уиггинс поверил вам. В чем именно?
– Джим и капли в рот не брал. Он не мог перебрать настойки. Да и не до того ему было: мы ведь как раз заканчивали «Клякошляпп».
– Простите, что вы заканчивали? Шапокляк?
Мистер Кокридж повернулся к заставленной шляпами стене и принялся убирать головные уборы один за другим. Вскоре взгляду Полли открылась грифельная доска, на которой, помимо нарисованных эскизов и набросков, были закреплены чертежи и схемы, более уместные для какой-нибудь механической мастерской.
Она приблизилась и с удивлением разобрала, что на всех этих рисунках изображена женская шляпка или… что-то очень на нее похожее.
– Наша с Джимом гордость. Мы работали над «Клякошляппом» почти три года.
– Довольно миленькая шляпка, – вежливо сказала Полли.
– Что? – возмутился старик. – Миленькая? Разве вы не видите? Это произведение шляпного и механического искусства!
– М-м-м… простите, не хотела вас обидеть.
Старик еще какое-то время гневно пыхтел, но вскоре его злость сменилась печалью.
– «Клякошляпп» перевернула бы все шляпное дело в Габене, – сказал он. – Прошу прощения за свою грубость, мисс: вы ведь не понимаете, о чем идет речь. Взгляните на эти рисунки. Как думаете, что это за шляпка?
Полли нахмурилась, разглядывая эскизы.
– Это вечерняя дамская шляпка. Довольно… – она бросила на старика быстрый взгляд, – изящная и элегантная. Я бы с радостью такую надела.
И тут Полли поймала себя на мысли, что не солгала – шляпка на рисунках была и правда великолепной: на каком-нибудь светском приеме ее обладательница стала бы центром внимания.
– Вы ошиблись буквально во всем, мисс, кроме того, что с радостью надели бы ее. Это не вечерняя и уж точно не дамская шляпка.
– Вы хотите сказать, что это джентльменский головной убор? Весьма… гм… смело.
– Я разве сказал, что это джентльменская шляпа?
Полли была совсем сбита с толку.
– Я не понимаю…
– «Клякошляпп», мисс, – это шляпа, которая может менять свою форму в зависимости от желаний и нужд своего хозяина. В одно время это может быть мужской котелок, в другое – шляпка для мадам. Утром это может быть строгий конторский головной убор с подогнутыми полями, но вечером он уже становится великолепной широкополой шляпой с цветами и перьями. Он может быть как повседневным городским убором, так и шляпой для путешествий. Встроенные механизмы подстраивают очертания и высоту тульи, изгиб и разлет полей. Помимо формы, «Клякошляпп» меняет и цвет. Вернее, должен был менять. Мы как раз трудились над тканью, когда… когда Джима убили.
Полли слушала старика, округлив глаза. «Клякошляпп» и правда был чем-то невероятным. Но также он навел ее на довольно мрачную мысль.
– Вы сказали, – начала она осторожно, – что ваше изобретение перевернуло бы все шляпное дело в Габене. Выскажу предположение, что другие шляпники в Тремпл-Толл были бы недовольны, если бы вам удалось доделать «Клякошляпп».
Мистер Кокридж покачал головой и принялся возвращать шляпы на место.
– Я понимаю, к чему вы клоните, мисс. Вы полагаете, что Джима убили, чтобы помешать нам доделать «Клякошляпп», и я, признаюсь, много думал об этом. Но дело в том, что никто не знал о нашем изобретении, мы держали его в тайне.
– И никто не мог о нем узнать?
– Это исключено. Мы боялись, что наши наработки украдут, и работали в строжайшем секрете. К тому же Джима не было смысла убивать. Я бы все сделал и сам. Намного позже, но сделал бы. Хотя поначалу я тоже думал, что все дело в «Клякошляппе», ведь несчастье произошло сразу, как Джим все понял.
– Что именно он понял?
– Он написал мне незадолго перед трагедией. – Шляпник открыл книгу учета и достал из нее листок бумаги, передал его Полли.
«Я нашел! Мастер, я знаю, что нам делать с тканью! Мы все это время ошибались!»
Полли подняла взгляд на шляпника.
– Он так и не успел вам сообщить, что узнал?
Мистер Кокридж покачал головой.
– Он спешил сюда, чтобы все мне рассказать, но… – на глаза старика навернулись слезы.
– И никто, совершенно никто, не знал, чем вы занимаетесь?
– Никто! Я ведь уже сказал!
Полли кивнула, хотя ее не отпускала уверенность, что кто-то все же прознал о «Клякошляппе». И тем не менее, несмотря на кажущийся вполне логичным мотив, он никак не объяснял наличие остальных жертв.
Полли перевернула несколько страниц в блокноте и сказала:
– Мистер Кокридж, я сейчас назову вам имена некоторых джентльменов и дам. Прошу вас, если узнаете кого-то из них, скажите.
Полли озвучила весь список, но старик никак не отреагировал ни на одно из имен.
– Я никого из этих людей не знаю. Какое они имеют отношение к бедолаге Джиму?
– Это я и пытаюсь выяснить.
Старик выхватил у нее из руки записку и вернул ее в книгу.
– Вы разбередили мои раны, мисс, – сказал он и принялся демонстративно менять катушку ниток на швейной машинке. – Я больше ничего не знаю. Проклятье! Джима не стало осенью, почему в газете и в банке вдруг заинтересовались им сегодня? Вам нужно какие-то отчеты закрывать перед Новым годом? Злобные бессердечные пиявки, вы являетесь ко мне, расспрашиваете про Джима, как будто вам есть до него какое-то дело.
– Нет, сэр, у меня и в мыслях не было и… – Полли вдруг замолчала. – Что? При чем здесь банк?
– Вам виднее при чем! Ко мне приходила мисс из банка, допытывалась про Джима и про мою ссуду!
– Вашу ссуду?
– Мою ссуду, которую я взял, чтобы сделать «Клокошляпп».
– Значит, вы безнадега?
– Ненавижу это слово! Но да, я – треклятый безнадега, который еще осенью мог выплатить все банку до последнего пенса и вырваться наконец из их клейких щупалец, если бы только я доделал «Клокошляпп». Мое изобретение стало бы самой востребованной шляпой в городе, я бы раз и навсегда избавился от этих пиявок с Площади…
Полли стиснула зубы.
– Мистер Кокридж, последний вопрос: как выглядела мисс из банка, которая к вам приходила?
Старик досадливо поморщился.
– Весьма странная особа. Не знал, что служащим банка можно носить полосатые чулки и…
– Красные пелерины с белой оторочкой, – закончила Полли.
– Вы ее знаете?
Полли спрятала блокнот в карман пальто, и ее пальцы нечаянно коснулись рукоятки «москита».
– О, я давно ее знаю, – сказала она. – С самого ее детства.
***
Капсула пневматичекой почты отбыла с центральной станции на Чемоданной площади и двинулась в сторону канала Брилли-Моу. Это была ничем с виду не примечательная капсула: одна из сотен, что сейчас курсировали по всему городу. Вот только, в отличие от прочих, она не содержала новогоднего поздравления или добрых праздничных пожеланий – ее содержимое грозило городу неприятностями, хоть город об этом пока еще и не знал.
Стылый берег Брилли-Моу выглядел пустынным и вымершим, и свет теплился лишь в окнах тонущей в снегу узловой станции «Керосинный маяк». Пересыльные трубы врастали в здание станции, а выбравшись с другой ее стороны, сворачивали и шли вдоль берега канала, после чего возвращались в Тремпл-Толл – пневмопочтовое соединение с простирающимся за каналом Фли было прервано много лет назад.
Чем ближе стрелки часов подбирались к полуночи, тем больше капсул прибывало на «Керосинный маяк» и затем перенаправлялось по адресатам. Дюжина пересыльщиков в форменных фартуках, перчатках и кепи носились между патрубками, как угорелые. Новый год – худшее время в работе Пересыльного ведомства – ни секунды свободной нет. Все без исключения служащие станции «Керосинный маяк» ждали лишь того момента, когда за полчаса до полуночи начальство объявит остановку сообщений, кроме экстренных, и позволит работягам откупорить бутылочку ежевичной настойки и включить радиофор, по которому как раз должна звучать самая интересная часть «Мешка Крампуса». Ну а пока капсулы, капсулы, капсулы…
Работа шла гладко, пока за два с половиной часа до полуночи на станцию не прибыла одна из капсул, которые служащие Ведомства называли «хлопотниками».
Пересыльщик, доставший ее из трубы, прочитал адрес на ярлычке и недоуменно почесал затылок. По всему выходило, что «Керосинный маяк» был конечной точкой, но в конце стоял какой-то непонятный цифровой код. А это значило, что путь небольшого полированного цилиндрика должен продолжиться. Вот только куда его отправлять?
– Как это все не вовремя… – пробормотал пересыльщик и передал капсулу мистеру Друри.
Начальник станции сверился с Большой Книгой Адресных Кодов и, не найдя того, что был указан на ярлычке, к облегчению подчиненных, избавил и себя, и их от излишней возни – он просто-напросто положил капсулу в ящик «Ошибочных Адресатов». И храниться ей там, пока не востребуют…
О капсуле быстро забыли – в Новогодний вечер ни времени, ни желания разбираться с ней не было: процедура соблюдена – и ладно.
Когда все вернулись к работе, один из служащих станции, самый тихий и незаметный пересыльщик, выждал момент и подошел к ящику «Ошибочных Адресатов». Он быстро достал капсулу и направился с нею в зал пересылки. Остановившись у батареи патрубков, он выбрал седьмой сверху и тринадцатый слева проем и, оглядевшись по сторонам, засунул в него капсулу. Та исчезла с легким хлопком, будто проглоченная голодным медным горлом.
Никто ничего словно бы и не заметил. Более того – прежде о наличии этой трубы на станции никто не знал. Она будто просто однажды появилась там, спрятавшись среди десятков таких же труб.