Полли закричала. Ненависть охватила ее клещами, и как в мешке рука сама вытащила нож, так и сейчас палец сам нажал на спусковой крючок.
Прогремел выстрел. Пуля-ампула вонзилась в грудь миссис Клохенбах, и экономка рассыпалась на каркающую стаю черных ворон. А затем птицы вновь слились-срослись обратно.
– Ты никогда не вернешься обратно! – каркнула экономка, словно только что ничего не произошло.
– Нет… они меня ждут… они меня… ждут… они меня…
– Любят? Ты сама понимаешь, что это не так. Тебе некуда возвращаться. Особенно после того, что я сделаю…
– Что?! Что ты сделаешь?!
– Тебе их не спасти…
Сказав это, она повернулась и, шагнув за толстый ствол сосны, скрылась из виду.
Полли сорвалась с места и побежала туда, где эта ужасная женщина только что стояла.
За деревьями ее не было, но там была… дверь. Дверная рама и черная потрескавшаяся дверь стояла прямо посреди леса. Она была приоткрыта, и из щели на снег текла узкая полоса света.
Полли, не раздумывая, толкнула дверь и переступила порог.
Она оказалась в комнате. Это была ее комната на втором этаже дома доктора Доу. В углу стояла кровать, на ней лежала книжка: «Зубная фея и прочие городские сказки, рассказанные господином Заполночь».
Полли обернулась, но двери, через которую она попала в комнату, уже не было.
Она шагнула к выходу из гостевой спальни и вышла в коридор. Если комната осталась без изменений, то дом… от дома практически ничего не осталось.
В стенах зияли проломы, через которые задувал ветер. Крыши не было и вовсе, и на обугленный пол медленно опускались снежинки.
Обивка стен висела лохмотьями, в воздухе витал едкий запах гари. В пустом проеме двери докторского кабинета проглядывала улица.
Что здесь произошло?! Я опоздала?!
Полли услышала голоса внизу и бросилась к лестнице.
Гостиная была разворочена.
В воздух поднимались струйки дыма. От стола, за которым доктор, Джаспер и… Полли пили чай, остались лишь обгоревшие обломки. Кресла зияли пропалинами, в которых виднелись «скелеты» каркасов. Черный от копоти смятый рог радиофора валялся в углу, а у лестницы на боку лежал искореженный варитель.
По гостиной расхаживали констебли. Парочка пожарных в медных касках баграми переворачивали сгоревшие предметы мебели.
На Полли никто не обратил внимания, словно она была бестелесым призраком. Она спустилась вниз, подошла к камину.
А затем увидела…
На полу лежали два накрытых полотнищами тела: взрослый и ребенок. Из-под одного из полотнищ торчала тонкая мальчишеская рука. Черные пальцы судорожно сжимали закопченный выпуск журнала «Роман-с-продолжением».
У Полли вырвался истеричный смех. Она закрыла лицо руками и заплакала.
– Только вас здесь не хватало! – гаркнул кто-то. – Кто пустил сюда эту настырную муху?!
– Ну же, сержант! – раздался знакомый голос. – Мы вообще-то общее дело делаем.
По гостиной расхаживал Бенни Трилби с фотоаппаратом в руках. Как и прочие, он не замечал Полли.
– Вы знаете, что здесь произошло, сэр? – спросил газетчик.
– Никто не знает, Трилби. Говорят, все это учинила Зубная Фея.
– Этого стоило ожидать после того, что она устроила в городе. – Бенни Трилби сделал фото.
– Это не я! – в исступлении закричала Полли. – Я ничего не делала!
Ее не услышали.
– Я знал, что нечто подобное произойдет рано или поздно, – сказал газетчик. – В этой женщине всегда проглядывало безумие. Говорят, она хотела свести счеты с жизнью. И зачем ей помешали? Если бы только ее не остановили тогда, всего этого бы не случилось…
Он направил фотоаппарат на Полли и дернул шнурок. Сверкнула яркая белая вспышка.
Полли зажмурилась.
Когда она снова открыла глаза, дом в переулке Трокар и все, кто там был, исчезли.
Ее снова окружал лес. Со всех сторон высились сосны. Шел снег. Над кронами деревьев висел месяц, и на миг Полли показалось, что это вовсе не месяц, а бледная ухмыляющаяся рожа.
И тут раздался волчий вой.
Полли повернула голову и увидела трех громадных зверюг с железными пастями.
Волки ринулись к ней, и она побежала.
Лес становился все гуще. Полли цеплялась за колючий кустарник, под ноги ей то и дело попадались корни.
Она не смела обернуться, но знала, что они не отстают. За спиной лязгали железные зубы.
Горло резало, сердце, казалось, билось почти во рту.
Сознание внезапно пронзила мысль: «Не беги! Остановись! Позволь им себя разорвать!»
И тут нога угодила под корягу, и Полли растянулась на земле. «Москит» отлетел в сторону. Удар был сильным, но это было ничто в сравнении с тем, что с ней могли сделать волки с железными пастями.
Она перевернулась и поползла за оружием. Схватив его, Полли вскочила на ноги и завертелась на месте, целясь во все стороны из «москита».
Стрелять было не в кого.
Она снова осталась одна. Куда они подевались?
Грудь тяжело вздымалась, в ушах стоял гул и незатихающий вой ветра.
Полли попятилась, вглядываясь в темноту леса, пытаясь разобрать среди деревьев волчьи шкуры, и вдруг уткнулась во что-то кофр-ранцем. Обернулась, полагая, что это дерево. Вот только уперлась она вовсе не в ствол сосны.
– Что… это?
Перед ней была стеклянная стена. Поднимаясь куполом, она терялась в черном небе.
И тут Полли поняла.
– Я в снежном шаре? Но как?!
Сжав кулак, она ударила по стеклянной стене – та отозвалась легким звоном, но так и осталась стоять на месте. На ней не появилось даже трещинки.
Выхватив из кобуры гарпунный пистолет, Полли отступила на несколько шагов и нажала на спусковой крючок. Крюк вылетел из ствола, свистнул разворачивающийся трос. Скользнув по стеклянной стене, крюк отскочил в сторону.
– Выпустите меня! – закричала Полли и, бросившись к стене, принялась молотить по ней кулаками, разбивая костяшки в кровь.
Полли не чувствовала боли и не могла остановиться – ужас и отчаяние, скопившиеся в ней, требовали выхода. Она била и била, пока силы не оставили ее.
Уперев лицо в стекло, она соскользнула по прозрачной стене на землю. Скрючилась и затряслась, не в силах унять судороги, вызванные безысходностью.
«Тебе не нужно никуда выбираться… – подумала Полли. – Ты там, где должна быть».
– Я… не знаю… что делать… Партридж… скажи мне…
«Вы прекрасно знаете, что делать, мисс Полли, – зазвучал в голове голос Партриджа. – И всегда знали… Вы разгадали загадку…»
– «Письмо с презрением, холодное сердце, горсть зубов, дым гордеца и черный дом – что их объединяет?» Их объединяю я. Я подвела их всех, я все разрушила… Я знаю, что делать. Это конец. Конец пути…
Стащив со спины кофр-ранец, Полли сорвала с головы лётный шлем. Ветер подхватил волосы.
Она расстегнула куртку.
– Я должна… Им будет лучше без меня… Так я их спасу. Может, они даже не заметят, что меня больше… нет…
Она перевела режим на «моските» в «смертельный». Прежде она никогда им не пользовалась. Она ведь не убийца… Да-да, она – кое-кто другая.
– Это логично. Я должна их спасти… от себя.
Полли взвела курок и уперла дуло пистолета под ключицу. Ледяной металл обжег кожу.
– Ты ведь действительно собиралась это сделать. Партридж был прав. Он всегда прав.
Из уголка глаза вытекла слеза.
– Дома больше нет, их больше нет, никого не осталось. И тебя… больше нет.
Полли вздохнула и закрыла глаза.
– Никого… нет…
В паре шагов от нее вдруг раздался мелодичный перезвон, и это произошло так внезапно, что Полли, словно позабыв, что собиралась делать, открыла глаза.
– Бубенцы?
И тут она все вспомнила.
Банк на площади Неми-Дрё. Зои Гримм. Снеговики, мешок и…
– Крампус…
Громадная кривобокая коряга, торчащая из земли за стеклянной стеной, шевельнулась и, стоило Полли моргнуть, как на том месте уже стоял сгорбленный великан в багровой шубе. На руках у него сидел вольпертингер. Крампус лениво поглаживал его по спинке когтистой лапой. Кролень грыз один из висевших на шубе бубенчиков, видимо, полагая, что это орех.
– Ну вот, малыш, ты выдал нас, – хрипло проговорил Крампус, обращаясь к своему питомцу. – А ведь еще чуть-чуть и…
– Это все ты! – потрясенно воскликнула Полли, опустив пистолет. – Твои проделки!
Крампус расхохотался, и от его смеха задрожали сосны, стряхивая снег с ветвей.
– Выпусти меня!
– Вот еще! – возмутился Крампус. – Я потратил столько сил, чтобы посадить тебя в свой снежный шар – и теперь просто так выпускать?
– Этого всего нет…– прошептала Полли в ужасе, от того, что едва не сделала. – Зои Гримм… порошок, который она швырнула мне в лицо… Моим сознанием уже манипулировали, это то же самое. Все нереально…
– Нереально? – усмехнулся Крампус.
– Это какое-то наваждение… и ты – просто наваждение. Крампуса не существует – это просто персонаж страшных сказок…
– «Наваждение»? – рыкнул Крампус, и его глаза вспыхнули с новой силой, словно у него внутри была топка, и кто-то подбросил в нее угля. – Так меня еще никто не называл.
– Что ты от меня хочешь? Что ты со мной делаешь? Наказываешь за то, что я плохо себя вела?
Крампус лениво поднял руку и с отвратительным, режущим уши скрипом провел когтями по стеклянной стене шара.
– Это без надобности, Зубная Фея, – сказал он. – Ты все делаешь за меня…
– Что?! Что я делаю?!
– Наказываешь себя.
Зубная Фея мотнула головой.
– Что за бред?
– Я чувствую, – едва слышно проронил Крампус. – Чувствую вину. И боль. Они грызут тебя изнутри.
– Это ложь!
– Ложь – это то, что ты говоришь себе, всякий раз засыпая в холодной постели. Ложь – это то, что ты твердишь себе, выискивая причины жить дальше.
– Ты вложил мне эти мысли в голову…
– Нет, я просто вырастил лес. А ты сама населила его своими кошмарами.
Полли упрямо покачала головой.
– Нет! – бросила она с вызовом, но жуткое древнее существо по ту сторону стеклянной стены лишь усмехнулось.