Совершенно очевидно, что журналист не может вести себя одинаково, находясь не только внутри стабильного общества и общества, охваченного революцией, гражданской войной или вовлеченного в войну внешнюю, но и в межвыборный и предвыборный моменты. Я люблю идеальные схемы, но только если они приложимы к жизни. Тот журналист, который будет утверждать, что всякий раз он один и тот же, либо не понимает, о чем говорит, либо лжет. Во всяком случае я ему не верю и не хочу обсуждать с ним ничего сверх конкретного содержания его текстов, если они интересны.
Каждый раз мы одни и те же, но всегда — в зависимости от ситуации, в которой находимся, разные. По крайней мере, по-разному действуем. Не можем не действовать по-разному.
Итак, взглянем еще раз на самый стандартный, самый стабильный в демократическом обществе политический цикл — избирательный.
Выборы —> межвыборный период —> предвыборный период —> избирательная кампания —> новые выборы. Очевидно, что журналист, даже самый объективный, имеет определенные политические пристрастия, выражающиеся, в частности, в том, что он голосует на выборах за определенного кандидата или партию.
Не менее очевидно, что шансы этого журналиста сохранить объективность в своих текстах, посвященных разным политикам и партиям, максимальны в межвыборный период, да и то, если у власти находятся те, за кого он голосовал, или, во всяком случае, иные политические силы, но делающие, по мнению журналиста, правильные шаги. Но эти шансы резко уменьшаются по мере перехода ситуации сначала в предвыборную, а потом и в собственно избирательную кампанию.
Иногда главные редакторы и журналисты, настаивая на своей и своих СМИ объективности и в этот период, ссылаются на то, что они, во-первых, дают всю информацию обо всех кандидатах,
236
а во-вторых, предоставляют слово на страницах своих изданий и на своих телеканалах опять же всем значимым кандидатам.
Что касается информации, то конечно же полнота ее, если она сегодня присутствует, объясняется не объективностью того или иного СМИ, а просто конкуренцией между ними. Не дать какую-либо информацию, если ее дадут конкуренты, значит показать свою неосведомленность, свой непрофессионализм. Кроме того, предвыборная агитация — это, как правило, не наличие или отсутствие какой-либо информации, а тенденциозность ее подачи. Например, о «своем» кандидате информация может быть в основном положительная, о «чужом» — в основном отрицательная. Наконец, главное в агитации — комментарии, анализ. Тем более что факты в демократической журналистике, как известно, священны, но комментарии-то свободны!
Дать «чужому» кандидату выступить в том или ином СМИ — это тоже еще не гарантия объективности в подаче его позиции. Возможностей исказить ее или подать в превратном свете — более чем достаточно. Кроме того, главное сегодня не слова кандидата, а его имидж, создаваемый СМИ, — положительный или отрицательный.
На президентских выборах 1996 года и предшествующих выборах в Думу (1995 г.) главная борьба велась против коммунистов и их кандидата Геннадия Зюганова. Геннадий Зюганов не может утверждать, что его мало показывали по ТВ в тот период. Но это не значит, что показ этот не был тенденциозным. Вот всего два приема, которые использовались в ту предвыборную кампанию.
Зюганова показывали часто, но по мере приближения президентских выборов в параллель с ним всё чаще и чаще показывали, давая ему возможность активно высказываться, Виктора Анпилова, который, естественно, на победу на выборах не претендовал. Стыкуя в эфире образы спокойного Зюганова, который вполне мог победить, и коммунистического радикала Анпилова, обыгрывая физиономические особенности последнего, антикоммунистические СМИ (а это все телеканалы) снижали привлекательность Зюганова в глазах колеблющихся избирателей — тех, у которых не было никакого желания голосовать за Ельцина. Пугали избирателей Анпиловым, но снижали-то результат Зюганова.
237
В ту же предвыборную кампанию на одном из центральных каналов был показан длинный (едва ли не более двух часов) художественный фильм, весь сюжет которого состоял только в одном: в кабинетах Лубянки следователи допрашивали арестованных, затем им тут же выносился приговор, после чего их уводили и расстреливали. Десятка два подобных, абсолютно идентичных (менялись лишь лица расстреливаемых) эпизодов и составляли этот фильм. Больше я его ни разу по нашему ТВ не видел.
Мы, как вы понимаете, обсуждаем не грехи коммунизма или сталинского режима, а приемы предвыборной пропаганды и агитации, которая вполне совместима с внешне объективной подачей фактов и даже объективностью некоторых комментариев.
Журналист как существо политическое, homo politicus, не может отрешиться от своих симпатий и антипатий. Идеальный вариант — предупредить аудиторию о своих пристрастиях. Но, во-первых, не будешь же это делать в начале каждой статьи, каждого комментария. А во-вторых, мало кто в журналистике осмеливается говорить о своей пристрастности, ибо ее, как принято считать, не должно быть.
Еще и еще раз повторю — и это есть очередная максима журналистики:
ЖУРНАЛИСТ ВСЕГДА ПРИСТРАСТЕН, ПРИЧЕМ В МОМЕНТЫ ПОЛИТИЧЕСКИХ КРИЗИСОВ ПРИСТРАСТЕН ОЧЕВИДНО, ДАЖЕ ЕСЛИ УТВЕРЖДАЕТ ОБРАТНОЕ. ПОЭТОМУ ДЕЛО НЕ В ТОМ, МАСКИРУЕТ ОН СВОЮ ПРИСТРАСТНОСТЬ (ТЕНДЕНЦИОЗНОСТЬ) ИЛИ НЕТ, А ХОЧЕТ ЛИ И УМЕЕТ ЛИ ЕЕ ОГРАНИЧИТЬ.
Я, например, пытаясь следовать этой максиме, в предвыборную кампанию 1996 года использовал прием, который можно назвать насильственной, или принудительной, объективизацией. Сам я тогда был политическим сторонником Григория Явлинского, к тому же моего друга в тот период. И моя пристрастность требовала сосредоточиться на его сильных сторонах, указывая на слабые стороны всех остальных. Я пошел по другому пути — написал серию статей, посвященных всем главным кандидатам. Причем каждая статья была построена в виде ответа на вопрос: что должен сделать кандидат имярек, чтобы победить на выборах? Во-первых, задав себе такие рамки, я неизбежно должен был указывать и на
238
позитивные, и на негативные качества каждого кандидата и его политики, предлагая последние исправить. Во-вторых, и это главное, я должен был создать более или менее объемный и достоверный портрет каждого из кандидатов, иначе читатель почувствовал бы мою необъективность.
Аналогичные серии статей, но уже посвященных разным партиям, я публиковал и перед думскими выборами 1999-го и 2003 года. Этот прием я рекомендую всем, кто хочет не казаться, а быть объективным в предвыборном анализе.
За годы работы в журналистике я вообще выработал привычку пытаться быть максимально объективным — и в общем-то советую всем стремиться к этому. Так сложнее, в том числе и в общении с некоторыми чрезмерно ангажированными коллегами и политиками, которые ангажированы по определению. Но зато авторитет ваш, если вы его добьетесь, будет долговременней и доброкачественней, чем у ярких, но слишком тенденциозных пропагандистов, даже умело маскирующихся под объективность. Последние ярко вспыхивают — особенно в предвыборные периоды, но затем чаще всего и гаснут. Пример Сергея Доренко, фактически сжегшего свое имя в предвыборную кампанию 1999 года, думаю, еще слишком свеж, чтобы ссылаться на кого-либо еще.
Коммунистический кандидат, лидер КПРФ Геннадий Зюганов, что общепризнанно, проиграл президентские выборы 1996 года исключительно потому, что против него, в лоб или изощренно, выступили большинство общенациональных СМИ. Что означает только одно: политическая элита России с помощью СМИ, журналистов сделала выбор за избирателей, за народ, за массы.
Как к этому относиться — другой вопрос. Если исходить из теории многократно мною цитировавшегося и горячо почитаемого Ортеги-и-Гассета, всё было сделано правильно. Если встать на иную позицию, ответ будет противоположным. Но только об объективности СМИ, журналистов в целом и почти каждого из них в отдельности говорить не приходится.
К чему политически равнодушны сегодня журналисты в нашей стране? К выборам (президентским, парламентским, губернаторским, местным)? Нет. К назначениям и отставкам в прави-
239
тельстве? Нет. К выбору Россией союзников во внешнем мире? Нет. К чеченской войне? Нет. К ходу и содержанию экономических и политических реформ? Конечно же нет. Одно это вот уже 15 лет раскалывает (причем каждый раз по-новому) наш журналистский корпус.
Журналист не может быть объективен не только во время революции или внешней войны. Он не может быть объективен никогда. В частности, потому, что значительная часть журналистов, во всяком случае большинство редакторов самых значимых СМИ, входят в правящий класс.
Вопрос лишь в том, осознает ли журналист свою необъективность, скрывает ли он ее от аудитории, ограничивает ли ее разумными рамками и — главное — сверяет ли он свою собственную необъективность с общественными интересами или лишь с тем, что значимо только для него: деньги, слава, приказ хозяина или руководителя СМИ, уверенность в собственной правоте при трактовке интересов общества.
Я бы даже сказал, что журналист не может быть объективен и в межвыборные периоды, ибо таковых, строго говоря, не бывает. Проходят парламентские выборы — приходят президентские. Минуют эти — наступают губернаторские. Затем местные. Нет правительственного кризиса, но есть парламентский. Нет парламентского — есть кризис экономический или политический в регионе, где живет и работает журналист, где выходит его СМИ.
Два года шла первая чеченская кампания. Меньше — военная часть второй, но проблема Чечни остается как политическая и будет таковой еще не один год. Реформы продолжаются — и конца им не видно. И так далее.
Когда в общих словах говорят о журналистике, имеют в виду, как правило, группу самых известных московских журналистов. И действительно, отойдя от общефедеральных выборов (думских или президентских) они вроде бы (хотя часто только внешне) успокаиваются, деангажируются на два-три года. Но журналистика в целом как институт, как система, как четвертая власть — это не десять, не сто и даже не тысяча московских журналистов, хотя они, конечно, задают тон. Это — сотни тысяч журналистов по всей стране. Это — сотни владельцев СМИ. Безуслов-