Это поможет, во-первых, в реальном разговоре быстрее миновать все неизбежные банальности (вы уже будете знать ответы), а во-вторых — и это главное, — в результате такой работы вы, скорее всего, откажетесь от 10—15 вопросов, ответы на которые и так известны или неинтересны, зато у вас появится десяток новых, действительно оригинальных вопросов, которыми вы безусловно заинтригуете интервьюируемого, то есть расположите его к себе.
Я уверен, что на 60—80% удачное интервью — это результат вашей работы с вопросами. Никто и никогда не отвечает интересно на неинтересные ему лично вопросы.
Четвертое правило интервьюера придумано не мною:
335
Действительно, наибольший интерес для большинства людей представляют они сами, а их симпатии к незнакомому человеку вспыхивают именно тогда, когда незнакомец (в данном случае журналист) демонстрирует, что он искренне и глубоко интересуется собеседником и знает о нем такое, что самому человеку приятно вспомнить.
Наконец, пятое правило интервьюера:
Относительно глупости. Я никого не хочу обидеть. Журналист не может знать всего, он, как известно, знает обо всем понемногу. А оттого каждый из нас часто оказывался в положении профана, которому нужно задать точный вопрос специалисту. Эти моменты надо чувствовать и уметь либо избегать их, либо ловким маневром — преодолевать. Иной раз полезно откровенно сказать: извините, я не понял вашу мысль. А иной раз, напротив, сделать вид, что понял — потом, в редакции, коллеги помогут разобраться.
Я бы порекомендовал придерживаться еще одного, шестого, правила:
Что, точнее кто, имеется в виду? Начну с примера. Довольно уже давно позвонил мне Дмитрий Быков, поэт и журналист, ныне еще и телеведущий и даже романист, а тогда он трудился, если не ошибаюсь, в «Собеседнике». Попросил встречи для интервью и, что, конечно, бывает крайне редко и делает честь Дмитрию Быкову как журналисту и человеку, предупредил меня: только вопросы будут очень острые, так как я (т. е. он, Дмитрий Быков) «Независимую газету» не люблю (или вас лично — я уж не помню, кого или что конкретно Дмитрий Быков тогда не любил). Я сказал: пожалуйста, вопросы любые
— ответы мои. На том и договорились. Встретились. Дмитрий Быков задал свои вопросы, я
336
ответил. Интервью закончилось. И тогда я спросил: и где же острые и неприятные вопросы, о которых вы меня столь любезно предупреждали, я что-то их не заметил. Ответ был таков: вы же профессионал, вы всё равно сумеете ответить так, как вам нужно.
Первый тип профессиональных интервьюируемых, которых надо не бояться, конечно, а опасаться журналистам, — это просто профессионалы, слишком хорошо знающие и свою профессию, и ее слабые стороны, вызывающие интерес у журналистов, словом, профессионалы, умеющие давать убедительные ответы на самые, казалось бы, острые вопросы.
Второй тип — это люди, которые дают интервью десятками, для которых — это часть их работы, причем даже не столько работы, сколько их личного пиара или саморекламы. Это — большинство поп-звезд, даже тех, что горят несколько месяцев, и многие политики. Владимир Жириновский — ярчайший пример. Я до сих пор не читал ни одного интервью Жириновского, где бы он не сказал то, что хотел, а журналист получил бы от него хоть что-то сверх желания самого Владимира Вольфовича. Всех обыгрывает, всех. Потому что умен и хитер и потому что не нарвался еще на настоящего профессионала. Точнее — и настоящие профессионалы в силу ряда причин, о которых сейчас не место говорить, не хотят (или не рискуют) говорить с Жириновским по-настоящему. Оттого эта интереснейшая фигура нашей политики до сих пор остается до конца не раскрытой для публики и специалистов, которые тоже предпочитают ограничиваться лишь стереотипными суждениями о популизме, продажности и беспринципности «Вольфовича».
Третий тип профессионального интервьюируемого — афорист. Этот тип легче всего показать на примере ныне покойного Александра Лебедя. Злые языки утверждают, что в свое время он выучил почти наизусть сборник афоризмов Станислава Ежи Леца и затем вполне сознательно и почти всегда к месту вставлял эти афоризмы как фразы собственного изобретения в свои интервью и особенно пресс-конференции, к которым всегда специально готовился. Я данную гипотезу не проверял, поэтому ничего такого утверждать не стану, но два-три раза в довольно приватной обстановке встречался с Лебедем и подолгу говорил
337
с ним. Во-первых, это был человек весьма далекий от своего привычного имиджа. Во-вторых, безусловно, не слишком уверенный в себе, а оттого внешне демонстративно самоуверенный. В-третьих, никакими афоризмами он не сыпал. Кроме того, сейчас, думаю, вполне очевидно, что Александр Лебедь
— абсолютный неудачник в политике (достаточно указать лишь на то, как стремительно его убрали с поста секретаря Совета Безопасности — за несколько недель — в 1996 году, и на провал его работы в Красноярском крае).
Так вот Лебедь, неоднократно менявший свои политические взгляды на прямо противоположные, и прежде всего — по Чечне, за счет заемных или собственного сочинения афоризмов, громкого хриплого голоса, генеральской стати и безапелляционности превратился в СМИ чуть ли не в образец политического мыслителя России, каковым, конечно, он не был. Соответственно, и все интервью, взятые у него, крутятся в кругу афоризмов, не приложимых к политическим реальностям, банальностей и утопий. Треску много, а содержательности никакой.
Четвертый тип профессионального интервьюируемого — это лица, занимающие официальные посты, прежде всего те, что предполагают право говорить от имени государственной власти в целом. По официальному протоколу это президент, премьер-министр и министр иностранных дел. Но и многие другие высшие чиновники, прежде всего — представляющие силовые и специальные ведомства, фактически несут это бремя — говорить (давать интервью), не будучи свободными в своих высказываниях и эмоциях. Но посты постами, а занимают их живые люди. Ко многим можно найти подход, если хорошо знать их и политическую реальность. Кроме того, конечно, если человек чувствует себя уверенно в своей должности, он может позволить себе больше, чем другие. Да и демократические традиции уже довольно сильно привились в среде наших высокопоставленных лиц, дабы не ставить крест на официальном интервью, отнеся его к типу обреченно скучных.
На повышенный уровень откровенности можно рассчитывать в беседе с тем политиком, которого ты хорошо знаешь и который знает тебя. Правило это имеет исключения. У меня, например, получилось, совершенно неожиданно для меня, крайне интерес-
338
ное интервью президента Египта Хосни Мубарака — причем по его инициативе. Разумеется, до нашей встречи я очень мало знал о нем, а он, скорее всего, совсем ничего обо мне (мне неизвестно, что доложили обо мне его помощники, когда готовилась наша встреча). Мубарака совершенно не смутило то, что я стал отходить от заранее согласованных вопросов — он говорил свободно, остро, о чем, правда, я сам просил его в начале нашей встречи, критиковал Россию за ее уход с Ближнего Востока и из арабского мира в целом, а в конце разговора даже разрешил не визировать текст интервью в его пресс-службе, но меня самого посмотреть, не слишком ли резок он был в своей критике Москвы.
Чаще, конечно, интервью глав государств и правительств зарубежных (исключая СНГ) стран идет исключительно по протоколу.
С «нашими» (из СНГ) президентами и премьер-министрами, с теми, кого знаешь ты и кто знает тебя, в этом смысле гораздо легче и интереснее. Впрочем, многие и в России умеют (умение это, однако, нельзя отнести к разряду большого искусства) говорить, отвечая на любой вопрос журналиста, только то, что считают нужным, уходя даже и от сути вопроса. Такие политики (себя они считают особо профессиональными), давая интервью, помимо демонстрации своей «открытости прессе», в сущности лишь проявляют приязнь к тому или иному журналисту или СМИ, которое он представляет, но ничего не дают аудитории.
Интереснее (чисто журналистски, ибо политически интересно любое интервью высших должностных лиц государства), интереснее, конечно, брать интервью у тех политиков, которые в принципе склонны к откровенности с тобой. Но и тут встречаются разные уровни открытости. Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев, например, с которым у меня давно сложились очень хорошие, я бы даже сказал, дружеские отношения, избрал меня лично и «Независимую газету» того периода в качестве трибуны для публичных обращений к российскому руководству и российской образованной публике. Это, естественно, почти всегда делало наши с ним беседы (а их было немало) острыми и интересными.
Евгений Примаков, в бытность свою премьер-министром (а это всего 8 месяцев), дал всего лишь одно интервью российским печатным СМИ, а именно мне для «Независимой газеты». Хотя
339
к самой газете, считая ее (в общем-то безосновательно) «рупором Березовского», он относился крайне критически. Но интервью не получилось очень интересным. Дело в том, что Евгений Примаков относится к тем политикам, которые, во-первых, исключительно осторожны в своих публичных выступлениях (за исключением форс-мажорных обстоятельств), а во-вторых, к тем, которые тебе лично, по-дружески, готовы рассказать многое, но всегда дают понять, что большая часть сказанного — не для печати. Это, кстати, тоже нужно ценить и никогда не злоупотреблять доверительностью отношений с большим политиком. Раз сказано «Это только для вас», так и должно быть. Тем более что то, что говорится «только тебе» (иногда, впрочем, это столь же «доверительно» говорится и другим), составляет ценнейший капитал эксклюзивных знаний политического журналиста.