новесной демократии — не гарантирован, но процесс явно продолжает идти в этом направлении. И никаких, абсолютно никаких признаков иного нет.
Путин сломается. Его заставят. Его вынудят обстоятельства. Может быть. Но пока не сломался. Пока не заставили. А если обстоятельства — то это уже не Путин, это нечто исторически неизбежное.
Может быть, Путин лицемер и злодей? Может быть.
Может, он использует механизмы управляемой демократии лишь для (1) окончательной легитимизации своей власти через выборы 26 марта и (2) для возведения Ельцина на декоративный, но все-таки официальный престол главы Высшего Совета России и Белоруссии, а затем перейдет к осуществлению своей (или чьей-то) главной цели — к установлению деспотии?
360
Может. Но зачем? Зачем, если управляемая демократия позволяет сделать всё, что необходимо России?
Зачем это Путину, если он знает, что диктатуру в России можно установить, но нельзя удержать более недели?
Подозревать Путина в худшем мы можем. Требовать гарантий от худшего — обязаны. Критиковать — призваны. Но трезво оценивать реальный ход реального исторического и политического процесса и его очевидное направление — тоже не мешало бы.
Хотя бы для того, чтобы не заходиться в истерике, а дело делать.
Независимая газета 13.01.2000
Как образец выдающейся чистой публицистики приведу отрывок из текста (далеко не самого ругательного) Александра Проханова.
Читая хорошую (профессиональную) публицистику, нельзя не заметить, что сама по себе логика ей не чужда, но эта логика — абсолютно внутренняя, эзотерическая. Для следования ей нужно встать на точку зрения автора в самом начале чтения — тогда ты безусловно согласишься, что высочайший эмоциональный заряд прохановских передовиц (если б они не печатались так часто, раз в неделю, накал этот не так приедался бы и ощущался живее и свежее) не только не отрицает, а даже предполагает определенную логичность изложения, каковая в статье и обнаруживается: одно абсолютно логично вытекает из другого. Парадокса здесь нет — публицистика, прохановская определенно — это искусство конструирования мифов на базе определенной идеологии. Почти любой классический миф внутренне непротиворечив. Более того — одним своим боком миф весьма непротиворечиво встраивается в реальность, точнее в ту ее часть, которая, максимально совпадая с базисной идеологией (метафизикой) этого мифа, насыщает миф (публицистический текст) не только эмоциями, рождаемыми жизнью, но и фактами из жизни. Фактами, фантастически трансформированными, но фактами.
По совершенно аналогичной схеме построено и большинство текстов «либерального Проханова», или Антипроханова, — Вале-
361
рии Новодворской. Ее публицистика тоже внутренне абсолютно непротиворечива и эзотерически весьма убедительна, правда, более рафинирована и менее экстатична, чем тексты Проханова.
Наше правительство — это команда единомышленников. Артель профессионалов. Союз смышленых и находчивых. Смешливых и добычливых. Это — наши Столыпины, плеве и витте. Наши битте-дритте. Наши грефы и трефы. Они — те, кто по первому зову, отбросив всё лишнее, несущественное, могут тут же собраться и сыграть в преферанс. Невзирая на обстоятельства, могут мгновенно мобилизоваться, сосредоточиться и, сойдясь, негромко попеть. Такого правительства нет ни у кого, даже в Португалии. Это — единство в многообразии. Малое в большом. Сытое в голодном. Сухое в мокром. Богатое в бедном. Умное в глупом. Алмаз в навозе. Иголка в сене. Истина в вине.
Здесь всё распределено, всё проверено. У каждого свой труд, свой участок, свое «хобби».
Министр Сергей Иванов отвечает за падающие вертолеты и взорванные «бэтээры». «Посольский» Иванов отвечает за передачу японцам Курил, а немцам — Калининграда, в девичестве — Кенигсберга. Кудрин, повинуясь внутреннему голосу, выплачивает внешние долги, не допуская их сокращения. Починок следит за шахтерами, которые на Горбатом мосту касками продолбили дыру в Америку. Матвиенко ответственна за голодовки учителей и самоубийства безденежных офицеров. Министр юстиции Чайка, махая серебристым крылом, облетает колонии строгого режима, готовя посадочные места для писателей. Швыдкой, с привычным для элиты матерком, занимается «реституцией», — не путать с занятием безработных русских девушек на ночных тротуарах. Лесин чистит ноготь, чтобы придавить им очередную газету. Греф отвечает за «экономическое чудо» в родовых угодьях Авена, Абрамовича, Фридмана. Патрушев отвечает за гексоген. Сельхозминистр Гордеев — за лебеду. Министр образования Филиппов — за неграмотность. Грызлов — за коррупцию МВД и взятки ГАИ. Клебанов отвечает за тонущие подводные лодки. Коптев — за уничтожение космических станций. Шойгу отвечает за паводки, трясения
362
земли, извержения вулканов и сифилис в деревеньке Борки. Христенко отвечает за малый бизнес. Касьянов — за большой дефолт.
Когда они собираются все вместе в Доме Правительства, в них появляется что-то античное. Ареопаг. Или Академия Аристотеля. Или, может быть, термы. На них туники, сандалии на босу ногу, лавровые венки. Никакого белья.
Первые минуты, когда их снимает телекамера, чтобы показать в новостях, они еще слегка смущены, неловки. Говорит их природная застенчивость. Их недавнее деревенское прошлое. Но стоит уйти операторам, как все они приступают к привычным занятиям. <...>
Ну а что же Путин, наш Президент? Он обременен. Объявляет в стране очередной траур. Нельзя его за это не любить. Чудесная бабочка-траурница, черно-лиловая, с вафельно-белой каймой на широких печальных крыльях, облетает огороды, капустные гряды, вянущую картофельную ботву. Это Президент — изящный, печальный, навевающий мысль о скорой осени.
Ночью в небе августа много звезд, падающих метеоров, туманных серебряных сгустков. Заслоняя их, бесшумно летит огромная бабочка-траурница, не ведая сна, накрывая крыльями Россию. Если зарисовать ее полет, переложить эту волнистую линию на музыку, то услышим «Траурный марш».
Завтра
№ 35/2002
Отовсюду к нам несутся стоны. Периодически они сливаются в единый вопль и достигают кремлевских чертогов, а эхо несется вплоть до западных равнин и предгорий, где в средоточии правозащитных твердынь заседает Совет Европы. Вопиет страждущий российский народ, вопиет и выражает свои чаянья. Как вы думаете, чего он требует, кроме хлеба и зрелищ (извечное социальное требование электората еще со времен Римской империи)? Может быть, либеральных реформ? Прекращения войны в Чечне? Вестернизации страны? Погребения ульяновских мощей? Ни за что не угадаете! Стенанья, периодически возобновляющиеся, касаются одного и того же явно несъедобного
363
сюжета: восстановления «института» смертной казни. Кажется, для неквалифицированного большинства, включая сюда многих (этак 2/3) депутатов Госдумы, расстрел является панацеей от всех мыслимых и немыслимых социальных, политических, экономических и моральных бед. И там, где цивилизованные люди посылают за доктором, за судьей, за психоаналитиком, за реформатором или правозащитником, российское большинство считает возможным управиться с помощью одного только специалиста — палача.
Вот случилась очередная (увы, это уже конвейер) трагедия в Каспийске. Казалось бы, что должны требовать люди? Отставки Патрушева (не была обеспечена безопасность) и высших чинов МВД. Гласного и объективного расследования (чтобы потом не тиражировались кассеты о зловещем участии собственных спецслужб). Прекращения войны в Чечне (чтобы исключить разговоры про «чеченские следы»). Нет! Требование стереотипно: восстановить смертную казнь. Хотя кого казнить, не очень понятно: виновные не найдены. Казнить заложников? Первых встречных?
Война в Чечне, задержка зарплат, безработица, олигархи, вывоз капиталов за рубеж, коррупция, уличная преступность, преступность организованная, убийцы-маньяки, дезертирство с расстрелом из табельного оружия сослуживцев — всё это вызывает очередной всплеск народной кровожадности и расстрельных депутатских законопроектов. Прямо по Марине Цветаевой: «От сердца — голова есть. И есть топор — от головы». Хотя говорить про голову в этом контексте можно только как про предмет для ношения шляпы.
Я не хочу сказать, что россияне кровожаднее других народов. Но беда вся в том, что мысли об излечивании всех недугов человечества при помощи палача посещают народы во времена их младенчества. И следуют этим запросам только общества, находящиеся в глубоком социально-политическом упадке. И мораль, естественно, там тоже упадническая. Римская империя давала бесплатный хлеб и бесплатные смертельные зрелища (гладиаторские бои, казни христиан, скармливание аутсайдеров хищникам) своей «бессмысленной толпе», бывшему гражданскому обществу республиканского Рима, в период своего заката, когда римский колосс лишился всякого политического и морального основания для того, чтобы вести за собой человечество. Мощь еще была, а света и разума уже не было. Агония длилась сто-
364
летия, но динозавры всегда вымирают. Гора мяса и мышц — и крошечный мозг...
Вымер и Рим. Урок и пример. Ушли в забвение якобинцы, казнившие на площади Согласия по 50 человек в день. Ушли вместе с «вязальщицами гильотины», кумушками, получавшими революционный кайф от казней. Так называемая Великая французская революция с ее массовым террором обеспечила хроническое отставание Франции от Великобритании буквально по всем параметрам. И прогресс Соединенных Штатов зиждется отнюдь не на применении смертной казни, а на тех штатах, где она уже отменена, и на нестихающих протестах общественности (либеральной) против ее применения в остальных.
Ситуация ведь предельно проста нравственно, и лучше всех ее выразила преступница Миледи в «Трех мушкетерах». Она просто сказала нашим Атосу, Портосу, Арамису и д